Читаем без скачивания Самозванка (дореволюционная орфография) - Алексей Пазухин

Настенька ночевала, а на другое утро вмѣстѣ съ теткой отправилась въ домъ Ярцевой.

Всю дорогу туда Настенька твердила теткѣ, чтобы она осторожно держала себя и ни взглядомъ, ни намекомъ не обнаружила того, что она знаетъ тайну.

– Все, все испортите, если вмѣшаетесь въ это дѣло, если дадите понять Аннѣ Игнатьевнѣ или Вѣрѣ, что вы знаете тайну, – говорила Настенька.

– Да ужъ будь покойна, – утѣшала тетка, – не совсѣмъ, вѣдь, я дура, понимаю что нибудь.

Въ домѣ Ярцевой все шло по старому, только наблюдатель замѣтилъ-бы, что въ глазахъ Вѣры есть что-то тревожно-любопытное.

Съ этимъ выраженіемъ своихъ милыхъ, кроткихъ глазъ смотрѣла дѣвушка на Настеньку во время чая, къ которому пріѣхали гости, и, видимо, сгорала отъ нетерпѣнія остаться съ нею глазъ на глазъ.

Старуха, по обыкновенію, была очень нѣжна со своимъ „внучкомъ“ и покровительственно-небрежна съ гостями. На дочь свою она изрѣдка бросала испытующіе взгляды, словно изучая ея думы, ея таинственныя и, должно быть, тяжелыя думы, которыя сказывались и въ сосредоточенномъ взглядѣ, и въ плотно сжатыхъ губахъ, и въ вертикальной морщинкѣ, пробороздившей гладкій красивый лобъ.

Думъ этихъ старуха не знала, но какъ хорошо были теперь извѣстны онѣ Заварихѣ и Настенькѣ!…

Сейчасъ же послѣ чая Вѣра позвала Настеньку на верхъ.

– Ишь, дружба завелась! – насмѣшливо замѣтила Ольга Осиповна. – Словно женихъ съ невѣстою… Ты, Васенька, не больно слушай рѣчей ея, дѣвицы этой модной, a то обучитъ она тебя премудростямъ московскимъ…

– Развѣ я могу научить Васеньку чему-нибудь дурному, Ольга Осиповна? – спросила Настенька.

– Мудренаго нѣтъ: вертячка ты порядочная!…

– Ну, если и вертячка, такъ ужъ за то другихъ пороковъ не имѣю… Есть, вѣдь, дѣвушки, куда какія смиренныя, а коварства, и обмана…

Вѣра слегка поблѣднѣла отъ этого, очень явнаго для нея намека и порывисто встала.

VII.

Блѣдность эту и движеніе замѣтила Анна Игнатьевна и вперила въ дочку долгій-долгій, пристальный взглядъ…

Вѣра поблѣднѣла еще больше, а Анна Игнатьевна взглянула на Настеньку тѣмъ же взглядомъ.

„Не знаетъ ли эта хитрая дѣвченка мою тайну? He выболтала ли Вѣра? -какъ ножемъ рѣзнула мысль эта Анну Игнатьевну. – Кажется, нѣтъ. Покойно, безпечно, весело смотритъ Настенька, – не похоже, чтобъ это намекъ былъ…

Нѣтъ, не намекъ это, просто сказала Настенька, такъ безъ умысла… Да и смѣетъ ли Вѣра выболтать?… А поблѣднѣла она потому, что кольнули ее слова Насти, въ больное мѣсто попали… А все же надо поговорить съ нею, попытать ее надо, предупредить, еще разъ повторить завѣтъ свой о величайшей тайнѣ“.

Дѣвушки сейчасъ же послѣ чаю ушли наверхъ.

Заперла Вѣра за собою дверь, робко подошла къ Настѣ и взяла ее за руку.

– Вы сердитесь на меня, Настенька? – умоляющимъ, взволнованнымъ голосомъ сказала она. – Вы ненавидите меня?… Я вижу это, знаю… Вы жестоко кольнули меня сейчасъ вашимъ намекомъ!… За что это, Настенька? Иль ужъ я такъ гадка въ вашихъ глазахъ?…

Настенька презрительнымъ и злымъ взглядомъ окинула фигуру стоявшаго передъ нею, „мальчика“, – хорошенькаго, изящнаго, какъ дорогая статуэтка, какъ куколка, мальчика.

– Да, во всемъ, что вы продѣлываете тутъ съ вашей матушкою, немного благородства! – сказала она. – Но не за это зло мое на васъ… нѣтъ… Что мнѣ за дѣло, что двѣ интригантки…

Вѣра тихо простонала, точно до нея раскаленнымъ желѣзомъ дотронулись.

– Что мнѣ за дѣло, что двѣ интригантки пришли обобрать старуху съ ея тысячами? Деньги, вѣдь, соблазнительны, за ними всѣ бѣгутъ, изъ-за нихъ и большія преступленія совершаются… Мнѣ до этого дѣла нѣтъ… Меня терзаетъ то, что… что вы меня, меня такъ жестоко обманули!… Я принесла сюда, въ эту вотъ комнату, свою первую, священную любовь, и вы растоптали ее ногами, разбили… Вотъ что меня терзаетъ, и вотъ за что ненавижу я васъ…

Вѣра отошла и въ изнеможеніи опустилась на стулъ.

– Эта пытка мнѣ не по силамъ! – едва-едва выговорила она. – Ужъ лучше одинъ конецъ… Лучше ужъ я открою все; пусть со мною дѣлаютъ все, что хотятъ…

– Откроете?…

Настенька быстро подошла къ Вѣрѣ.

– Откроете?… О, нѣтъ, не смѣйте этого дѣлать!… Васъ, можетъ быть, прогонятъ, мать ваша, быть можетъ, изобьетъ васъ до полусмерти, но мнѣ отъ этого пользы мало, а я… я хочу чѣмъ-нибудь вознаградить себя… Я потеряла большое счастье обманутая вами, такъ желаю имѣть хоть маленькое… Большое счастье – это любовь, которую мечтала взять у Васи, а маленькое – это деньги, которыя мнѣ должна дать Вѣра!… Поняли вы?… Вы пришли сюда съ матерью за деньгами и, конечно, возьмете ихъ, такъ часть этихъ денегъ пусть мнѣ попадетъ…

– Вамъ?… Деньги!… – спросила Вѣра.

– Да… А васъ, наивнаго ребенка, это удивляетъ?…

И съ ненавистью глядѣла Настенька на блѣдную, взволнованную дѣвушку, которая въ изнеможеніи, какъ помѣшенная, сидѣла передъ нею…

Настенька, глядя на убитую горемъ и отчаяніемъ Вѣру, подумала, что слишкомъ уже огорчила ее и сообразила, что такъ поступать опасно: дѣвушка въ отчаяніи можетъ и въ самомъ дѣлѣ открыть все бабушкѣ и матери, тогда все пропало для Настеньки…

Она взяла Вѣру за руку и почти ласково сказала ей:

– Ну, перестаньте же играть роль угнетенной, Вѣра, будетъ вамъ… Вы не должны сердиться на меня, не должны считать меня за какую то злодѣйку…

Отъ одного этого измѣнившагося голоса Настеньки, отъ одного ласковаго прикосновенія ея руки Вѣра почувствовала себя уже легче и довѣрчиво, растроганная, съ размягченнымъ сердцемъ, нагнулась къ Настенькѣ и обняла ее, прижалась къ ней, не имѣя силъ выговорить что-нибудь, но желая много-много сказать…

– Да, я совсѣмъ не злодѣйка, – продолжала Настенька. – Я только оскорбленная въ своихъ чувствахъ женщина…

Эту фразу „модная дѣвица“ вычитала въ какомъ-то романѣ и любила употреблять ее, какъ и многія другія фразы изъ книгъ.

– И я огорчена и возмущена была, но я прощаю васъ…

– Прощаете? – взглянула Вѣра на Настеньку съ счастливою улыбкою.

– Да… И хочу быть вашею подругою… Будемъ съ сегодняшняго дня говорить другъ другу „ты“, но только тогда, когда мы однѣ… Я не выдамъ твоей тайны, будь Васею предъ всѣми, кромѣ меня и твоей матери, будь наслѣдникомъ бабушкинаго богатства…

– Ахъ, зачѣмъ мнѣ оно? – сказала Вѣра. – Я не хочу его, не хочу!… Ужъ теперь, ничего еще не видя, я такъ много горя видѣла отъ этой жажды къ деньгамъ, а что же дальше будетъ?

– Дальше будетъ наслажденіе этими деньгами… Ты еще не знаешь, что могутъ дать деньги, не знаешь силы ихъ, не знаешь и тѣхъ радостей, которыя даютъ деньги…

– Вотъ и мама мнѣ говоритъ это постоянно, но я, должно быть, дурочка, я не понимаю этого… Ну, что же дадутъ онѣ?… Ну, будетъ у меня много платьевъ, бархатъ, шелкъ, кружева, вещи дорогія, на дорогихъ лошадяхъ я поѣду, въ большихъ комнатахъ буду жить, такъ развѣ это счастье?… Нѣтъ, не думаю…