Читаем без скачивания «О, возлюбленная моя!». Письма жене - Вольф Мессинг

Знай же, любимая, что я полюбил тебя, когда увидел в зале на моем выступлении. Ты говоришь: «Какая-то сила задержала меня в зале». Тебе хотелось познакомиться со мной поближе, но я приложил руку к тому, чтобы усилить твое желание и приблизить час нашего знакомства. Да, я внушил тебе мысль о том, что более удобного времени, чем сразу же после выступления, не будет. И мы познакомились!

Ты вправе обидеться на меня за то, что я скрыл от тебя это и молчал почти семь лет. Но не обижайся, умоляю тебя. Разве смогу я жить, зная, что ты на меня обижена? Помнишь, да, ты, конечно же, помнишь историю моей размолвки с моим братом Берлом? Не ту, когда я пытался наставить его на путь истинный, а ту, когда он обиделся на меня за то, что я повлиял на него внушением. С тех пор я дал себе зарок не пользоваться моим даром в общении с близкими. Это пугает людей, и это им не нравится, я понимаю. Поэтому-то я и не признался тебе сразу. Но Бог свидетель, что я более никогда не позволял себе в отношении тебя ничего подобного. В тот раз я просто обезумел (другого слова и не подберу) от нахлынувших на меня чувств и просто позволил себе укрепить тебя в твоем намерении познакомиться со мной. Слегка подтолкнул к этому. Разумеется, если бы у тебя самой не было бы такого желания, то ничего бы и не случилось. Внушить любовь, возможно, это выше моих сил. Невозможно и изменить отношение человека к другому человеку с хорошего на плохое или наоборот. Можно только немного усилить то, что есть.

Прости меня, драгоценная моя, ибо я виноват перед тобой! Не столько тем, что позволил себе тогда прибегнуть к внушению, сколько тем, что малодушно молчал об этом много лет. Прости, прости, прости меня! Хорошо, хоть сегодня собрался с духом. Видимо, причиной тому предстоящая командировка. Я знаю, что все будет хорошо, но в таких делах даже Вольф Мессинг не может быть уверен наверняка, потому что все мы – зернышки между жерновами.

Теперь я чист перед тобой, любимая моя, и клянусь, что больше нет у меня от тебя тайн, даже самых маленьких. За свою провинность я готов понести любое наказание, которое ты мне назначишь. Но втайне надеюсь, что ты не станешь обижаться на меня (ты же все понимаешь!) и наказывать, а ограничишься штрафом. Пусть моим штрафом станут те серьги, которые тебе предложила Фая. Я же видел, как они тебе понравились, и ты немного покривила душой, когда отказалась от покупки под тем предлогом, что у тебя к ним нет ничего подходящего. Любимая, чтобы подобрать подходящее, надо сначала купить серьги. И пусть цена тебя не волнует, такая штучная старинная работа не может стоить дешево. Прошу тебя – позвони Фае и скажи, пусть она придержит эти самые серьги до моего возвращения. Вижу, как улыбаешься ты, читая эти строки, – твой хитрый муж снова вывернулся. Какой смысл мне выворачиваться? Какой смысл мне притворяться перед тобой? Я же знаю, любимая моя, что ты все поймешь и не станешь на меня сердиться. Но пусть у тебя останется хорошая память об этом – мой подарок. Купим тебе эти княжеские серьги, а я попрошу Абрама Ароновича найти к ним все остальное. Ты же знаешь, что если его хорошо попросить, он найдет и царскую корону, не то чтобы перстень, брошку или ожерелье. И непременно надо будет сшить тебе новое платье под эту покупку. Голубое. Только давай сошьем его не у Марины, а у другой портнихи. Марина всякий раз так долго тянет с заказом и столько раз перешивает, что обновка уже не приносит никакой радости. Божьей милостью в Москве хватает хороших портних, есть среди кого выбирать. Решено – серьги, платье и все остальное! Моя царица должна быть лучше всех, на другое я и не согласен!

До встречи, любимая моя! До скорой встречи! Всякий раз расстаюсь с тобой как будто навсегда и всякий раз при встрече радуюсь так же сильно, как и в день нашего знакомства. Целую тебя тысячу раз и тысячу раз прошу прощения за свой невинный обман и за то, что не признался в нем сразу!

Люблю тебя, драгоценная моя, и где бы я ни был – первая мысль моя о тебе.

Отдохни, пока меня не будет, ведь ты так устала, принимая гостей два дня подряд.

Твой В.

Дорогая моя Аида!

Я чувствую себя настоящим богачом! Сейчас объясню почему. У нас в Гуре про тех, кто выписывал мебель из Варшавы, говорили: «Вот настоящие богачи!» Люди победнее обходились тем, что делали местные столяры. Некоторые делали очень красивую мебель, резную и с инкрустацией, но с варшавской ее было не сравнить. И пускай Киев не Варшава, но сам факт покупки мебели в другом городе должен льстить моему самолюбию.

