Читаем без скачивания Степной ветер - Ирина Дегтярева

Мишка хихикнул с крыльца, за что получил одобрительный взгляд деда. Отец незаметно показал сыну кулак.

– Так ты же постишься, – урезонил он старика насчет самогона.

Сам отец пост соблюдал – и не только Великий пост, – но делал это незаметно для других и никому не навязывал. Тетка отдельно для него готовила постную пищу и подавала без лишних слов.

– Ты надолго? – перевел разговор на другую тему дед.

– Нет, – покачал головой отец. – Мишку до вечера оставлю. Черкеску привез. Спасибо, что одолжил.

– Помру – возьмешь себе, – великодушно разрешил Мирон Петрович. – Потом Мишке передашь, а не этому блаженному Юрке.

– Хорошо. Только уж ты смотри не помирай пока.

– Два века не живут. Но поскриплю еще, вам кровь попорчу своим ворчанием.

– Скрипи и ворчи на здоровье, – согласился отец и полез в машину. – Потапыч, не балуйся тут, дедушку слушайся. Я вечером за тобой приеду.

Машина запылила по улице и скрылась в белом облаке. Мишка уже забежал в дом, оставив сандалии на теплых досках крыльца. Внутри было сумеречно и пахло кислыми щами. Кислая капуста хранилась в погребе в бочке. За зиму дед с ней не управлялся и доедал летом. К нему захаживала соседка, баба Аграфена, едва ли не ровесница деда, и помогала с уборкой и готовкой. Она рассчитывала женить на себе старого Мирона, но тот благодарил за помощь, нахваливал ее стряпню, а сам посмеивался в лохматые темно-русые с проседью усы и посасывал короткую курительную трубку.

Мишка любил бабки-Аграфенины щи и облизнулся в предвкушении. Он тут же полез в чулан под лестницей, ведущей на чердак, где в прошлый раз нашел старый ружейный, позеленевший от времени патрон в щели между половицами. В чулане лежало старое седло, кипы пожелтевших от времени газет и журналов, сачок для ловли бабочек, лошадиные уздечки и много чего еще, что Мишка не успел исследовать, откопать в пыли.

Дед не приставал к нему, не гнал из чулана, а сидел курил трубку, глядя в окно, или читал газету, нацепив старые, со сломанной дужкой очки. Он придерживал их рукой и изредка покашливал.

В этот раз Мишка нашел вырезанный из журнала черно-белый портрет красивого статного мужчины в черкеске, как у отца, только в белой рубахе под ней, при погонах и с орденом-крестом на шее. Благородное, чуть удлиненное лицо не портили небольшие черные усики.

– Дед, это кто? – Мишка забежал в комнату. – Ты?

– Бог с тобой! Это генерал Врангель.

– Какой такой Врангель? – Мишка сразу вспомнил московскую сторожевую – псину, охраняющую участок по соседству с садом трудовика.

– Как – какой? Петр Николаевич. Барон Врангель. Участник Русско-японской войны и Первой мировой, между прочим. Против красных в Гражданскую войну сражался. Георгиевский кавалер.

– Почему в черкеске? Он что, казак?

– Не знаю точно. Кажется, нет. Помню, что он окончил реальное училище в Ростове. Это еще при царе Горохе. Его, кстати, за эту черную черкеску прозвали Черный барон.

– А у нас на хуторе один дядька собаку Врангелем назвал. – Мишка разгладил фото генерала на столе.

– Можешь ему от моего имени передать, что он дурак… Давай обедать.

– Дед, а это что? – Потапыч с замиранием сердца показал на газыри на фотографии.

– Газыри.

Мирон Петрович подошел к большому черному буфету с резными дверцами. Верхняя часть нависала над нижней и опиралась на толстые витые маленькие ножки, похожие на колонны. В правой части буфета в одну из дверок было вставлено белое матовое стекло. Тонкую трещину в углу стекла дед заклеил белым лейкопластырем.

– Смешное название. А для чего они?

– Порох в них насыпали сначала. А позже для красоты и по традиции оставили.

– Порох?! – У Мишки округлились глаза.

– Что это с тобой? – Дед поставил тарелки на стол. – Будто оса ужалила. Неси поварешку и ложки.

Мальчишка оставался неподвижным и задумчивым.

– Да ты принесешь, неслух, или нет? – Дед легонько хлопнул его между лопаток ладонью. – Я есть хочу. И тащи, что там батька привез. Он уж меня, старика, всегда чем-нибудь вкусненьким балует, дай Бог ему здоровья! Хороший он парень вырос! И меня не забывает, и Верка около него с семьей кормится, и весь хутор работой обеспечил. Не в городе торчит, а в родной станице. И начальство его очень уважает.

Дед перекрестился на старые иконы в углу, то ли помолившись за Мишкиного отца, то ли предварив начало трапезы.

Конец ознакомительного фрагмента.