Читаем без скачивания Чудовище должно умереть. Личная рана - Николас Блейк

И она сразу защебетала еще оживленнее, чем прежде: облегчение развязывает человеку язык. Я испытывал к девушке нечто вроде благодарной признательности за тот момент ее саморазоблачения и из кожи лез, развлекая ее. Даже в самых смелых мечтах я не воображал себя хихикающим и обменивающимся застенчивыми взглядами с киноактрисой. Мы оба изрядно подвыпили. Вскоре она спросила, как мое имя.

— Феликс, — сказал я.

— Феликс? — Она высунула кончик языка — видимо, считая это очаровательным озорством. — Тогда я буду звать вас Пусси.

— Лучше не надо, а не то я откажусь продолжать наше с вами знакомство.

— Значит, вы хотите, чтобы мы снова увиделись?

— Поверьте, я не намерен надолго выпускать вас из виду, — сказал я.

Что-то у меня с языка слишком часто срываются фразы, полные скрытой трагической иронии; не стоит превращать это в привычку, ибо она может подвести меня. Мы еще довольно долго обменивались шутками в этом роде, которые мне лень пересказывать здесь. В следующий четверг мы договорились вместе пообедать.

Лена не так ограниченна, как кажется на первый взгляд — или, скорее, какими считаешь людей ее внешности. Сегодня она меня прямо-таки потрясла. Это было после театра. Она пригласила меня зайти и выпить на прощанье — я привез ее домой, она стояла у камина, очень задумчивая, потом вдруг резко повернулась ко мне и решительно спросила:

— Так в чем же здесь дело?

— Не понимаю… какое дело?

— Да. Вы всюду разъезжаете со мной, тратите на меня деньги. Что у вас на уме?

Я начал что-то бормотать о книге, которую хочу написать… что мне надо получить представление о ее среде… чтобы написать книгу, по которой можно будет поставить кинокартину…

— Ну и когда вы собираетесь этим заняться?

— Заняться?

— Да, именно. До сих пор вы ничего не говорили про эту книгу. Так когда я войду в дело? Мне что, предназначено стать другом писателя? Я не поверю в эту вашу книгу, пока ее не увижу!

На какое-то время я совершенно растерялся. Я решил, что каким-то образом она догадалась, что мне от нее нужно. В панике глядя на нее, я уловил в ее глазах нечто похожее на тревогу, недоверие и даже страх. Но через мгновение уже не был в этом уверен. И тем не менее только полная оторопь заставила меня сказать:

— Что ж, тогда… дело не только в книге. Собственно, совсем не в ней. Когда я увидел вас в том фильме, я… вы мне стали так желанны… Вы самая красивая и очаровательная девушка. Я никогда не видел…

Она так меня напугала, что я говорил в точности как робкий, смущенный влюбленный. Она подняла голову: ноздри ее трепетали, выражение лица совершенно изменилось.

— Понятно, — сказала она. — Понятно… Ну и что?

Она шагнула ближе — и я поцеловал ее. Должен ли я был чувствовать себя Иудой? Во всяком случае, я этого не испытывал. А впрочем, почему я должен чувствовать себя предателем? Это ведь деловое соглашение — давай и бери: каждый из нас что-то выигрывал от него. Мне нужен Джордж, а Лене — мои деньги. Теперь я, конечно, понимаю, что сцена, которую она закатила мне насчет книги, была обычной уловкой, чтобы подтолкнуть застенчивого обожателя заявить о своих чувствах. Вероятно, все это время она чувствовала, что книга была только предлогом с моей стороны, и хотела подвести меня к главному. Единственное, в чем она ошибалась, — это для какой цели я использовал трюк с книгой. В самом деле, все обернулось к лучшему. Заниматься с ней любовью означало возбуждать мою жажду мести.

Через некоторое время она сказала:

— Думаю, тебе придется сбрить твою бороду, Пусси. Я к ним не привыкла.

— Привыкнешь. Я не могу ее сбрить, она мне нужна для маскировки. На самом деле я убийца, понимаешь, который прячется от полиции.

Лена чарующе рассмеялась:

— Ну ты и выдумщик! Пусси, дорогой, да ты и мухи не обидишь!

— Вот еще раз назовешь меня так, тогда посмотрим, могу ли я обидеть муху.

— Пусси! — Потом она сказала: — Чудно, но я, кажется, тоже влюбляюсь в тебя. Но ты же не Вайсмюллер, нет, милый? Ты иногда так странно глядишь на меня, как будто меня нет… или словно сквозь меня, как будто я прозрачная.

Но что она сама за прозрачная притворщица! Но приятная. В паре мы с ней обыграем любого игрока в ставках на лицемерие.

Вчера вечером Лена обедала у меня дома. Случилась очень неприятная вещь. К счастью, все закончилось вполне благополучно: и если бы мы не поссорились, возможно, она не рассказала бы мне о Джордже. Но для меня этот случай должен послужить предостережением: в этой игре я не имею права допускать промахов.

Я стоял к ней спиной — искал в буфете бутылку виски. Она расхаживала по комнате, как обычно ни на минуту не умолкая.