Это была шутка, драгоценная моя женушка. На самом деле я не вижу ничего хорошего в том, что нам приходится покупать мебель для нашей новой квартиры не в Москве, а в Киеве. Я все понимаю – возможности, связи и т. п., – но все равно мне это кажется абсурдным. Мало того что за мебелью надо ехать в Киев, так еще сначала надо ждать, пока можно будет ее получить, а потом ждать, пока получится отправить ее в Москву. Что за чепуха? Неужели нельзя организовать нормальное снабжение? Представляю, как ты уже устала заниматься этой проклятым гарнитуром. Надеюсь, что он оправдает все твои труды. Сейчас ты скажешь, что я – старый ворчун, но согласись, что вся эта история выглядит абсурдно. Это с одной стороны. С другой стороны, мне неловко перед тобой. Проводив тебя, я сразу же начал говорить себе: «Во всем виноваты мои принципы. Ну что мне стоило попросить гарнитур в новую квартиру? Дали квартиру, дали бы и мебель. Недаром же говорят – дал Бог хлеба, даст и масла. Но у меня принципы, и потому моя дорогая жена поднимает на ноги весь белый свет и едет в Киев за таким гарнитуром, который она хочет иметь. Ладно бы еще приехать, купить и сразу же отправить в Москву… Но надо ждать, пока база отгрузит мебель в магазин, надо ждать очереди на железной дороге». Честно говоря, уже не хочется этой мебели, драгоценная моя, мебели, ради которой тебе надо столько мучиться! Разговаривала ты со мной бодрым веселым голосом, но я все равно понял, как ты устала. Я и сам не люблю ждать, особенно когда непонятно, сколько именно надо ждать. «Приходите завтра, приходите завтра…» Знаешь, любимая моя, мы с тобой сделали одну ошибку. В Киев надо было ехать не тебе одной, а нам обоим, причем не просто ехать, а ехать с выступлениями. Тогда бы мы дали выступление на этой самой базе, которая все никак не соберется отгрузить в магазин наш гарнитур, и все бы было в порядке!

Я настолько не разбираюсь в делах, что никак не мог понять, зачем надо ждать, пока база отгрузит мебель в магазин, если ты все равно забираешь гарнитур с базы? Спасибо Ирочке, она мне объяснила. И заодно привела в пример Шурика[52], который покупал машину в Свердловске с помощью знакомого директора завода. Мол, не одна Аида так мучается, всем приходится. Но это соображение меня мало утешает, я бы предпочел, чтобы никто не мучился.

В твое отсутствие, дорогая моя, просто не могу сидеть сложа руки. Чувствую себя обязанным тоже что-то делать для обустройства нашего гнездышка. Договорился с мастером, который сделает нам антресоли и подправит двери, чтобы они легко открывались и закрывались. Мастер хороший, умелый. Антресоли он еще не сделал, но зато избавил нас от скрипучего пола в коридоре. Другие говорили, что скрипит не верхняя доска, а те, что под ней, и, значит, нужно переделывать пол во всем коридоре, а этот вбил два клинышка, и пол сразу перестал скрипеть. Даже если подпрыгнуть, все равно не скрипит. Разве не радость? Если он сделает то, за что взялся, так же хорошо, то попрошу его переделать оконную раму на кухне. Ирочка говорит, что окно трогать не стоит, зимой, мол, так и так надо затыкать и заклеивать, но я считаю, что окна должны быть в порядке и дуть из них не должно. Так что видишь – я тоже стараюсь сделать что-то по хозяйству. Жалею, что не унаследовал практической сметки моего отца, да будет благословенна его память. Вот уж был практический человек! Его практичностью восхищались в Гуре-Кальварии все – и евреи, и поляки, и даже единственный немец, аптекарь Пассендорфер. Да, моей матери достался практичный муж, а тебе, дорогая моя, непрактичный. Но я стараюсь исправить этот свой недостаток. Вот подумаю и к твоему возвращению сделаю еще что-нибудь.

Не обижайся на то, что я ворчу, драгоценная моя! Я ворчу не в упрек тебе, а, если так можно сказать, – в похвалу. Мне тоскливо без моей любимой женушки, я скучаю, мне жаль тебя, которая вынуждена добывать этот гарнитур далеко от дома, да еще с такими мучениями, я жалею, что не поехал с тобой, хотя понимаю, что был бы тебе обузой и, кроме того, ты бы тогда беспокоилась насчет Ирочки. Закрываю глаза и пытаюсь представить себе этот гарнитур, стоящий в нашей квартире, но не могу этого сделать. И когда ты вернешься, тоже не могу увидеть. Чувствую только, что задержишься ты в Киеве дольше обычного.

Любимая моя, спасибо тебе за все, что ты делаешь для нашего счастья и благополучия! Нет слов, какими бы я мог выразить свою радость по поводу того, что у меня есть ты. Когда ты станешь нервничать из-за этих бесконечных «приходите завтра», вспомни, что у тебя есть любящий муж, который с нетерпением ждет твоего возвращения.