Читаем без скачивания Четыре унции кофе - Иван Райли

Дом на Уэст стрит мы договорились посмотреть в пятницу, в четыре. Накануне вечером мне позвонил риэлтор, некто Миранда Гомес, сказав, что у нее есть замечательный вариант, просто созданный для нас. Просторный и недорогой. Она попросила меня записать адрес. После уроков я некоторое время провел в своем кабинете, подготавливая программы на понедельник. Уже по дороге набрал Хлою. Она сказала, что выезжает. Я сравнительно неплохо ориентировался в этой части города, поэтому не стал прибегать к услугам джипиэс. Было еще светло. Добрался я быстро. Дом оказался симпатичным двухэтажным коттеджем. С улицы был виден фрагмент застекленной веранды, обычно их используют для зимнего сада. Имелся гараж на два автомобиля. Я припарковался прямо перед ним, рядом с белым доджем, очевидно, принадлежавшим риэлтору. Телефон отозвался веселой трелью. Я немного повозился, пытаясь выловить его в широком кармане пальто. Это было смс от Хлои: «Буду чуть позже. Целую». Я выбрался наружу, но перед тем, как войти, несколько минут осматривался по сторонам. Улица была тупиковой, из тех, что оканчиваюся круглым разворотом, до которого отсюда было еще футов триста. Это радовало. Меньше машин, тише, воздух свежее. Второй плюс заключался в том, что дом стоял посредине участка, равно удаленный от соседей справа и слева. Моим родителям в этом смысле повезло меньше. Они,как и я с братом, в избытке познали, что такое соседская газонокосилка в семь утра. Здесь звук, долетающий внутрь, будет гораздо тише. Еще мне понравилась старая ель с могучей кроной у подножия альпинария. Я представил, как сметаю иглы с бетонной дорожки, вдыхая хвойный аромат. Голубые вершины таких же виднелись за кофейной крышей, на заднем дворе. Парадная дверь была полуоткрыта, в гостиной горел свет. Я постучал перчаткой в дверь. Мис Гомес, позвал я. Но никто не ответил. Пришлось стучать громче. Наконец, я утопил клавишу на стене, разбудив бигбэновские куранты в глубине холла. Послышались неясные звуки. Мои часы показывали четыре ноль семь. Я открыл дверь и сделал несколько шагов. Внутри было тепло. Закатное солнце проникало в дом со стороны сада сквозь большие панорамные окна. Его-то я и принял за освещение. Мобильный в моем кармане завибрировал, напевая Three Coins in theFountain—позывной Хлои. Я хотел ответить, но прежде, чем мне удалось поднести его к уху, яркая вспышка обожгла меня откуда-то сбоку сзади. Резко, очень больно. И тотчас обрушила вместе с домом в какую-то ватную синильную черноту. Я просто растворился. Если бы нужно было передать глубину этого состояния, я бы, пожалуй, процитировал классику: и в глазах его воцарилась мгла, чернее, чем в заду у вороного мустанга безлунной ночью в прериях. Меня больше не существовало. Я не знаю, как долго это длилось. Внезапно на черном фоне я увидел строгое лицо отца. Квод лицет йови нон лицет бови, – произнес он чеканно, но как-то натужно, сбиваясь на фальцет. Затем я оказался в школьном кабинете химии. У доски лицом ко мне стоял наш старый мясник, мистер Харрис в жутко окровавленном фартуке. Перед ним на широкой столешнице был распят соседский кот, которого Харррис собирался разделывать. Кот упорно молчал. Широкий тесак в волосатой руке был хирургически чист, поблескивая смертельной сталью. Понимаешь, сказал мне мясник, все прекрасно, пока ты принимаешь жизнь такой, как есть. В подтверждение этих слов кот слегка приподнял голову, покосился на меня и кивнул. Но, – убрав большой палец левой руки к ладони и согнув указательный, он получил некий измерительный инструмент, который совместил с котом и двигал, как бы прикидывая, как он будет делить тушку,– но все тотчас усложняется, как только ты пытаешься ее изменить.Тесак мгновенно взлетел вверх. Но я уже со всех ног бежал к базе, сжимая под мышкой мяч. На мне был шлем. Сквозь забрало я видел ликующие трибуны. Я мчался во весь опор, поражаясь собственной легкости. Кто-то сзади пытался ухватить меня за футболку. Я увернулся, прибавил еще чуть-чуть. Огромный мужик, похожий на Халка, едва не сгреб меня в охапку. Чудом я уклонился. До базы осталось всего ничего. Я оторвался от земли в гигантском затяжном прыжке и уже на лету вытащил левой рукой…голову Хлои. Задыхаясь от ужаса, я очнулся.