— …поэтому Вейнберг начал на меня кричать: что ты из себя строишь? Ты актриса или кто? Я плачу тебе не за то, чтобы ты околачивалась здесь, похожая на загробную тень, понятно? Что с тобой? Влюбилась, что ли, глупая курица? А я говорю, не в тебя, жалкий старик, не в тебя, так что нечего тебе краснеть. Слушай, Пусси, какая у тебя миленькая комнатка, правда? Ой, посмотри! Если это не игрушечный мишка…

Я вскочил, но было поздно: она вышла из моей спальни с мишкой Марти, которого я держал на каминной доске, я забыл его спрятать. Почему-то я совершенно вышел из себя.

— Отдай его! — сказал я, пытаясь схватить игрушку.

— Ишь какой! Нечего вырывать! Значит, маленький Феликс еще играет в куклы. Что ж, поживешь, не то еще увидишь! — Она скорчила рожицу медведю. — Так вот каков мой соперник!

— Не будь идиоткой. Положи его на место!

— Ой-ой-ой, мне страшно! Стыдишься, что играешь в игрушки?

— Он принадлежит моему племяннику, который умер. Я его очень любил. А теперь не дашь ли…

— Ах вот в чем дело! — Ее лицо исказилось от гнева, что ей поразительно шло. Мне показалось, что она бросится на меня с кулаками. — Так вот ты как?! Оказывается, я недостаточно порядочна, чтобы касаться игрушки твоего племянника! Думаешь, я оскверню ее? Ты меня стыдишься, да? Ну так забирай своего проклятого мишку!

И она со всей силы швырнула медвежонка на пол к моим ногам. Во мне вспыхнула ярость, и я дал ей оглушительную пощечину. Она бросилась на меня, и мы схватились в драке: она разошлась вовсю, сражаясь, как дикая кошка, попавшая в западню, разорванное платье сползло у нее с плеч. Я же был еще слишком разъярен, чтобы осознать все безобразие этой сцены. Через некоторое время она вдруг ослабла и простонала:

— О, ты меня убиваешь!

И мы начали целовать друг друга. Она раскраснелась, но все равно отпечаток моей ладони был заметен на ее щеке.

Позже она сказала:

— Но ты все-таки стыдишься меня, правда? Ты считаешь меня обыкновенной злючкой.

— Во всяком случае, скандалы тебе удаются как нельзя лучше.

— Нет, я с тобой серьезно говорю. Ты не собираешься познакомить меня со своей семьей, верно? Твои родители не одобрят меня, я знаю.

— У меня никого нет. И если на то пошло, ты тоже не представляешь меня своим родственникам. Ну и что же? Нам и так хорошо.

— Ишь ты, какой предусмотрительный! Полагаю, ты думаешь, что я пытаюсь заставить тебя жениться на мне. — И вдруг ее глаза сверкнули. — Но я думаю не об этом. Мне просто хочется посмотреть на лицо Джорджа, когда…

— Джорджа? Это еще кто?

— Ладно, ладно, ревнивец, не из-за чего бросаться на меня. Джордж просто… ну, он женат на моей сестре.

— И что? (Видите, я уже постигаю этот стиль.)

— Ничего.

— Ну, продолжай. Что для тебя значит Джордж?

— Ага, ревнуешь! Ревнивец Пусси! Что ж, если хочешь знать, Джордж пытался заигрывать со мной. Я…

— Что — пытался?

— То, что я сказала. А я сказала ему, что не собираюсь разбивать семью, хотя должна сказать, Вайолет сама на это напрашивается.

— Ты виделась с ним в последнее время? Он тебе надоедает?

— Нет, — сказала она странным, напряженным голосом. — Я не видела его… достаточно долго. — Я почувствовал, как ее тело напряглось. Затем она расслабилась и неестественно громко засмеялась. — Какого черта! Это только докажет Джорджу, что он не дья… Слушай, а не поехать ли нам туда на этот уик-энд?

— Куда?

— В Сивернбридж, где они живут. Это в Глостершире.

— Но, девочка моя, я не могу…

— А что тут такого? Не съедят же они тебя! Он порядочный женатый человек или кажется таким.

— Но зачем?

Она серьезно изучала меня.

— Феликс, ты меня любишь? Ладно, не смотри на меня так испуганно, я не хочу тебя взвинчивать. Любишь ли ты меня настолько, чтобы выполнить мою просьбу, не задавая вопросов?

— Да, конечно.

— Что ж, тогда скажу тебе, что у меня есть причины вернуться туда, и мне нужен провожатый. Я хочу, чтобы им был ты.

Она говорила как-то серьезно и неуверенно. Интересно, насколько она была готова рассказать мне обо всем: о Джордже и о несчастном случае, мысль о котором, должно быть, ее преследует. Но я и себе не доверял настолько, чтобы убедить ее полностью довериться мне, к тому же в тот момент это было бы слишком вульгарно даже по моим теперешним понятиям. Не то чтобы мне так уж это было нужно. Мне казалось, что я чувствую за ее словами решимость выяснить вопрос до конца, не с Джорджем, а с тем ужасом, который она испытывает все эти месяцы. Что я говорил в начале дневника о потребности убийцы вернуться на место преступления? Она не убивала Марти. Но она знает, кто это сделал: она была там. Она стремилась прогнать это видение, трагическую притягательность того момента и просила меня помочь ей. Меня! О небеса, что за дикая ирония со стороны Пессимиста!