Читаем без скачивания Меж двух огней - Патрик Вудроу

— Так вы подумали, что смерть молодой женщины менее важна, нежели ваш чек. — Купманс был явно разочарован. Стрейкену это не понравилось: то слабое взаимопонимание, что ему удалось установить, находилось под угрозой.

— Дело не только в деньгах. Если им понравятся снимки для календаря, они будут предлагать мне такую работу каждый год. Мне двадцать девять лет, и максимум, который мне пока удавалось заработать, — пятнадцать тысяч в год.

До того как стать фотографом, Стрейкен два года занимался контрабандой изумрудов в Малайзии, где оказался после окончания школы. Он попал на работу курьером, где неожиданно для себя понял, что у него к этому настоящий талант. Правда, сейчас этим хвастаться не стоило.

— Итак?

— Итак, я продавал мои фотографии разным журналам по дайвингу в течение девяти лет, сотня долларов тут, сотня там. Кроме того, я работал на складе. Но такого предложения я ждал всю жизнь. «Нэшнл джиографик» — вершина всего. В этот момент решается моя судьба. И я не понимаю, почему все должно было рухнуть из-за кого-то, кто пытался посадить меня на наркотик. — Стрейкен потерял самообладание и теперь проклинал себя за это.

— Но ведь ваш рейс был не раньше 6.30 утра, а гостиницу вы покинули после полуночи. У вас было достаточно времени, чтобы дождаться «скорую» и успеть на самолет. Почему вы ее не дождались? Только не говорите, что вам было нужно шесть часов на то, чтобы упаковать вещи.

— Нет, — ответил Стрейкен, — просто я знал, что если останусь, то не улечу. Вы прекрасно это и сами понимаете. Вы бы не отпустили меня.

— Почему нет? — От кажущегося взаимопонимания не осталось и следа. Купманс управлял Стрейкеном как марионеткой. Это была западня. Неожиданное изменение темпа разговора, переход с позиции друга на позицию врага наверняка входили в инструкцию по грамотному ведению допроса. Стрейкен понял, что случилось. Купманс хотел, чтобы Стрейкен подтвердил подозрительность своего поведения. Он хотел, чтобы его решение бежать из гостиницы стало свидетельством его вины.

— Я задал вам вопрос. — Купманс был за тысячи миль отсюда, но казалось, что он сидит в той же комнате.

Стрейкен снова промолчал. Любой ответ может быть истолкован как угодно. Даже если Стрейкен произнесет одно слово, Купманс мигом состроит из этого предложение. В этом он был специалист.

— Банбери проглотил язык, — сказал Верховен, — а что это за дурацкое имя — Банбери?

Стрейкен сузил глаза. Конечно, не сразу, но они все-таки нашли его слабое место.

8

Стрейкен разозлился. Раздражение — плохое состояние во время беседы с полицией. Может, все прошло бы удачней, знай он ответ, но дело в том, что он не имел ни малейшего понятия о том, почему родители назвали его Банбери.

Он родился в военном госпитале в Германии. Однажды ему случилось проезжать мимо Банбери. Его семья происходила из Шотландии, а не из Оксфордшира, где находился этот населенный пункт. Единственное, что он мог вспомнить, — это ужасный детский стишок, который ему обычно рассказывал отец, пока Стрейкен подпрыгивал у него на коленях. «Верхом на палочке в Банбери-Кросс». Стрейкен слышал его каждый день на протяжении шести лет. Слова отец подкреплял легкими пинками и постоянно напоминал ему о том, что эти стихи нельзя рассказывать никому чужому. Никакого ударения на слове «Банбери» он не делал. Кроме того, стишок был скорее о прекрасной даме, чем о поездке верхом на деревянной лошадке. Так что на своем седьмом дне рождения Стрейкен объявил, что отныне его зовут Эдвард, или, еще лучше, Эд. К его великой радости, имя прижилось.

Стрейкен приказал себе расслабиться. Это не подействовало. Самообладание покидало его. Он попытался проигнорировать первый вопрос.

— Если это я ввел ей наркотик, то почему пипетка оказалась в ее сумочке?

— Это вы положили ее туда, — убежденно произнес Верховен, — как только вы поняли, что убили ее, то удостоверились, что на пипетке есть отпечатки пальцев девушки и спрятали ее в сумочку.

Стрейкен почувствовал нарастающее раздражение. Единственный способ защитить себя был в том, чтобы доказать: это Кристин пыталась ввести ему наркотик. Но его доводы звучали неубедительно, и он знал это.

— Послушайте, это она пыталась ввести мне наркотик. Мне жаль девушку, но в ее смерти я не виноват.

— Нет, Банбери. Даже если предположить, что это она подмешала наркотик в ваш бокал, то бокалы поменяли именно вы. Вы дали ей запрещенный препарат, а это нехорошее дело.

Стрейкен терял уверенность и самообладание. Ему не пришло в голову, что замена бокалов может убить Кристин. А сейчас он мог угодить в тюрьму.

— А если бы я не поменял бокалы, то сам лежал бы сейчас в морге.

— А если бы вы спросили ее напрямую, никто не лежал бы в морге, — возразил Грут.

— Я не убийца. Я не убивал ее. — Стрейкен почувствовал поднимающуюся волну гнева.

— Возможно, — сказал Купманс, — а как насчет угнанного джипа Питера Зеемана?

— Это не воровство. Пит не стал бы возражать. Спросите его, что он думает на этот счет. И спросите его, что он думает о том, что я убийца.

— Я спрашивал. И он сказал, что в следующий раз, когда увидит вас, он вас свяжет и бросит акулам. Он собирался проводить погружение на затонувшее судно и не смог доставить туда баллоны, потому что джипа не оказалось на месте.

— Черт возьми.

— Да, дело плохо. Хотите знать, что он еще сказал?

— Да нет.

Последовала тишина. Стрейкен слышал собственное дыхание.

— Вы лжете, Банбери. — Это звучало как рефрен. Верховен смотрел на него немигающим, как у змеи, взглядом.

Стрейкен встретился взглядом с Верховеном.

— Но если я хотел изнасиловать ее, то зачем же я повсюду оставил свои отпечатки пальцев? Я не знаю, зачем она пыталась дать мне наркотик. И выяснить это — ваша работа. — Он посмотрел Верховену в глаза: — Идите и выясняйте.

— Мистер Стрейкен, — вне всякого сомнения, в голосе Купманса послышалось предостережение, — не грубите. Я не люблю, когда грубят.

— Банбери не грубый. Он просто трус. Именно поэтому он дал наркотик молодой девушке. Чтобы она не сопротивлялась. Не так ли, Банбери?

Стрейкен еле справлялся с гневом. Больше всего ему хотелось броситься через стол и заставить Верховена замолчать. Он твердо знал, что когда-нибудь схватится с ним. Может, не здесь и не сейчас, но достаточно скоро, чтобы выяснить отношения испытанным старым способом.

Если Стрейкен что-нибудь скажет, то это сможет ему повредить. Поэтому он промолчал.

— Так с чем мы имеем дело? Насилие. Вы пригласили ее на ужин. Ввели ей наркотик, но доза оказалась слишком большой и она умерла прежде, чем вы успели позабавиться. Я ненавижу таких людей, как вы, Банбери. От них следует защищать дочерей и жен. — Верховен нагнулся к столу. Их лица были на расстоянии дюйма.