Первым, что я увидел, был белый потолок. Голова безумно болела. На лбу нащупал марлевую повязку, которая шла до затылка. В серебристом штативе у изголовья висел пакет с какой-то жидкостью. Прозрачная трубка от него спускалась к моему предплечью, зафиксированная пластырем. Я покосился вниз, потащил одеяло. На мне была больничная распашонка, мечта гомосека, и больше ничего. В палату вошла молодая медсестра справиться о моем здоровье. Я пожаловался на головную боль. Она вернулась с парой таблеток в пластиковой ячейке и дала мне запить их водой. К вам посетитель, предупредила она напоследок. Я приготовился увидеть Хлою, но, когда открыл глаза, рядом сидел помощник шерифа. Рослый деревенский парень жевал резинку. Он спросил, как я себя чувствую и помню ли, что произошло. Слава Богу, память у меня не отшибло. Я подробно рассказал ему все до того момента, как исчез в доме. Слушая меня, он делал пометки в какой-то форме, приколотой к черному планшету, щедро пересыпая стандартные вопросы стандартным «сэр». Затем он показал мне два фото и спросил, знаю ли я этих людей. Оба были скопированы из полицейского досье. Обычных людей не фотографируют в фас и профиль с обязательным номером. Ни одного из этих мексиканцев я раньше не видел. Кто это?– спросил я. Полицейский спрятал фото обратно в конверт. Они утверждают, что нашли вас в доме без сознания. Когда патрульный приехал на вызов, они как раз несли вас к автомобилю. Сказали, что собрались везти в госпиталь. Он протянул мне очередной лист бумаги. Здесь перечень вещей, которые были при вас. Посмотрите, все ли на месте. Деньги, часы, может быть, драгоценности, ну там кольцо или запонки. Я внимательно прочитал. Нет, все на месте. А что вам сказал риэлтор? Сержант задвинул резинку поглубже за щеку: мы проверим сэр, не волнуйтесь. Вообще, дом был снят на сестру одного из этих парней, ну, что я вам показывал. И продавать она вроде как не собиралась. Да, подытожил он, путаница какая-то. Напоследок он пожелал мне скорейшего выздоровления. Следом за ним пришел врач. Улыбчивый пожилой джентльмен с бородкой, в прекрасном настроении. От него я узнал, что скорую вызвала полиция. Меня приняли без сознания с сотрясением мозга и рассечением кожи в районе затылка (ерунда, царапина, могли зацепить мебель при падении). Еще пару тестов. Посмотрим динамику. Словом, денек-второй, и отпустим вас на поправку. Нечего тут, юноша, прохлаждаться. Таблетки, видимо подействовали. Боль притупилась, и я заснул. Некоторое время спустя меня разбудил легкий стук в дверь. На пороге появилась Хлоя. Заплаканное лицо, скомканная салфетка в руке. Мы поцеловались. Вернее, она прикоснулась губами к моей щеке с пробивающейся щетиной. Ты должен уехать – первое, что сказала она, присев у кровати. Я покачал головой: только с тобой. Она взяла мою руку, поднесла к губам: прошу тебя. Я прикоснулся к ее коже: мы можем уехать вместе, куда угодно. Ты, я и Чак. Она мгновенно стала серьезной: меня он не тронет. Тем более Чака. Он даже приблизиться не смеет, у него судебный запрет. Может быть, согласился я, но на его псов этот запрет не распространяется. Ты не понимаешь, она изобразила ужас. Это страшный человек.От него сбежать невозможно. Давай попробуем, не сдавался я. Она встала и отвернулась к окну: я уже пробовала. Четыре города за десять лет. Я расклеил ссохшиеся губы в улыбке: значит, я мог стать пятым твоим ухажером, закатанным в асфальт. Дурак, бросила она, не поворачиваясь. Это я вызвала копов. Должна была ехать к тебе, и вдруг кто-то позвонил из школы, просили срочно явиться. Я поехала, а потом додумалась перезвонить Чаку. Он сказал, все ок, мам, все нормально, ни сном ни духом. Ну, я и поняла. Давай потеряемся, прошептал я. У меня есть деньги. Нам хватит. Она не ответила. Долго стояла, разглядывая что-то за окном. Ты не понимаешь, произнесла она наконец. Он отец Чака. Е-нутый на всю голову, но отец. Для него он готов сделать все, что угодно. И потом… – она запнулась. В палате повисло минутное молчание. Ну да, сказал я, он тебя любит. Я ухмыльнулся. Понравилось жить в золотой клетке? Она обернулась. Посмотрела мне в глаза. Затяжным, пронзительным взглядом. А потом, не проронив ни звука, вышла из палаты.

Под вечер мне сделали перевязку и поменяли капельницу. Обычно при сотрясениях нарушается сон, сказала сестра, поэтому мне дали снотворного. Я лежал, отстраненно наблюдая за тем, как краски дня постепенно бледнели, уступая всепоглощающей серости, все более и более зыбкой. На противоположной стене под потолком висел телевизор. Я не включал его. Последний раз я попал в госпиталь в тринадцать, когда мне удалили аппендицит. Это была другая больница, в другом штате. Почти двадцать лет назад. Но, похоже, не все меняется в этом мире.