Читаем без скачивания Запонки императора, или орехи для беззубых - Лариса Исарова

— Если не повесился, то дома, — сказала она загадочно, шмыгая красным носом и обдав меня запахом сивухи плохой отгонки.

Я постучала в указанную дверь. Никто не ответил. Я постучала сильнее… Молчание. Толкнув дверь, я окунулась в клубы дыма. За столом за машинкой сидел Федька и что-то выстукивал, поминутно прикуривая от дымящейся сигареты.

Лысина его шагнула на затылок, но плечи стали шире, и он не производил больше впечатления хлюпика.

— Привет, Федор! — сказала я. Он так стремительно вскочил, что опрокинул стул.

— Боже мой! Ты мне снилась целую неделю, это перст судьбы!

Он обхватил меня руками и стал целовать, не очень попадая в губы, точно молочный щенок, ищущий сосок матери…

Потом отступил, оглядел и попытался продолжить это занятие, но я засмеялась и уселась на скрипучий диван, служивший ему постелью.

— Сколько лет, сколько зим…

Он не принял моей попытки светского разговора.

— Если бы ты знала, сколько я о тебе думал, мечтал, искал…

— Где?

— И к матери твоей приезжал, и Гришку пытал, но все говорили так многозначительно и таинственно, что я решил — ты сделала ноги за бугор.

— Не попрощавшись с тобой? Мы же связаны одной цепью неудач, как каторжники…

Коммунальная квартира шумела, скрипела, переговаривалась, точно вокзал, громко и бессвязно, но это его, видимо, не отвлекало.

— Как ты тут оказался? — спросила я, оглядывая комнату, которая упиралась в кирпичную стену, отчего в ней и днем горел электрический свет.

— Я ее сначала снимал, а потом выплакал эту конуру, «за выездом» никто из соседей не претендовал. Вот ДЭЗ и разрешил прописку. Но я стою на очереди в нашем институте…

— И эта выперла? А где подобрал очередную красавицу?

Он подергал себя за бороду.

— На вокзале, она с ребенком сидела, ее муж бил, унижал, вот я и… пытался помочь…

Мы были с ним в чем-то похожи, наверное, поэтому я так часто прощала его, а он тянулся ко мне, как к «жилетке», в которую можно выплакаться.

— А что у тебя?

— Влипла в нехорошую историю, — сказала я неопределенно, прикидывая, что откровенничать рано, я ведь пять лет ничего о нем не знала.

— Хата нужна?

Он сделал широкий жест, приглашая меня принять все его богатство, включая комнату и хозяина.

— А если я у тебя кое-что оставлю?

Я вдруг подумала, что бродить по городу, ездить в электричке с запонками рискованно. Те, кто убил Карена, наверняка знали о моем существовании.

— Где хочешь и что хочешь… Могу даже не смотреть, не знать…

Федька сел снова за машинку, чтобы не подглядывать.

Я вынула запонки, осмотрелась. Федька жил настолько по-спартански, что я впала в уныние. Но тут я увидела возле дивана древний торшер. У нас был дома такой же, и я помнила, что дно у него полое. Я быстро его опрокинула, завернула запонки в носовой платок, вложила пакетик в торшер и прикрепила его лейкопластырем. Он был у меня в сумке, потому что я вечно натирала ноги в новых туфлях.

Шума я не производила, да и за стуком машинки ни о чем нельзя было догадаться.

— Что ты пишешь? — спросила я, усевшись на диван.

— Сюрреалистический роман в духе Роб-Грийе… О жизни, о нас с тобой, о предвидении, предначертании, предопределенности… С большой дозой эротики, конечно… Хочешь, я почитаю вслух несколько страниц?

Эротика и Федька! Но я даже не фыркнула. Он ни в чем не был виноват…

Я отказалась от литературного часа, сославшись на срочные дела, выпила кофе, который он готовил на маленькой плитке, не выходя в коммунальную кухню, и, не вслушиваясь в его речи, выбежала.

Многое сложилось бы иначе, пойми я, что свой «гениальный» роман он делает для одного кооперативного издательства, в котором шефом подвизался Кооператор.

Бабушка-дюймовочка

Она жила в полуподвале музея, и я добралась до старушки без хлопот. Я боялась, что она меня не узнает, насторожится, но зоркие глазки меня точно сфотографировали, и я без препятствий оказалась в ее большой квадратной комнате, заставленной горшками с цветами: два гигантских фикуса, одна огромная роза на специальной тумбочке, множество вьющихся растений, а на подоконнике «жених» и «невеста», такие сочные, точно их вполне устраивал полумрак подвала.

