Читаем без скачивания Это Америка - Владимир Голяховский

— Что это такое?

— Это тренинг по специальности. В Америке каждый врач обязан пройти тренинг в каком-либо из госпиталей. Это занимает от трех до пяти лет.

Лиля была подавлена, тяжело вздохнула:

— Рупик, ты меня убил — я чувствую, что не выдержу этого. Мне сорок четыре года, и английского я практически не знаю. Когда и как я все это сумею?

Он сочувственно посмотрел на нее, развел руками:

— Должна суметь. Если постараешься, все получится.

6. «В подаче»

Для подачи документов в ОВИР нужно было подготовить очень много бумаг. Евреи могли ехать в Израиль только для воссоединения семей. Родных там почти ни у кого не было, но израильтяне охотно посылали незнакомым людям вызовы, выдавая себя за родню. Для Лили таких «родственников» нашла бельгийская тетя Берта, двоюродная сестра ее покойной матери.

Сотрудники ОВИРа «просеивали» каждого уезжавшего через сито толстенных анкет. Потом органы безопасности проверяли, не обладал ли уезжающий или его родные допуском к секретной информации. А таких «секретных» оказывалось много.

Самым издевательским документом было обязательное письменное разрешение пожилых родителей на отъезд взрослых детей. Старики должны были написать, что не претендуют на государственное иждивение. Если родители сами еще работали, то их вызывали в партийный комитет, отчитывали и заставляли уходить с работы. Моня Гендель сочинил на эту тему анекдот: «Вызывают старого еврея в партком: „Твоя дочь собралась в Израиль, и ты подписал ей разрешение. Как ты воспитал свою дочь?“ Он отвечает: „А как Сталин воспитал свою дочь, которая сбежала в Америку?“»[10]

От разведенных супругов тоже надо было получить разрешение на отъезд и подтверждение того, что у них нет претензий в отношении общих детей. Отец Лешки, албанец Влатко Аджей, сидел в тюрьме у себя на родине, Лиля даже не знала, жив он или нет, и не могла получить от него никаких известий. Это был скользкий момент, и она очень волновалась.

Позвонил Моня Гендель:

— Ты подала документы?

— Почти все готово, через несколько дней едем подавать.

— Ну, тогда я сажусь играть.

И Моня проиграл начальнику ОВИРа тысячу рублей.

Генерал самодовольно улыбался:

— Мне говорили, что выиграть у вас невозможно, а вот я выиграл.

Воспользовавшись его благодушным настроением, Моня попросил:

— Моя знакомая подала заявление на выезд в Израиль. Можете ли вы проследить, чтоб не было проблем?

Генерал склонил голову:

— Вообще-то я рассматриваю только спорные дела. Но если вы просите, я постараюсь. Дайте мне фамилии и все данные.

И вот с замиранием сердца Лиля с Лешкой повезли документы в ОВИР — в старый особняк в Колпачном переулке. Лиля испытывала унизительное чувство: сейчас они отдадут свои судьбы в руки официальным лицам. Эти люди могут сделать с ними что захотят — долго мучить тщательной проверкой, отказать.

К большому удивлению Лили, из здания навстречу им вышла ее школьная подруга Лорочка Жмуркина с дочкой лет десяти, обе радостно улыбались. Лиля не видела подругу много лет, помнила ее восторженной девочкой с большими наивными глазами. Лорочка была неумеха, училась хуже всех, списывала у Лили задачи по алгебре и геометрии, но всегда была жизнерадостной идеалисткой, жила — как кружилась в вихре бала. Единственное, что знала о ней Лиля, — это что она поздно вышла замуж. И вдруг встреча у ОВИРа.

— Лорочка, ты тоже подаешь на выезд? — спросила Лиля.

Лорочка радостно заулыбалась:

— Да, да, поздравь нас — мы с дочкой только что получили выездные визы.

— О, поздравляю! Долго пришлось ждать?

— Больше полугода.

— Так долго? Наверное, намучились, пока ждали… Куда ты собираешься?

— В Америку. Я не собиралась ехать, но муж твердил — надо уезжать, надо уезжать. Решил, что мы поедем сначала, а он присоединится к нам потом. Мы с дочкой собрались вдвоем. Моя Нинюта — очень талантливая скрипачка. По правде говоря, я еду только ради ее будущего, пусть учится там и сделает карьеру.

Лиля с интересом посмотрела на девочку, спросила:

— Как вы собираетесь жить там? Что ты будешь делать?

— Совершенно не представляю, специальности у меня нет, я не работала — растила дочку, училась на преподавателя английского, но когда родилась Нинюта, я учебу бросила. Мечтаю, чтобы у нее было лучшее будущее, а сама, наверное, буду полы мыть… Вы тоже пришли подавать? Куда собираетесь? — спросила Лорочка.

— Тоже в Америку. Моего мужа власти уже выслали. За его стихи.

— Твой муж Алеша Гинзбург? Я слышала про него по «Голосу Америки».

— Да, мы надеемся соединиться с ним там. Ну, дорогая, я так рада за вас!

— Мы обязательно там встретимся, — восторженно воскликнула Лорочка.

Они обнялись, Лиля с грустью посмотрела им вслед, подумала: «Если такая неумеха решилась, то чего бояться мне? Я доктор, у меня есть хоть слабая надежда пробиться» — и они вошли в ОВИР.

В большой приемной сидела толпа. Лиле с Лешкой пришлось ждать своей очереди два часа. Обстановка была натянутая, все тихо переговаривались. Лиля украдкой рассматривала людей — возможно, им придется ехать вместе. В зале собрались целые семьи, Лиля прислушивалась к разговорам, старалась уловить какую-нибудь информацию, потому что боялась, что чиновники найдут ошибки в анкетах и не примут документы, тогда все придется начинать сначала.

В некотором отдалении от других сидел щеголевато одетый молодой мужчина. Он улыбался и изредка посматривал на Лилю. Его спокойная уверенность производила тут странное впечатление. Потом он пересел ближе к ней:

— Вы, наверное, в первый раз в ОВИРе.

— Да, в первый. Почему вы спрашиваете?

— Вижу, что вы волнуетесь.

— А вы не волнуетесь?

— Я уже дважды бывал в Америке, знаю, как получать визу.

— Были в Америке?

— Да, по приглашению брата. Он уехал несколько лет назад, стал там знаменитым художником — модернистом. Я решил переехать и подал заявление, как все — в Израиль.

Лиля хотела расспросить про Америку поподробнее, но в это время его вызвали:

— Яков Рывкинд.

Разговор прервался.

Лешка сидел рядом с матерью, от нетерпения ерзал на стуле, дергал ее. Наконец их вызвали. Женщина — капитан хмуро и придирчиво просмотрела их бумаги, сказала невыразительным голосом, как печать поставила:

— Получите письменное извещение, когда будет принято решение.

Лиля понимала, что спрашивать о сроках бесполезно, но тут вылез Лешка: