Читаем без скачивания Печать Соломона - Рик Янси

Я, то есть серо-белое морское чудище, заглатывал беззубой пастью и выбрасывал через жабры сотни галлонов воды. Потом я почувствовал, как что-то покалывает мою рыбью кожу. Сотни серебристых рыбок с присосками вместо рта липли ко мне, пока я плыл под водой. Они стаями появлялись из глубины и цеплялись к рыбе-Кроппу. Их были тысячи, и в итоге они покрыли меня сплошь. Я чувствовал, как они высасывают из меня жизненные соки. По мере того как силы покидали меня, я погружался все глубже и глубже, а вода стала черной и очень холодной.

Меня бросило в дрожь. Не знаю, умеют ли рыбы дрожать, но в этом сне все казалось возможным, даже рыба-Кропп с белым брюхом.

Я проснулся, но все равно продолжал дрожать.

В иллюминаторе плясали отраженные морской водой солнечные зайчики. А рядом с ним, привалившись к переборке, стоял Оп-девять.

– Который час? – спросил я.

– Два часа до точки ввода.

– Нравится мне этот ваш профессиональный жаргон в духе Тома Клэнси[11], – сказал я. – Экстренное извлечение. Особый субъект. Точка ввода. И что будет, когда мы войдем в эту точку?

Я сел, и каюта снова закружилась у меня перед глазами. Кто-то – вероятно, Оп-девять, коль скоро его, как я понял, ко мне приставили, – принес еще один стакан с апельсиновым соком. Я выпил его залпом.

– Тогда у нас будет часов шесть, – ответил Оп-девять.

– Шесть часов на что?

– На то, чтобы остановить Гиену до того, как он откроет Малую Печать.

– Гиену?

– Майка Арнольда, – уточнил Оп-девять.

– Гиена – это его кодовое имя?

– Тебе не нравится? Мы сочли его наиболее подходящим.

– Нет, все нормально, просто я никак не могу понять, зачем нужно кодовое имя, если все знают, как его зовут на самом деле?

– Затем, что в противном случае он рискует оскорбить наши чувства, а мы, суперсекретные агенты в духе Тома Клэнси, очень чувствительны, – объяснил Оп-девять и указал на изножье кровати. – Не желаешь одеться, пока мы не прибыли в Марса-Алам?

– Что?

До этого я и не думал, что не одет. Оказалось, что на мне только больничная ночнушка. Зачем агенты АМПНА напялили на меня больничную ночнушку?

Я выскользнул из-под одеяла и схватил стопку одежды. Оп-девять не двигался с места и смотрел на меня этими своими темными глазами. Оставалось надеяться, что он не собирается стоять так, пока я одеваюсь.

– Где тут умыться и почистить зубы? – спросил я и провел языком по зубам – ощущение было такое, будто я лизнул ковер, причем не тонкий, как в доме Таттлов, а толстый и с густым ворсом.

– Иди налево, последняя дверь справа в конечной точке коридора, – сказал Оп-девять.

Конечная точка коридора. Я не заметил у Оп-девять акцента, но выражался он так, будто английский не был его родным языком. Кто так говорит – «конечная точка коридора»?

Оп-девять отворил мне круглую дверь. Я прижал одежду к груди, другой рукой стянул на спине ночнушку и побрел по коридору, куда сказано. Может, вы не в курсе – больничные ночнушки завязываются на спине тоненькими тесемками, так что по пути к конечной точке я сверкал голым задом. В коридоре было полно агентов, они сновали туда-сюда, а некоторые останавливались и таращили на меня глаза.

Мне показалось, что кто-то пару раз хихикнул, а однажды сказали «салага». Хотя, возможно, я ослышался и это было «бедолага», что тоже звучало подходяще.

Дойдя до конечной точки коридора, я вошел в последнюю дверь справа и оказался в крохотной ванной комнате. Три или два туалета в самолете – вот такая по площади была эта ванная. Я еле втиснулся в душевую кабину, но зато там была съемная лейка на гибком шланге с регулируемой насадкой.

В кабинке салага-бедолага прислонился спиной к стене, долго стоял под струями воды и пытался понять причину своей слабости и головокружения. Может, это все от смены часовых поясов?

А еще, стоя под душем, я обнаружил под левой мышкой неприятно болезненную точку. Это меня напрягло. Под мышками у нас лимфоузлы. А моя мама умерла от рака. Рак передается по наследству. Хотя у мамы он не с подмышек начался.

Сдернув с крючка полотенце, я вытерся насухо, и, честно скажу, когда вытирал ноги, голова у меня снова закружилась. Потом я обмотал полотенцем бедра и уселся на унитаз.

Я ни разу не плакал с Ноксвилла, с того момента, как началась вся эта история, и вот теперь у меня появилась возможность хоть на чуть-чуть уединиться и дать себе волю. В общем, я заплакал.

