Читаем без скачивания Третьего не дано? - Валерий Елманов

— Так ведь тебя вроде бы раньше Андреем звали? — поинтересовался я от нечего делать.

— Положено так, — улыбнулся бывший Апостол. — В тот день, егда меня в сан рукоположили, на буквицу «аз» как раз это имечко и было.

— И что? — не понял я.

— Так ведь в церкви принято называть на ту, с коей прежнее имя начиналось, — пояснил священник. — Я тако мыслю, что оное потому, дабы сам человек не забывал о своем мирском происхождении. Да мне и без того, можно сказать, по-божески досталось. Бывают имена и вовсе не выговорить: Асигкрит, али там Анемподист, Акепсима, или Агафопуст, тут и впрямь тяжко, а мое самое то.

— А если бы в тот день, когда тебя в сан ризоположили…

— Рукоположили, — все с той же добродушно-приветливой и чуть виноватой улыбкой поправил меня отец Антоний.

— Ну да, — согласился я. — Так если бы не было имен на эту буквицу?

— Тогда дело иное, можно любое из имеющихся избрать. К примеру, Димитрий. Оно тож в оный день имелось. Но не тот святой, кой… — И отец Антоний принялся пояснять, память какого конкретно святого отмечает в тот день церковь, но я, честно признаться, не слушал.

Свежая мысль пришла мне в голову, навеянная именем Дмитрия и святыми…

И, главное, я ведь знал, что спустя всего три или четыре года ставший царем Василий Шуйский, опасаясь появления где-нибудь на окраине Руси нового Лжедмитрия, распорядится объявить угличского царевича святым.

Знал, а подсказать Борису Федоровичу такой простейший вариант забыл.

Надо бы хоть теперь написать ему…

Или не стоит — кто знает, в чьи руки может попасть мое письмо? Пожалуй, и впрямь лучше доложить свои соображения лично по приезде.

На отца Антония я уже смотрел совсем иначе — пусть невольно, но он мне изрядно помог.

Да и вообще, дядя Костя абсолютно точно описал натуру человека, сидящего близ меня. Добрый, застенчивый, искренний, охотно готовый услужить любому, кто ни попросит, причем сам же искренне радующийся любой такой возможности.

За время пребывания на Руси я успел насмотреться на служителей церкви. Хватало среди них разных, особенно среди «черного» духовенства, то есть монахов. Но по левую руку от меня сидел тот, что «из настоящих» — иначе не скажешь.

— А вот твое имечко мне ранее слыхать как-то не доводилось, — донеслось до меня сквозь раздумья.

— Разве всех святых упомнишь, — пожал плечами я. — Но что до перевода, то оно мне как раз подходит — означает «счастливец».

На каком языке, я благоразумно промолчал. Ни к чему отцу Антонию знать, что, скорее всего, в православных святцах такое имя вообще отсутствует.

Сразу могут возникнуть ненужные вопросы насчет моей веры, а там недалеко и до предложения принять святое крещение, перейдя в православие, а я к этому не шибко стремился.

Пока, во всяком случае.

К тому же в перспективе крещение сулило массу неудобств.

Это вначале полдня на процедуру и вроде как отделался. Проблема в том, что она будет только первой, но далеко не последней.

Сейчас мне куда как хорошо. Пока народу наплевать, хожу я в свой костел, кирху или что там у протестантов имеется или не хожу. К тому же кальвинистов в моем окружении не имеется, так что вообще свобода и полная бесконтрольность.

Зато стоит мне перейти в православие, как тут же придется выстаивать обедни, ходить на исповедь, часами потеть во время различных великих праздников, на которые церковь весьма богата, а оно мне надо?

Правда, избежать подобного разговора все равно не удалось.

Оказывается, знал священник о моей «неправильной» вере. Предупредил его о том сам Борис Федорович, сделав это с благой целью, дабы отец Антоний не надоедал мне попреками в том, что я не ходок на богослужения, литургии, обедни и прочее.

Однако получилось как бы не хуже — дня не проходило, чтобы тот не сокрушался по этому поводу, все время вспоминая моего «отца» и как бы тот, будучи жив, негодовал по поводу моей веры.

Правда, насчет крещения — или правильнее перекрещивания? — не приставал. Лишь раз, заговорив об этом где-то в самом начале нашего путешествия, но получив уклончивый ответ, он по своему обыкновению охотно закивал головой и заметил, что и впрямь к оному великому таинству второпях лучше не подходить.

Да и насчет крестного отца с матерью тоже надлежит помыслить яко следует.

— Вот от святых книг не откажусь, — заметил я. — Очень хочется знать, как там у вас про все написано. А уж тогда, после их прочтения, обмыслив все как следует, и определюсь.

