Читаем без скачивания Зима Джульетты - Вера Колочкова

Она, как умела, старалась угодить зятю, чтобы не злился. Когда он ужинать садился, тоже на кухне пристраивалась, пыталась ему стихи читать. Хорошие стихи, Ахматову, Цветаеву, Веронику Тушнову. Самые лучшие стихи! А у него было такое лицо… Будто зубы болели.

А однажды к ним в гости его мама приехала. И она услышала случайно, как та шипит на сына:

– Что, лучше не мог найти, да? Глянь, какая нищета хренова… Книг много, а диван старый, продавленный. Еще и с этой дурной перепелкой в придачу. Такую тещу искать будешь – с поиском не найдешь! Эх, и угораздило же тебя, сынок.

Она Варе ничего про это не рассказала, конечно. Да и незачем было – все равно любовь по швам затрещала, разругались молодые в пух и прах, зять собрал вещи, ушел. Варя на развод заявление подала. Это уж потом, когда их развели, решила спросить:

– Варь… А почему его мама меня дурной перепелкой назвала? Что она имела в виду?

– Да не обращай внимания, мам. Дурак он. И мама у него такая же. Просто я ошиблась. Ничего, мам, бывает, приму в качестве опыта. Зато я одно обстоятельство хорошо усвоила – пора мне на жизнь по-другому смотреть. Иначе пропаду ни за грош. Вот так-то, мам.

И в самом деле, она взялась за себя, другой стала. Хотя… Кто его знает, хорошо это, плохо ли… Будто сама себя в осьмушку свернула и вглубь самой же себя засунула. Снаружи – деловая и прагматичная, а внутри – осьмушка. И что в этой осьмушке – ей одной только и ведомо…

О, ключи в замке зашуршали, дверь тихо открылась. Ну да, света в окнах не видно, Варюша думает, она спит… А салатик так и не приготовила!

Откинула плед, вышла в прихожую.

– Добрый вечер, доченька.

Варя вздрогнула, потом выдохнула тихо:

– Чего ты меня пугаешь, мам. Я думала, ты давно спишь.

– Нет, я не сплю. Сидела в кресле, читала, потом в торшере лампочка перегорела.

– Понятно. И ты предпочла сидеть в темноте. А ввернуть в торшер новую лампочку уже не судьба, да? Или верхний свет включить?

– А разве у нас есть запасные лампочки?

– Конечно, есть, мам. Я покупала.

– Какая же я все-таки безалаберная, Варюш!.. Ты на меня сердишься, да?

– Нет, с чего бы? Когда я на тебя сердилась?

– Ну да… Никогда не сердишься. Ты голодная, наверное?

– Нет, я в кафе была.

– Это с тем самым молодым человеком, да? Забыла, как его зовут.

– Его зовут Гоша, мам.

– Гоша, Гоша… А полное имя, значит, Георгий? Что ж, хорошее имя. А у тебя с ним что-то серьезное намечается, да?

– Да, у нас намечается что-то очень серьезное, если можно так выразиться. Более чем. Я замуж за него выхожу, мам.

– Что?! Замуж? Опять? Но как же так, Варя… Опять на те же грабли…

– Да почему сразу на грабли? Зачем ты так? Или ты считаешь, мне вообще, в принципе замуж ни за кого выходить не надо? Всю жизнь одной жить?

– Ну почему же – одной… А как же я, Варенька? Впрочем, прости, прости. Я все не то сейчас говорю, я просто растерялась, ты меня своей новостью огорошила… Да, это большой эгоизм с моей стороны, я понимаю. Что ж… А он здесь будет жить, с нами?

– Нет. У него есть квартира. Мы там будем жить.

– А я? А как же я, Варенька? Я здесь совсем одна останусь?

– Мам… Возьми себя в руки, пожалуйста. Ты сейчас глупые вопросы задаешь.

– Глупые? Да, конечно, глупые. Да, да, конечно… Я все понимаю…

Не удержалась, всхлипнула. Понимала, что Варя права и ведет она себя действительно глупо, но остановиться уже не могла. Иногда жалость к себе бывает сильнее здравого смысла.

– Мам, ну чего ты плачешь?.. Ну прекрати, пожалуйста, – виновато поплелась Варя за ней в комнату, села рядом на диван, обняла за плечи.

– Не обращай на меня внимания, Варенька. Это я так, на эмоции. Фу, как глупо со стороны выгляжу!

– Да успокойся, мам, все будет хорошо. Надо же нам когда-то оторваться друг от друга!

– Да, да, ты права…

– А чего тогда опять плачешь?

– Не знаю. Не могу остановиться. Слезы сами бегут… Ничего, сейчас лягу спать и успокоюсь. Ты иди к себе…

Не смогла она успокоиться, наоборот, плакала в подушку еще горше. Слышала, как Варя в своей комнате тоже вздыхает, ворочается. Потом Варя встала, прошлепала босыми ногами на кухню, принесла ей воды.

– Мам, ну перестань, пожалуйста… Я тоже так не могу…

– Все, все, доченька, я уже не плачу! Правда, все хорошо! – прогундосила на слезной оптимистической ноте, садясь на постели и отпивая воду из керамической кружки. – А скажи мне, кто у этого Гоши родители? Кто отец, кто мать?

– У него нет отца. Одна мама.

– А! Ну я так и знала. Значит, он избалованный маменькин сынок. Мальчик, выросший в семье без отца, изначально женоподобен! Представляю эту его матушку…

– А зачем представлять, мам? Познакомишься, сама увидишь. То есть… Со временем познакомишься.

– А ты сама с ней знакома?

– Так, мельком. Пока шапочно.

– А знаешь, Варь… Только ты не обижайся, но я честно тебе скажу. Как-то я не горю желанием с ней знакомиться. Хватит с меня одного знакомства со сватьей. Помнишь, как это было? Перепелкой меня назвала…

Варя ничего ей не ответила, лишь тихо вздохнула.

– Нет, Варюш, не хочу, и не уговаривай… Ты уж сама как-нибудь, ладно? А меня избавь… Знаешь, я к новым знакомствам стала болезненно относиться. Избавь, избавь!

Варя снова вздохнула, снова промолчала, глядя на свои голые ступни. И вдруг стало ее ужасно жалко… Ну куда, куда ты опять вляпываешься, мой бедный ребенок? И она ведет себя не как мать, а как предательница…

– Ладно, мам, я тебя услышала. Давай спать! – встала Варя с дивана, забирая у нее кружку. – У меня завтра день трудный. Спокойной ночи!

Утром Юля встала с трудом. То есть момент пробуждения уже был плохим, и бодрая песенка телефона в режиме будильника показалась ужасно противной. Захотелось прихлопнуть его ладонью, как занудного комара, чтоб не верещал.

Поднялась с постели со стоном. Это она-то – со стоном! Всегда вскакивала легкой птичкой, бежала в душ… Она даже сама с собой в такую игру играла – чтоб напрячься всеми мышцами, чтобы выскочить из-под одеяла пружинкой и потянуться вверх, чувствуя хорошо отдохнувшее за ночь тело. А по пути в ванную стукнуть кулаком в дверь Гошиной комнаты – ваше величество, поднимайтесь, в нашем государстве сегодня рабочий день, нас ждут великие дела. Если Гоша один был, естественно. Если с подружкой – ни-ни, мимо двери только на цыпочках. Как она любила эти их совместные утренние часы! Когда лица еще свежи и улыбчивы, когда солнце в окно, когда пахнет кофе и тостами… Есть, есть особая прелесть в утреннем домашнем времени. Эти короткие десять минут, отведенные на совместный завтрак, дорогого стоят. Дураки те, кто не ценит, кто хватает зубами свой бутерброд на ходу, вечно опаздывая…

В это утро она прошла мимо двери Гошиной комнаты, не постучав. Пусть сам просыпается. Что она ему, нянька? Ничего, скоро жена будет будить.

А потом зеркало в ванной преподнесло сюрприз. Глаза! Почему веки такие набрякшие, будто всю ночь подушку слезами мочила? Но ведь не было ни одной ночной слезинки. И под глазами круги. И кожа на лице вялая, бледная, как сырая картофелина на срезе. Такое чувство, будто за одну ночь те десять лет, на которые она моложе выглядела, вернулись и расположились на лице по-хозяйски. Еще и усмехаются в зеркало. Сколько тебе годков-то, милая? Забыла, да? Если забыла, так иди, погляди в паспорт, про нас там все подробно прописано.

Вот что значит стресс. Не любит женский организм плохих новостей. Вполне адекватно на них реагирует. А если б еще и всплакнула?

Гоша, наоборот, вышел на кухню веселым. Только видно было, что веселость его нарочитая. Хотел, наверное, чтобы все было, как раньше. Она бы тоже хотела, но – как? Все равно прежнюю интонацию не поймаешь.

– День сегодня хороший будет, – вяло произнес Гоша, глядя в окно и делая первый глоток кофе. – Такая осень нынче выдалась – красота.

– М-м-м… – кивнула Юля головой, не разжимая губ, давая понять этим насмешливым мыканьем: что ж, мол, давай, про погоду поговорим… Нам ведь больше и поговорить не о чем…

– Мам, ты плохо выглядишь. Спала плохо, да?

– Хм… Вопрос можно считать риторическим? Отвечать не обязательно?

– Ой, да перестань, пожалуйста. Ну что ты капризничаешь, а? Не понимаю тебя… Я ж знаю, что ты не такая.

– Может, и не такая. Будем считать, что у меня временное помрачение рассудка. Те, у кого бывает временное помрачение рассудка, разве осознают свои действия? Ведь нет?

– Да, хорошо бы временное… А то я прямо пугаюсь, мам.

– Не пугайся, сынок, – не приняла она его старательно шутливого тона. – Ты уже большой мальчик. Тебе тост с маслом и сыром или с маслом и медом?

– С маслом и сыром… А может, ты просто устала, мам? Заработалась? Может, тебе в отпуск надо?

– Я недавно была в отпуске. Ты же знаешь. В Италию ездила. Ешь быстрее, а то опоздаешь.

– А ты?

– Я не хочу.

– И даже кофе не выпьешь?