Читаем без скачивания Степь в крови - Глеб Булатов

– А что с этим? – спросил матрос и ткнул корявым узловатым пальцем в ворох писем и открыток.

– Перебери. Может, еще что-то интересное будет, а остальное сожги и… Ба! – воскликнул Никанор Иванович. – Да здесь нежданный гость! Я, право, опасался, что вас застрелили. Но поручик Глебов не так прост! Выходите же, милый человек. Ваши страхи излишни. Вы в кругу друзей и можете нам доверять.

Бледный, судорожно сжимающий пистолет Глебов вышел в середину каюты. Вдруг по телу его пробежал электрический ток, и он, теряя сознание, повалился на пол. Для верности матрос нанес второй удар прикладом и вопросительно взглянул на комиссара.

– Нет, он нам еще понадобится. Свяжи его и доставь на берег, вечером я буду с ним говорить.

Глебов очнулся с ломотой в голове и гнетущим чувством безысходности. Окна комнаты, в которой он лежал, связанный по рукам и ногам, были заколочены досками. Через щели внутрь пробивался слабый сумеречный свет. На Александровск надвигалась ночь. Так прошло, должно быть, не меньше часа. Наконец за дверью послышались шаги, и в комнату вошли люди. Первым шел комиссар, за ним, освещая путь факелами, следовали двое матросов.

– Зажгите свечи и останьтесь за дверью, – приказал Никанор Иванович.

Матросы, послушные воле комиссара, зажгли четыре свечи в разных концах комнаты и вышли наружу.

– Что, господин поручик, вот мы и встретились вновь? Не отрицайте того, что встреча наша не случайна. Я должен выразить вам свою признательность, вы досконально выполнили условия договора. Именно потому вы живы. Но отпустить вас на свободу, не обессудьте, мы не можем. Так что придется вам какое-то время делить наше общество. По крайней мере до тех пор, пока разыгранная нами партия не принесет желаемых результатов. Кстати, – Никанор Иванович брезгливо стряхнул пыль с грубо сколоченного табурета и сел против Глебова, – вы ведь не читали письма Деникина? Забавные вещи пишет генерал: сетует на союзников, особенно на французов. Господину президенту Клемансо будет небезынтересно узнать о таком настрое генерала. Но мы уже выслали копию во французское представительство, вас это не должно тревожить.

– Отпустите меня. Я вас не выдам, – Глебов прервал рассуждения Никанора Ивановича хриплым стоном.

– А как вы можете выдать нас? Вы знаете, кто мы? А если б знали, милейший, – Никанор Иванович наклонился к самому уху бездвижного Глебова и прошипел: – так ни за что бы не захотели жить после такого знакомства. Ладно, – он поднялся, – отдыхайте и размышляйте. Время расставит все по своим местам.

Глебов остался один. Над Каспием раскинулась бурлящая звуками и запахами южная ночь. Но в сердце Глебова уже отчаянно клокотала надежда. Все то время, что он лежал, приходя в себя и выслушивая странные речи комиссара, он инстинктивно тер связанными запястьями о выступ в стене. И наконец бечева поддалась. Глебов рывком освободил руки. Подкравшись к двери и опасливо выглянув наружу, он увидел перед собой совершенно пустой, слабо освещенный фонарем двор и расстилающуюся за ним тьму калмыцкой степи…

– И после долгого пути вы оказались в руках Минина? – поинтересовался Тишевский.

– Именно так, отряд ротмистра подобрал меня, когда я был уже на грани смерти. Но Минин сразу же отнесся ко мне с подозрением. Собственно, у него на то были основания. Ведь не мог же я первому встречному рассказать, что был в плену у большевиков и что вообще имел знакомство с этим комиссаром. А так как я был тогда не в лучшем состоянии, то и не смог придумать более убедительного, чем историю с заевшим механизмом пистолета и прыжком за борт.

– Я вас понимаю. Разоблачить вас они не смогут, да и не в чем, видимо, разоблачать? – Тишевский вопрошающе взглянул на Глебова. – Но все же вам действительно лучше держать язык за зубами. По крайней мере, теперь я спокоен. Но предпочтительнее нам скорее расквитаться с этой грязной историей. Я уже приложил усилия, чтобы господ следователей возвратили на полагающиеся им места в строевых частях. Ведь должен же кто-то кормить вшей в окопах…

– А нам с вами желательно избежать этой неприглядной участи, – Глебов приободрился.

