Читаем без скачивания Квотербек, пошел к черту! - Вин Кэтчер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кино и телепроизводство я отмела сразу, ну какой из меня режиссер или сценарист? Музыка? Оба моих родителей в музыкальной индустрии, а вот себя я в ней не видела. Если Нэш с пяти лет грезил о создании рок группы и уже к двенадцати годам сколотил свою банду, а Рокси Девон стараниями Нэша поступила в Калифорнийский, выбирая музыку. Собственно, Нэш помог ей пробиться в своей индустрии, исполнив несколько ее песен, ставших хитами, особенно «Моя ночная королева». Что же насчет человеческого развития и психологии? Что-то мне подсказывало, мое собственное человеческое развитие зашло в тупик, и вряд ли я смогу чего-то добиться на этом факультете. Философия — ну да, в какой-то мере я была философом со своей дешевой философией: смейся в лицо опасности, бей и не убегай, делай сейчас, пока есть возможность, живи так, чтоб завтра стало стыдно, иначе в старости будет нечего вспомнить, и как вишенка на торте, ставшей не просто девизом, а целой исповедуемой религией: скорость. Даже на моем Харлее был лозунг: «Если я мертва, значит мой убийца — скорость». Оставались связи с общественностью и танец. Связи с общественностью у меня явно не складывались, все заканчивалось разбитыми носами, так что выбор пал на факультет танцев.
Пока моим воспитанием занимался Нэш и его команда, то я была не только на всех их репетициях, но и принимала участия в каждом шаге закулисной жизни «ВетКвинс». Так что я занималась с педагогами по вокалу, были и хореографы-постановщики с танцами, утомительные тренировки и репетиции, поскольку помимо кричащих песен у «ВетКвинс» имелись весьма мелодичные композиции, сопровождающие бэк-вокалистками и танцорами, особенно, если это был огромный концерт папиной группы. Плюс постановки танцев для клипов. Так что основная база у меня имелась, как и отличная растяжка, благодаря маминому пилатесу.
К тому же мне нужен был лишь диплом, и танцы — единственный факультет, который не будет меня обременять и тяготить.
И когда по моему затылку начинают капать холодные капли, я вздрагиваю.
— Вот же дерьмо! — ругаюсь я.
Закончилась горячая вода. Твою ж мать!
Беру мочалку и намыливаю ее, принимаясь смывать с себя пыль дороги. Когда дело доходит до волос, я буквально готова визжать от холода. Зуб на зуб не попадает. И когда кожа начинает скрипеть то ли от чистоты, то ли ледяной корки, покрывшей всю мое тело, я наконец-то выключаю воду.
Обмотавшись полотенцем, я дрожу и переступаю с ноги на ногу, пытаясь хоть как-то согреться. Ченнинг мог бы сойти за отличный обогреватель, только сейчас я не готова вот так вот выйти и сказать: эй чувак, согрей меня, а после трахни и забудь обо мне на утро. Ведь Ченнинг, чью фамилию я уже забыла, именно из тех парней, кто трахнет тебя и забудет.
Кларк Адамс, Дэвид Самерс, Питт Джексон, ну и Дин Браун, продержавшийся дольше остальных, еще имевший смелость обещать золотые горы и клясться в вечной любви, после чего я поклялась ему в верной ненависти, снося второе зеркало бокового вида.
Меня, как мотылька, тянуло к красавчикам, а их манила моя порочность. Вот только они преследовали сделать меня еще одной своей победой — зарубкой на спинке кровати, а я велась на смазливую мордашку. И после кобеля Дина я поклялась, что мое сердце закрыто для любого парня, кто хоть чуточку красивее меня. И если уж кто-то и трахнет меня, то только потому, что я сама захотела его первая, ну и ради лозунга: в здоровом теле — здоровый дух. Я, конечно, уверена, что это не про секс, но в этом есть какая-то подоплека, вам не кажется?
А Ченнинг?
Это тот тип парней, кому девушки кидают свои влажные трусики, стоит ему пройти мимо. Вырывают свои сердца из груди, позволяя ему безжалостно сожрать его на завтрак. И главное — он знает о своей неотразимости, сексуальности, животном магнетизме и красоте и умело этим пользуется. Черт возьми, Ченнинг — это тот парень со взглядом, способным не только намочить женские трусики, но и снять их не прикасаясь. Таким был Нэш — мой отец. Я неоднократно видела, как девушки-однодневки заходили в его спальню и уходили на утро с улыбкой и блеском в глазах, а после сидели на ступенях концертных залов все в слезах и потекшей туши. Еще в девять лет я должна была понять: с таким типом мужчин мне не по пути, — но ведь на чужих ошибках учатся только умные люди. Я же предпочитаю свои собственные грабли, на которых танцую ирландские танцы. Так что если кто и трахнет кого, так только я Ченнинга, а утром умчу в закат, оседлав единственного верного мужчину — Харлея, в честь кого и было мое первое имя.
Вытершись махровым полотенцем, я накручиваю второе на волосы и беру мужскую футболку. Встряхнув ее, я прикладываю к себе. Вероятно, шорты мне и не пригодятся. Футболку вполне можно использовать как платье. Ченнинг действительно впечатлял своими размерами. Ни грамма жира, ни широкая кость, а лишь высокий рост, мускулатура. Даже с моими пятью футами и восьмью дюймами[30] (173 см), Ченнинг казался огромным. Едва без обуви я достигала ему макушкой до волевого подбородка. А еще у него были лысые подмышки, что большая редкость среди мужчин.
«Все, Харли, прекращай!» — пытаюсь я привести себя в чувства.
Встряхиваю футболку еще раз и надеваю ее, вдыхая едва улавливаемый приятный запах кондиционера для белья. Мягкая ткань струится по коже, будто меня ласкают руки Ченнинга, скользя вниз, изучая каждый дюйм тела. Край футболки доходит мне до середины бедра. Развожу руки по сторонам, осознавая, что футболкой могла бы обернуться минимум три раза. Я сжимаю бедра от нахлынувшего возбуждения, пробужденного моими мыслями о размерах мужчины. О моих похотливых мыслях свидетельствуют и мои вновь ожившие соски. Я опираюсь ладонями о стиральную машинку и подаюсь вперед, опуская голову, пытаясь привести свои чувства в порядок.
Полгода, чертовых полгода у меня не было секса, когда же Рокси Девон получала свою порцию оргазма и утренний кофе с тостами в постель чуть ли ни четыре раза в неделю. Иногда это были одни и те же горячие парни, иногда новые лица.
С Рокси у нас было правило, если ее мужчины или мои оставались в нашем доме, когда кто-то из нас уже вернулся домой, то никакого секса. И правило никогда не нарушалось. А