Бабушка-Дюймовочка была причесана модно, хоть и не совсем по возрасту воспринималась мальчишеская стрижка на седых волосах. На ней оказались кожаные брюки и туфли на высоких каблуках, а свободный черный ангоровый свитер свел бы с ума любую фирменную девчонку.

Она указала мне на кресло, полукруглое, с львиными мордами на подлокотниках, а сама, вспорхнув во второе кресло, сказала.

— Вас что-то интересует конкретно, милочка?

Я ничего толком не знала, значит, надо было блефовать. Хотя Карен приучил меня и к покеру, и к преферансу, я немного терялась под ее холодным и твердым взглядом. А главное, я не знала: известно ли ей о смерти Карена?!

— Марат у вас был недавно?

Что-то промелькнуло в ее лице.

— Нет.

— Вы его любите?

— Относительно.

— Но помогаете ему материально?

— Он сам себе помогает… Хотя это бесполезно. Он типичная бочка Данаид. Вы знаете, что это такое?

— Я закончила университет…

— О, Карен не упоминал, я думала, что вы обычная его девочка…

— А вы многих знали?

— Человек пять… В прежние годы он был порядочным греховодником. Да и роли они играли разные. Одна — для приемов, другая — для телесной услады, третья — порученец… Женщины справляются с рядом дел лучше, они осторожнее и умнее…

Речь у нее была современная, манера уверенная, она разительно не походила на ту бабусю, которая у меня в кухне обещала стукнуть рэкетиров клюкой.

— Вас послал Карен? — спросила она неожиданно. — Так не будем тратить времени. Посредников я не угощаю… Вы принесли доллары?

Я попробовала схитрить:

— Он еще не решил окончательно…

— Ах, так! — Старушка подпрыгнула в кресле, и мне показалось, что она собирается отплясывать на полу, как ведьма в мультфильмах, — Он еще колеблется! А я потеряла двух выгодных клиентов, как вам это нравится?! Вот смотрите, смотрите, стоит ли ему жалеть несчастные пять тысяч долларов?

Я не заметила, куда дернулась ее ручка, но на столе оказалась такая же коробочка, как и та, в которой раньше лежали запонки.

— Вот, смотрите, вы видели когда-нибудь такую прелесть?

Передо мной лежала брошь в форме букета ландышей. Только цветы были из очень ярких бриллиантов, а листья — из платины.

— Тоже подарок императора Николая II?

— Нет, это из приданого матушки. Она была дочерью чиновника правительственного сената и кончала Смольный. Императрица Александра Федоровна преподнесла ей к свадьбе, за особые услуги.

Кажется, старушка была не только приличной актрисой, но и сказительницей!

— И Марат не наложил руки на ваши сокровища!

Лицо ее исказилось ужасом.

— Вы близко знаете Марата?

Я кивнула, и коробочка с брошью исчезла мгновенно, как у фокусника.

— Бижутерия. — Тон хозяйки стал унылым и дребезжащим. — Уж простите старую, только и радости, что хвастать прошлым… Люди верят моему возрасту, а я показываю чешскую бижутерию…

— Тогда это мошенничество!

Она вскочила и, открыв дверь, сделала царственный жест.

— Прошу вон!

Но я не шевелилась. Роли переменились, я ее не боялась.

— Марат знал о тайнике в секретере Карена?

Таисья Сергеевна съежилась будто из нее выпустили воздух.

— Знал, ограбил тетю и даже сотню не вернул, негодяй!

— Вы ему поручили продать секретер?

— А что оставалось делать? Он меня без куска хлеба оставил на старости лет, на голодную смерть обрек…

— Долларовую смерть…

Мы обе вздохнули.

— Больше он ничего не предлагал вам продать?

— А у меня ничего и нет, милочка, я последнее доедаю…

— И отъезжающая за бугор правнучка не помогает?

На секунду мелькнуло удивление, потом она вспомнила свою версию на кухне Карена и засмеялась.

— Ох, я так любила в молодости играть в любительских спектаклях. Представляете, работала в домоуправлении, а на сцене была Офелией! А какой я была Виолой! Знатоки говорили, что не уступала лучшим актрисам императорской сцены…

Я неожиданно вспомнила старый польский фильм, где молодая горничная тайком надевала платье барыни и разыгрывала из себя аристократку.

— Вы рано начали работать?

Она кинула, и лицо ее потускнело.

— А потом барыня уехала и оставила вам на хранение свои вещи?

— Мы были как сестры…

— А где вы работали во время войны? В магазине или в столовой?

Она ненавидяще посмотрела на меня. Кажется, я угадала источник ее драгоценностей. Такие женщины осмотрительно обменивали ценности на продукты у голодных людей. Я вспомнила мамины рассказы. В годы ленинградской блокады она отдала бабушкину золотую цепочку за сто граммов сливочного масла…