Тишевский многозначительно пожал Глебову руку и, провожаемый поручиком до сеней, вышел на улицу. Глебов запер дверь и в задумчивости прислонился к дверному косяку. Через узкое оконце ему открывался вид на Малую Атаманскую вплоть до лотков городского рынка. Но то, что произошло в следующее мгновение, было поистине кошмаром для уже было нашедшего душевное равновесие поручика. Из крытого возка с решетчатым окном, в каких часто рыночные торговцы возят товар и из которых так удобно торговать разнообразной громоздкой снедью и скотом, – так вот, из такого фургона, приютившегося на обочине дороги, навстречу полковнику Тишевскому вышли два офицера. В одном из них Глебов с легкостью признал ротмистра Минина. А при виде второго, обладателя коренастой фигуры и красивого лица с орлиным носом и алой лентой шрама, в уме поручика сама собой возникла фамилия Зетлинг.

Столь же внезапно, как и появились, офицеры подошли вплотную к полковнику. Тишевский казался ошеломленным. Он неуклюже оттолкнул обхватившего его за локоть Зетлинга, но сейчас же оказался на коленях с заломленною за спиной рукой. Не успел Глебов толком осознать, что же происходит, как незадачливый полковник оказался в возке, а следом за ним там же пропали Минин с Зетлингом.

Глебов ощутил холодную испарину на лбу. Сердце бешено рванулось в груди, и поручику почудилось, будто он теряет сознание. Издав слабый стон, Глебов ухватился за дверной косяк. В его уме пронеслась судорожная мысль: «Бежать! Все, как в письме. Срочно бежать, иначе конец…»

А в пресловутом возке, до поры укрывавшем наших героев от посторонних глаз, происходила полная драматизма сцена. Ошеломленный и совершенно потерявший душевное равновесие полковник Тишевский метал громы и молнии на стоявших перед ним и закрывавших выход Минина и Зетлинга:

– Как вы смеете! Это форменное безобразие! Разбой средь бела дня! Я, – он ударил кулаком себе в грудь, – полковник Добровольческой армии. Вы не смеете…

– Э, господин полковник, – Минин злорадно ухмыльнулся, – как видите, смеем. А вот вы зря так волнуетесь – все одно ваша песенка спета.

– Где вы были в ночь с Рождества на Сретение? – прохрипел Зетлинг. – Отвечайте, иначе мы будем вынуждены признать вас виновным в падении Верховной рады!

– Что за бред?! – Тишевский беспомощно развел руками. – Отпустите меня. Я все вам рассказал, мне нужно идти в штаб.

– Ну нет! – Минин вплотную подошел к полковнику. – О чем вы говорили с Глебовым?

– Ни о чем особенном.

– Зачем вы к нему ходили?

– Как зачем?! Он мой подчиненный. Мне доложили, что ему удалось спастись и вернуться в город. Я просто обязан был его проведать. По-моему, это естественно и ничуть не предосудительно.

– О чем же вы говорили с Глебовым? – настаивал Минин.

– Собственно, он пересказал мне историю своих злоключений и попросил отдыха. Я согласился и пожелал ему скорейшей поправки здоровья и возвращения в строй.

– Что же, он болен? – с нескрываемой иронией поинтересовался Зетлинг.

Зетлинг ясно понимал, что от Тишевского не добиться ничего путного. В конце концов, полковник имел все основания, чтобы посетить Глебова. Его нельзя было уличить ни в чем предосудительном. Но реакция Тишевского, страх в его глазах – все лишь подтверждало справедливость подозрений.

– Нервы, кажется. Так вы меня отпустите, или я могу считать себя арестованным?

Минин отступил от прижатого к стене полковника, обернулся и вопросительно взглянул на Зетлинга.

– Что же, – Зетлинг вырвал из блокнота лист, достал из нагрудного кармана химический карандаш и торопливо набросал несколько фраз. – Вы, как я вижу, честный офицер, но меры предосторожности неизбежны. Я прошу вас передать эту записку полковнику Вершинскому и в дальнейшем следовать его указаниям. Прошу, – Зетлинг сложил записку вчетверо и протянул ее Тишевскому.

– Конечно, я сделаю, как вы просите. Но учтите, что я не оставлю сегодняшний инцидент без последствий. И я рассчитываю, что командование сделает соответствующие выводы.

– Бесспорно, – Зетлинг распахнул дверь повозки и жестом пригласил полковника выйти наружу. – Но в свою очередь прошу вас без промедления явиться к Вершинскому с моей запиской. Не стану скрывать, что ее содержание напрямую касается вас.

– О чем же она, если не секрет?

– Записка содержит мою просьбу к полковнику временно отстранить вас от командования караульной службой и дать вам двухнедельный отпуск. Я же рассчитываю, что отведенное для отпуска время вы проведете безвыездно в Новочеркасске и всегда будете доступны для беседы. В противном случае, вы понимаете, мы будем вынуждены заподозрить вас в злом умысле.