Где-то в другом полушарии мальчишки и девчонки забирались в школьный автобус.

Спросил ли кто-нибудь: «Эй, а куда подевался этот увалень Кропп?»

Или учителя. Хоть один из них нахмурился, глядя на мою пустующую парту?

А Хорас? Торчал ли он всю ночь под окнами полицейского участка в ожидании новостей обо мне или спокойно спал себе дома?

Или Кенни? Он, наверное, лежал в темноте на своей верхней койке и шепотом повторял: «Куда подевался Альфред Кропп? Куда подевался Альфред Кропп?»

А днем в парках и на стадионах команды потных качков будут биться за победу в футбол или соккер. Компьютерные фрики будут играть в последнюю версию «Doom» и слать друг другу подсказки через «мгновенные сообщения». Гаражные рок-группы будут рвать струны электрогитар на рейвах, мамаши отправят цыплят в духовку, по соседним улицам разнесутся крики играющих в опавшей листве детишек, и скоро наступит День благодарения…

Я старался не думать обо всем этом, но чем больше старался, тем хуже у меня получалось. Еще недавно обычная жизнь казалась мне скучной, я ее ненавидел, а теперь отдал бы все, что угодно, лишь бы вернуться домой.

Воспоминание о Дне благодарения натолкнуло меня на мысли о еде, а они заставили вспомнить о нечищеных зубах, и я вернулся в реальность. Мысль о том, что надо почистить зубы, меня успокоила. Наверное, потому, что это обыденное дело не имеет ничего общего с библейскими царями, экстремальными извлечениями и секретными организациями с хранилищами, набитыми разными смертоносными артефактами, контакт с которыми неминуемо приведет к катастрофе мирового масштаба.

Зубную щетку в упаковке и тюбик пасты «Крест» дорожного размера я обнаружил в шкафчике возле зеркала. Зубной нити там, правда, не было, но, как говорится, нельзя иметь все. Я так надраил зубы, что закровоточили десны, а потом стоял и смотрел, как розовая слюна стекает в раковину.

Мне выдали стандартный черный комбинезон от АМПНА. И боксеры. Вообще-то, я ношу обычные белые трусы, но боксеры были новые, так что я решил смириться и на всякий случай отметил для себя, какое белье носят агенты АМПНА. Этот незначительный факт мог мне как-нибудь пригодиться, но, если честно, я в этом сомневался. От таких мелочей редко бывает польза.

Одевшись, я решил не возвращаться в каюту. Возможно, мне и следовало вернуться, но слезы принесли облегчение, высвободили что-то внутри меня, как это всегда и бывает, когда от души поплачешь.

Я вернулся по коридору к винтовому трапу, поднялся на два пролета и вышел на залитую ярким солнечным светом палубу. Холодный ветер с кормы ударил в лицо, мокрые волосы отлетели со лба, и я подумал: есть ли у них на «Пандоре» парикмахер?

Я пошел к носу корабля. Слева по борту было открытое море, но вдалеке виднелась темная полоска земли. На острых гребешках волн плясали такие яркие блики, что было больно смотреть. Одетые как туристы, мужчины и женщины с фотоаппаратами на шее и солнцезащитными козырьками на носу сидели в шезлонгах или стояли, навалившись на перила. Я посмотрел направо и увидел по верхней части судна надпись крупным красным шрифтом: «Приключения на Красном море». А рядом еще одну – как я понял, на арабском, с этими смешными завитушками и жирными точками. Вот таким, значит, было прикрытие АМПНА: довольные жизнью представители западной цивилизации путешествуют по морю на пути к пирамидам.

На носу «Пандоры» я остановился и взялся за перила. Ни одного судна в пределах видимости. Я посмотрел вниз и только тогда осознал, на какой скорости мы шли. Когда Абигейл назвала «Пандору» джетфойлом, я не совсем понял, что она имела в виду, а теперь, перевесившись через перила, уразумел. «Пандора» рассекала по морю на двух огромных плавниках, а днище при этом было примерно футах в шести над водой. С такой осадкой она легко могла посоревноваться с быстроходными катерами мирового класса.

Рядом со мной возник Оп-девять. Застукал с поличным. Чтобы как-то его отвлечь, я показал на темную полоску на горизонте и спросил:

– Что это там?

– Египет, – ответил Оп-девять.

– Так мы в Средиземном море?

– Нет. Это Красное море.

Всего пять минут назад я прочитал на борту «Пандоры»: «Путешествия по Красному морю».

– Мне нужна какая-нибудь обувь, – сказал я.

Вообще-то, я довольно высокий парень, но Оп-девять был выше настолько, что я, глядя на него снизу вверх, видел черные волосы у него в носу.

Он никак не отреагировал, и я спросил: