Читаем без скачивания Возрождение - Олег Верещагин

Когда Романов впервые познакомился с этой стороной деятельности одной из собственных подчиненных структур – он на какое-то время лишился мыслей, только твердил про себя, как заклинание, две строки Киплинга:

О этот мир! Какой измерить меройОграбленные души и умы?!

…Женщина-воспитатель, потеряв терпение, ударила пятилетнюю девочку – та никак не могла научиться есть ложкой, ела руками. Романов, оказавшийся рядом, не застрелил женщину только потому, что Женька повис на руке командира с пистолетом всем телом. И превратился в мертвый груз, не давший Романову тут же добраться до побелевшей и окаменевшей воспитательницы, а доберись он – убил бы, наверное, одним ударом.

Были и иностранные дети – поляки, немцы, еще кое-кто. Не ребята из группы Бека, который прочно обосновался на побережье, сделав корабль своей крепостью (банды, даже самые голодные и сплоченные, все чаще пробиравшиеся с юго-запада, те места обходили стороной…). А другие, попавшие сюда самыми разными путями, у каждого – своя история. Захватывающая и ужасная одновременно, а то и трагическая… У многих из них психика оказалась сбита настолько капитально, что оставалось лишь хвататься за голову… Шведский восьмилетний мальчик не мог себя идентифицировать как мальчика – он «сомневался в своей гендерной принадлежности». Десятилетняя немка называла себя сторонницей лесбийской любви, а ее соотечественник и ровесник был уверен, что все мужчины и мальчики «латентные геи», и всерьез приставал к мужикам. Эти случаи были настолько смешными и жуткими, что Романов фиксировал их в специальном видеодневнике.

К счастью, в этом возрасте омерзительная кривизна, внесенная в детские мозги мерзавцами и нелюдями, вымывалась довольно легко – внимание, забота, психокоррекция, и через месяц-другой можно было видеть, как «гей» и «лесбиянка» потихоньку засматриваются друг на друга, а маленький потомок викингов наконец осознал, что такое мальчишка, и снисходительно дерет нос перед девчонками, разбирая вместе с русскими сверстниками старенький «АКМ».

Иностранных детей было не так много, и поднимался вопрос об их русификации. Но Большой Круг почти единогласно решил: родные языки и национальная культура должны остаться не только у японцев и немцев (как ни крути, это оказались значимые по численности группы населения, особенно японцы), но и у какого-нибудь француза-одиночки. И для этого следует приложить все усилия, какие возможно…

Не столь давно завершилась победой РА «Монастырская война». Так злой на язык Жарко назвал серию небольших, но крайне ожесточенных конфликтов между ополченцами ДОСАФ и дружин витязей с монастырями. Вообще ранее конфликтов с Церковью не было. Как, впрочем, и каких-либо других отношений – монастыри и собравшееся в них священство словно бы существовали в параллельном мире, и даже донесения о том, что там аккумулированы огромные запасы продуктов и горючего, не заставили Романова подвигнуться на конфликт. Он сквозь пальцы смотрел на «покровительство» монастырей в отношении некоторых поселений беженцев и даже надеялся, что постепенно можно будет заключить союз.

Однако тут неожиданно со стороны монастырей начались претензии на земли, рабочую силу, припасы… Причем очень агрессивные. Они наложились на новые разведданные – о порядках, которые были заведены монастырскими управляющими. Фактически это было крепостное право – с запретом любого светского образования, отнятыми у родителей детьми, заключением взрослых под стражу в колодках, принуждением к тяжелой работе, перемежаемой молитвами… Были и сведения о еще более мерзких гнусностях. К сожалению, Романов промедлил – и обнаглевшие «поборники духовности» напали на маленький поселок, который контролировала РА. Отряд ДОСАФ был разбит, уцелевшее население (а люди от мала до велика сражались с невиданным ожесточением) – угнано в рабство.

После этого Романов уже ничего не ждал. По его приказу рота преображенцев, амурские казаки и дружины Лагунова, Светлова и Севергина под общей командой Севергина, поддержанные самоходной артиллерией и бойцами местных отрядов ДОСАФ, умело вклиниваясь между опорными пунктами врагов и перерезая немногочисленные накатанные дороги, за неделю взяли штурмом все пять монастырей, истребив всех их обитателей и освободив почти десять тысяч крепостных и рабов. После чего Романов законодательно запретил любое вмешательство во внецерковные дела любого представителя любой из «мировых религий». Он не любил что-то запрещать, однако тут вопрос оказался принципиальным. Религии, отрицающие земную жизнь, должны были быть вытеснены в маргинальную нишу – поскольку было ясно, что сами они туда не уйдут ни за что…

Столовская обстановка для совещания такого типа подходила менее всего. Но сидевшие за столами люди давно поняли нехитрую истину: если говорят нужные и важные вещи – то все равно, где выслушивать и обсуждать. А ерунду – ерунду да, ее можно принудить слушать только в зале под строгим контролем на дверях и с трибуны.

– На данный момент на территории бывшей РФ нами контролируется Дальний Восток, железная дорога до Северобайкальска, восточное побережье новообразованного Моря Байкал и порядка тридцати опорных пунктов-поселков к западу от Урала… – Романов ощутил легкую тошноту. То, что он собирался сказать «под занавес», немного пугало его самого. – О происходящем на большей части нашей страны мы не знаем практически ничего, как и о зарубежных делах. Однако сегодня ночью… точней, вчера вечером… я подписал два указа… Первый – о подготовке и проведении Великого Объединительного Съезда Русской Армии. Съезд предположительно будет проведен через пару лет в Новгороде Великом. Этот город в перспективе также намечен как основной кандидат на роль столицы новой России. Именно он. Не Владивосток, и я прошу всех подумать над историей вопроса, прежде чем высказывать недовольство… И второй указ, – как ни в чем не бывало продолжал Романов, хотя внутри его уже просто трясло. – Об установлении контроля над всеми потенциально нестабильными территориями Земли.

На Романова уставились все, кроме Жарко – Вячеслав Борисович вдруг начал скалиться, неудержимо, весело, мерзко и широко, как человек, превращающийся в волка, а потом неожиданно резко откинулся на спинку стула и задрал на стол ноги каким-то идиотским, судорожно-восторженным движением. Романов обозрел молчащих соратников и встал.

– А чего вы хотели? – вкрадчиво сказал он. – Чтобы мы и дальше жили, как на вулкане? Пасторальный рай в перспективе на одной пятой суши в окружении всех, воюющих со всеми? Нет уж. Я предпочту драться до тех пор, пока на планете в целом не станет поспокойней… и посвободней, – и тоже улыбнулся – зло и широко. – Сейчас такой момент, который выпадает раз в десять тысяч лет. В сто тысяч лет. И мы не должны его упускать. Не упускать – и оседлать. Лютовой… – Романов помолчал миг и тихо продолжал: – Вадим Олегович нам не простил бы этого.