— А чего тут мыслить-то?! — бесцеремонно влез в наш разговор второй мой спутник, сидящий по правую руку от меня.

Этот выглядел куда хуже Апостола — неопрятный, любитель приложиться к жбанчику с хмельным медком, вдобавок грубиян каких мало. Навряд ли такому поведают о святых угодниках. Кто и зачем выбрал для поездки именно этого монаха — понятия не имею.

Правда, имечко у него было куда поудобнее и попроще — отец Кирилл. Но это, пожалуй, его единственное преимущество перед бывшим учеником царицы Ирины.

— Вона церквушку некую зрю. Заедем, святой водой окропим, и вся недолга. А опосля, знамо дело, обмоем новообращенного в иной водице, чтоб для памяти. — И отец Кирилл предвкушающе потер ладони.

Отец Антоний неодобрительно покосился на монаха, но промолчал, очевидно не желая портить отношений, а тот не унимался:

— С крестным отцом вовсе никаких хлопот — для оного и я гожуся али вот отец Антоний, а мамку тож недолго подобрати — эвон сколь их на бережку порты полощат. Выберем помясистее, и вся недолга. Люблю помясистее.

— Так мамка вроде как для меня. Ты тут при чем? — полюбопытствовал я.

— Эва! — возмутился монах. — Зато в отцах я у тебя буду, а что ж за крестный, коль свою крестную…

— Негоже ты сказываешь, отец Кирилл, — не выдержав, вмешался Апостол, так и не дав договорить монаху, что именно он собирается учинить с моей мясистой крестной мамой.

Впрочем, оно и без того было ясно, а подробности ни к чему. Вон Игнашка и без них принялся надсадно кашлять, сдерживая рвущийся смех. А голос отца Антония даже задрожал от праведного возмущения:

— О святых вещах говорю ведешь, а такими словесами, будто на торжище капусту покупаешь али вовсе на гульбище яко мирянин вышел!

— Тут не словеса важны, а то, что в душе у человека, — назидательно заметил отец Кирилл, и на его лице отразилось сожаление — не вышло устроить славную попойку и согрешить с мясистой, — но все-таки прислушался к замечанию и умолк.

К сожалению, дотошность отец Антоний проявлял не только в богословских вопросах, но и во всем остальном, включая сбор сведений о подвижниках и просто благочестивых людях, то есть потенциальных святых.

Именно из-за этого мы раз за разом теряли кучу времени даже в селениях, не говоря уж о городах.

Да и в Угличе все оказалось не слава богу.

Словом, командировка, в которой поначалу предполагалось просто подтвердить выводы следственной комиссии тринадцатилетней давности, день ото дня становилась сложнее и сложнее.

А ведь поначалу ничто не предвещало неожиданностей и шло обычным, хотя и неспешным чередом…

Глава 4

Следователь по особо важным делам

Из бывших жильцов царевича, то есть сверстников по детским играм, удалось отыскать только троих — все-таки прошло тринадцать лет. Ничего нового они мне не рассказали, хотя при виде денег — десять рублей серебром это о-го-го — старались не на шутку, от напряжения обливаясь потом и мучительно выдавливая из своей памяти все мельчайшие подробности.

К тому же, памятуя о том, что тут творилось тринадцать лет назад, держались они скованно, настороженно и смотрели на меня с явной опаской, не ведая, чего именно ждать.

А ведь выйдя из дворца — я со своими спутниками разместился весьма вольготно в бывшей семейной резиденции бояр Нагих, — они непременно расскажут всем остальным, о чем я спрашивал, да и вообще предостерегут прочих, чтоб держали рот на замке.

Пришлось попыхтеть, чтоб такого не случилось. В смысле чтоб прочим рассказывали, но не пугали, а, напротив — отвечали, что ничего страшного, а царевы слуги ныне и впрямь настроены исключительно на добро.

Серебро само собой, но и помимо него я приложил немало трудов. Умело выбранный в разговоре тон, легкая фамильярность, простота в общении и несколько комплиментов наконец-то развязали им языки.

К тому же я беседовал с ними не один на один, а со всеми вместе, а это тоже немного расслабляет. Ну и, разумеется, сказался выпитый мед. Он тоже внес свою лепту, помогая бывшим жильцам почувствовать себя вольготнее.

Вдобавок изрядно помог в этом расслаблении и Игнашка.

Согласно нашему с ним предварительному уговору он вначале прохаживался по светлице, изображая услужливость, время от времени меняя посуду и принося новые блюда, а затем, когда я на некоторое время отлучался, Игнашка, воровато оглянувшись на дверь, за которой исчез его «хозяин», и заговорщически подмигнув гостям, подсаживался к столу.