Читаем без скачивания Это Америка - Владимир Голяховский

— Ну, ладно, ладно. Сколько штук и какие тебе нужны?

— Четыре, среднего размера, чтобы мы с Лешкой могли их тащить.

На другой день Моня привез крепкие фибровые чемоданы рыжего цвета. Лиля была в восторге, благодарила, а он только улыбался:

— Ерунда, по блату достать можно все. Что ты собираешься делать с мебелью?

— Мы с Алешей решили не возиться с ее пересылкой. Он сказал, чтобы я оставила тебе на память обстановку его кабинета.

Она настояла на своем, и он увез кабинет. Комната опустела, и Лиля еще больше загрустила об Алеше — здесь он сидел, читал, писал, сюда она ночью приходила к нему…

Павел, увидев пустой кабинет, символ расставания, расстроился и спросил:

— Можно я возьму себе одну вещь?

— Папа, да бери хоть все!

— Нет, мне только одна вещь дорога — мое старое кавалерийское седло. Это память о моем боевом прошлом. Как посмотрю на него, как будто заряжаюсь молодостью.

Лешка почувствовал грусть в его тоне и обнял деда:

— Конечно, дед, бери, это же твое седло. Ты подарил его Алеше, а Алеша подарил мне. Теперь оно вернется к тебе. Но оно тяжелое, я принесу его тебе сам.

По вечерам к Лиле приходила Римма — помогала укладывать вещи.

— Где ты достала чемоданы? Все жалуются, что в Москве чемоданов нет.

— Моня Гендель достал, он все может.

— Даже чемоданы? Ну и ловкий мужик! Надо с ним познакомиться.

— Римка, я ведь насквозь тебя вижу. Но учти, он женатый.

— Знаем мы этих женатиков. Их охмурять особенно занятно. — Римма оглядела полупустую квартиру: — Лилька, надо устроить отвальную. Помнишь как ты устраивала свои проводы перед отъездом в Албанию?

— Конечно, помню. Тогда все собрались, даже наш китаец Ли пришел. Он подарил мне выточенные китайские шарики. Я храню их и повезу с собой, как память о нем.

— Надо опять собраться — на этот раз ты уезжаешь навсегда.

— Ой, мне некогда даже подумать об этом. Квартира уже полупустая, я скоро сдаю ее.

Римма решительно предложила:

— Соберемся у меня, я все сделаю сама, скажи только, кого хочешь позвать?

Лиля обрадовалась:

— Правда сделаешь? Вот спасибо! А позвать надо только тех, кто не против выезда евреев. А то некоторые знакомые даже отвернулись от нас, узнав, что мы уезжаем.

— Хорошо, но сначала мы с тобой должны сделать прически у моей парикмахерши, она приходит на дом. Самая модная в Москве. Дорого берет, но зато классно работает. И не возражай, я плачу. Ты должна хорошо выглядеть — знай наших.

— Я хочу стрижку покороче, чтобы не возиться с волосами в пути, пусть себе отрастают.

Действительно, стрижка получилась удачная, Лиля довольно рассматривала себя в зеркале и грустно думала, когда же увидит ее такой Алеша…

В писательском кооперативе отвальные не были новостью: уже несколько семей уехало в Израиль и Америку. Лилина вечеринка проходила в богато обставленной квартире Риммы, доставшейся ей от последнего мужа.

Приехал из Сухуми министр здравоохранения Тариэль Челидзе:

— Генацвале, не могу отпустить тебя, не попрощавшись!

В большой прихожей с высокими зеркалами Римма встречала гостей вместе с Лилей. Обнимались, целовались, у женщин на глаза наворачивались слезы.

— Лилька, неужели мы видимся в последний раз?..

На Лиле был французский брючный костюм, но Римма затмевала ее в своей обтягивающей синей юбке и красной кофте с глубоким вырезом.

Римме всегда нравилось производить впечатление, и теперь ей представилась возможность показать старым друзьям, как она устроила свою жизнь. Они обходили комнаты, уставленные мебелью красного дерева, украшенные коврами, картинами и зеркалами, поражались богатству и вкусу хозяйки:

— Римма, ты живешь прямо как в сказке!

— А помните меня студенткой, мечтающей о московской прописке? Всего пять мужей — и я стала жить, как мечтала.

Гриша Гольд, как всегда одетый в хороший костюм из дорогого материала, обошел квартиру и с видом знатока похвалил:

— Молодец Римка, так и надо жить!

Гришу считали тайным миллионером, он был финансовым гением, умел устраивать дела так, что жилось ему лучше всех.

На Моню Римма произвела буквально опьяняющее впечатление, он был ошеломлен:

— Так вот вы какая! Лиля вас недостаточно хвалила вы неотразимы.

Миша Цалюк принес магнитофон с записями еврейских песен и танцев. Жизнерадостная музыка создала приподнятое настроение, Римма пританцовывала на месте и смеялась:

— Ребята, не надо грустить. Проводим нашу Лильку весело.

Все шумели, смеялись, только Рупик и Соня грустно стояли у стены отрешенные — на них давил груз отказа. В начале вечера зашли и Павел с Августой — поздороваться с гостями и уйти. Павел увидел Рупика, пошел прямо к нему, молча пожал руки ему и Соне. Она смущенно и жалко улыбалась, а Рупик сказал:

— Вы, наверное, знаете: коммунисты — карьеристы от науки выжили меня с кафедры, уничтожили мой учебник.

А теперь нам отказали. Рухнули все надежды уехать на нашу историческую родину — в Израиль.

Подошел Гриша, сочувственно пожал руку Рупику:

— Говорил я тебе — надо вступить в партию, коммунисты своих не трогают. В этой стране евреям надо не высовываться, а приспосабливаться. Я высокого положения не добиваюсь, но со связями живу в свое удовольствие, а в случае чего защищен партийным билетом.

Рупик насупился, но тут подошла улыбающаяся Римма, которая следила за настроением гостей и поняла, что в этой ситуации Рупика и Гришу лучше развести. Она взяла Гришу за локоть:

— Пойдем, потанцуем. Не надо его раздражать. Не всем удается стать такими успешными да благополучными, как нам с тобой. Рупик стал ученым, а ты — миллионером. Каждому свое.

Когда они отошли, Рупик сказал Павлу:

— Завидую людям, которые умеют так устраиваться в жизни. Теперь мне одна дорога — уехать, но и здесь мне мешают.

Павел постарался подбодрить его:

— Вам ли завидовать кому-нибудь? Я уверен, что все ваши надежды там осуществятся.

Услышав, что разговор идет об отъезде, сразу несколько гостей подошли со словами:

— Да мы тоже хотели бы уехать… В этой стране нет будущего…

Испанка Фернанда Гомез встала в привычную гордую позу, как делала всегда, когда хотела сказать что-нибудь важное:

— Дядя Паолин, я тоже скоро уеду. Испанский диктатор Франко умер, и многие испанцы возвращаются на родину. А недавно я узнала, что мои родители живы.

— Поздравляю тебя, моя дорогая, как я рада! — воскликнула Августа.

Тариэль грустно сказал: