Читаем без скачивания Дневник памяти - Николас Спаркс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она посмотрела на картину.
– И попробовать не хочется? – спросил Ной.
– Не знаю. Даже не уверена, что у меня получится. Столько лет прошло…
– Конечно, получится. Я точно знаю, Элли! Твой талант никуда не делся – он живет в твоем сердце, а не в руках. О таком даре только мечтать можно – ты же прирожденная художница!
Последние слова Ной сказал с такой горячностью, что Элли поняла – это не простая любезность, он на самом деле верит в ее талант. Она с удивлением ощутила, как много это значит для нее. И тут случилось что-то, чему Элли не смогла дать четкого определения.
Будто пропасть, много лет отделявшая тоску от наслаждения, пропасть, которую она создала своими руками, стала вдруг не такой глубокой, начала исчезать.
Почему так вышло, Элли не знала, она просто повернулась к Ною, протянула руку и пожала его пальцы – робко, нежно, потрясенная тем, что после стольких лет разлуки он нашел именно те слова, которые ей так важно было услышать. Их взгляды встретились, и Элли вновь почувствовала, что с этим человеком ее связывают совершенно особые отношения.
И на мгновение, на крошечный миг, подобный вспышке в ночном небе, она испугалась, что снова влюбилась в Ноя Кэлхоуна.
На кухне негромко звякнул таймер, и Ной обернулся, разрушив очарование момента, разорвав протянувшуюся между ним и Элли невидимую ниточку. Глаза Элли сказали Ною то, что он так хотел услышать, однако в голове все звучал голос – ее голос, говорящий о любви к другому мужчине. Проклиная про себя таймер, Ной вернулся на кухню и вытащил хлеб из печки. Обжег пальцы, уронил буханку на пол и заметил, что масло на сковороде уже кипит. Высыпал туда овощи, они затрещали, поджариваясь. Бормоча себе под нос, достал из холодильника масло, часть намазал на хлеб, часть оставил для крабов.
Элли тоже вошла в кухню и, вежливо кашлянув, предложила:
– Может, я на стол накрою?
– Конечно. Тарелки вон там. – Ной махнул хлебным ножом. – Приборы и салфетки там. На салфетки не скупись, они нам понадобятся – крабов трудновато есть аккуратно.
Говоря это, Ной старался не смотреть на Элли – боялся понять, что ему лишь показалось, будто там, у камина, между ними что-то произошло. Мысли Элли тоже без конца возвращались к той минуте, они приятно согревали душу. Слова Ноя о том, что она прирожденная художница, эхом отдавались в голове, пока Элли накрывала на стол: тарелки, приборы, соль, перец. Ной передал ей хлеб, их пальцы соприкоснулись.
Он, казалось, целиком был занят готовкой – помешал овощи на сковороде, приподнял крышку кастрюли и убедился, что через минуту-другую крабы будут готовы. Ной и Элли перебрасывались ничего не значащими словами.
– Ты когда-нибудь ела крабов?
– Пару раз. Правда, только в салатах.
Ной хохотнул:
– Выходит, ты на пороге великих открытий! Погоди секунду…
Он исчез на втором этаже, затем появился с темно-синей рубашкой в руках и приглашающе распахнул ее перед Элли.
– Вот, надень, а то запачкаешь платье.
Она послушалась и вдохнула запах, которым пропиталась рубашка, – запах Ноя.
– Не бойся, она чистая, – произнес он, увидев, как изменилось ее лицо.
Элли засмеялась:
– Знаю. Я просто подумала о нашем первом свидании. Помнишь, ты дал мне свой пиджак?
Ной кивнул:
– Помню. Мы гуляли с Фином и Сарой. Всю дорогу до твоего дома Фин подталкивал меня под локоть, намекая, чтобы я взял тебя за руку.
– А ты так и не взял.
– Нет, – подтвердил Ной.
– А почему?
– Стеснялся, боялся даже. Сам не знаю. Считал, что еще не время.
– Сдается мне, ты был довольно застенчивым мальчиком.
– Не застенчивым, а воспитанным, – подмигнув, поправил Ной, и Элли улыбнулась.
Овощи и крабы дошли до готовности почти одновременно.
– Осторожно, горячо! – предупредил Ной, передавая Элли кастрюлю, и они уселись друг против друга за небольшой деревянный стол. Тут Элли обнаружила, что чай остался на стойке, поднялась и взяла его. Ной разложил по тарелкам овощи и хлеб, затем добавил к ним по одному крабу. Элли с опаской уставилась на своего.
– Он похож на большого клопа.
– На очень вкусного клопа, смею добавить, – отозвался Ной. – Сейчас покажу тебе, как его есть.
Он споро разделался с крабом, ловко отделяя мясо и перекладывая его на тарелку Элли. Она попробовала повторить, но клешни отламывались с трудом, а для того, чтобы снять панцирь, ей пришлось усердно трудиться пальцами. Сначала Элли застеснялась своей неловкости, ее смутило, что Ной видит каждую ее ошибку, но, вспомнив, что его никогда не волновали подобные вещи, чуть не засмеялась над собственными опасениями.
– А где теперь Фин? – спросила Элли.
Ной ответил не сразу. Он словно нехотя проговорил:
– Погиб на войне. Его эсминец был торпедирован в сорок третьем.
– Вот несчастье, – огорчилась Элли. – Вы ведь так дружили, я знаю.
– Дружили, – хрипловато подтвердил Ной. – Я часто его вспоминаю. Особенно нашу последнюю встречу. Перед отправкой на фронт я заглянул домой попрощаться, и мы столкнулись на улице. Фин работал в банке, как и его отец. Мы провели вместе почти неделю. Иногда мне кажется, что это я убедил его завербоваться в армию. Думаю, он остался бы дома, если б не я…
– Ты тут ни при чем, – возразила Элли, коря себя за то, что подняла эту тему.
– Знаю. Мне просто не хватает его, вот и все.
– Мне он тоже нравился. С ним всегда было весело.
– Да, Фин умел рассмешить.
Элли смущенно посмотрела на Ноя:
– Знаешь, ведь Фину я тоже нравилась.
– Знаю, он мне говорил.
– Говорил? А что именно?
Ной пожал плечами:
– Да обычную для него чепуху: что ты без конца приставала к нему, приходилось чуть ли не палкой тебя отгонять.
Элли рассмеялась:
– И ты поверил?
– Конечно. А с чего бы мне не верить старому приятелю?
– Вы, мужчины, вечно стоите друг за друга, – заключила Элли, погладив Ноя по руке. – Расскажи лучше, что ты делал с тех пор, как мы расстались.
Они заговорили наперебой, будто пытаясь наверстать упущенное время. Ной рассказал о том, как уехал, о работе на ферме и о сборе металлолома в Нью-Джерси, тепло отозвался о Моррисе Голдмане и вскользь, опуская детали, коснулся военных лет. Вспомнил отца и пожаловался, как ему его не хватает.
Элли рассказала о поступлении в колледж, о занятиях живописью, о том, как пошла работать в госпиталь, о своей семье и друзьях, о занятиях благотворительностью. Будто сговорившись, ни один из них не упомянул тех, с кем встречался за эти четырнадцать лет. Даже Лона никто из них не назвал, и хотя оба заметили это упущение, промолчали о нем.
Позже Элли попыталась вспомнить, давно ли вот так говорила с Лоном. Хотя жених умел внимательно слушать ее и они почти никогда не спорили, он был не из тех, кто легко раскрывает перед тобой душу. Как и отец Элли, Лон чувствовал неловкость, делясь с кем-то мыслями или переживаниями. Элли пыталась объяснить, что таким образом она просто-напросто хочет стать ему ближе, однако без особого успеха.
И теперь, сидя здесь, Элли наконец поняла, чего ей не хватает в отношениях с женихом.
Небо совсем потемнело, луна поднялась выше, а двое на кухне, сами того не заметив, вновь потянулись друг к другу, восстанавливая незримую нить, связавшую их когда-то.
С крабами было покончено, да и темы для беседы иссякли. Ной посмотрел на часы и понял, что уже совсем поздно. Звезды вовсю сияли на черном небе, сверчки почти умолкли. Беседа с Элли много значила для него, однако он беспокоился, не наболтал ли лишнего, и гадал, что она теперь думает о нем и о его жизни.
Ной поднялся и налил в чайник свежей воды. Они с Элли отнесли в раковину грязную посуду, вытерли стол, и Ной снова наполнил чашки кипятком, добавив в каждую чайный пакетик.
– Как насчет того, чтобы вернуться на веранду? – спросил он, передавая Элли чашку. Элли согласилась и вышла первой. Ной захватил для нее плед, на случай если снаружи похолодало, и они опять уселись в кресла-качалки. Плед укрывал колени Элли. Краем глаза Ной наблюдал за ней. «Господи, какая же она красавица!» – думал он, чувствуя необъяснимую боль.
Во время ужина произошло непоправимое.
Он снова влюбился. Ной понял это только сейчас, когда они сели рядышком на веранде. Влюбился вот в эту, совершенно новую Элли, а не в свое давнее воспоминание.
С другой стороны, он никогда и не пытался ее разлюбить, это его крест, его судьба.
– Вечер был чудесный, – мягко сказал Ной.
– Да, – отозвалась Элли. – Просто волшебный.
Ной посмотрел на звезды, их мерцающий свет напомнил ему, что уже очень поздно и Элли скоро уедет. В душе воцарилась страшная пустота. Пусть эта ночь никогда не кончается! Что сказать? Как уговорить ее остаться?
Ной не знал. Придется промолчать, тем самым признав свое поражение.
Они качались каждый в своем кресле, неторопливо и слаженно. В воздухе над рекой неслышно ныряли летучие мыши. Возле лампочек на веранде вились мошки. Наверное, какие-то люди именно сейчас занимаются любовью.