Читаем без скачивания Воздушная зачистка - Валерий Рощин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И вот, наконец-то, настал момент истины. Момент, в котором буквально все зависит от него — от Гаффара.
Выходец из бедной семьи сузил темные глаза, наблюдая за вертолетами…
Нервы напряжены до предела, ладони судорожно сжаты в кулаки. А в памяти, словно кадры из документального фильма мелькают эпизоды короткой и полной лишений жизни: тяжелая учеба, изнурительная работа инженером, жена и юные сыновья; внезапный налет боевых вертолетов на кишлак, который он вскоре покинул вместе с остатками небольшого отряда; участие в войне сначала рядовым бойцом, затем полевым командиром…
Да, ныне он командир группы боевых расчетов современного ПЗРК «Стингер». Три наводчика, уложив на плечи трубы пусковых устройств, ждут именно его команды.
И он готов отомстить русским за смерть своих близких…
Часть вторая Очередная потеря
Пролог
Афганистан
Лето-осень 1986 г
Конечно, в начале восьмидесятых Армейская авиация ограниченного контингента советских войск в Афганистане, как и другие рода войск, встречала определенное противодействие со стороны противника. Однако проблем было несоизмеримо меньше. На вооружении душманов состояли устаревшие и не особо опасные ПЗРК с очень слабой статистикой поражения воздушных целей. Даже обычное стрелковое оружие порой представляло для вертолетов большую опасность, чем малоэффективные ракеты. К примеру, для взлетающей или садящейся небронированной винтокрылой машины древний английский «Бур» (Lee-Enfield, — примечание авторов) с прицельной дальностью до двух с половиной километров являлся не менее грозным оружием, чем автоматы и крупнокалиберные пулеметы. К слову, выпущенная из «Бура» пуля прошивала насквозь не только вертолеты, но и лобовую броню БТР-60ПБ, не говоря уж о бортовой, которая была менее толстой.
В марте 1982 года пуля из мощного «Бура» попала в лицо командиру экипажа Ми-8, эвакуировавшего раненных из Гардеза. Вся кабина была залита кровью, летчик умер в воздухе. Благо, правый пилот успел перехватить управление и увести машину из-под обстрела. Шедший ведомым капитан Александров получил пулю из той же винтовки в руку, и при заходе на посадку его борт перевернулся. Пассажиры и экипаж остались живы. Но вскоре после лечения Александрова снова ранил в ту же руку снайпер. А майора Харитонова спас главный авиационный прибор — авиагоризонт. Именно в нем застряла шедшая точно в голову пуля из старой английской винтовки «Lee-Enfield».
В КБ Миля своевременно поняли эту проблему и к середине 80-х начали оснащать броней все вертолеты.
Однако в ответ на эти меры душманы стали с успехом применять против взлетавших или садившихся «вертушек» ручные гранатометы. Попадая в борт, кумулятивная граната вырывала до полутора квадратных метров обшивки; повреждала осколками жизненно важные системы, вызывая течь топлива, а следом и пожар. Запросто могла оторвать хвостовую балку или пару лопастей, разрушить двигатель или «сердце» вертолета — главный редуктор. А что еще хуже — иногда убивала экипаж.
Капитана Иванова «дух» подстерег на взлете. Едва поднявшись на пару метров, его машина заполучила в борт гранату. Объятая пламенем «восьмерка» тут же рухнула; по фюзеляжу защелкали автоматные пули. Члены экипажа чудом выбрались наружу и, прячась за клубами дыма, отползли в безопасное место…
Кое-как летчики и командование с данными проблемами справлялись. В основном за счет больших высот, ведь эффективность стрельбы при наклонной дальности свыше тысячи двухсот метров стремительно падала, не превышая 3–5% попаданий от общего количества выпущенных боеприпасов. А на эшелонах свыше двух тысяч метров о крупнокалиберных пулеметах и зенитных горных установках экипажи вообще не вспоминали. На земле же, для исключения поражения вертолётов и самолетов на взлете и посадке, военным руководством была продумана и создана эффективная система охраны и обороны аэродромов, как правило, состоящая трех-четырех зон охранения.
Появление в начале 80-х годов ПЗРК понемногу изменило характер применения Армейской авиации — по сути началась война за господство в воздухе. На полетных картах впервые появились овалы, круги и прочие геометрические фигуры, сделанные красными карандашами. Рядом штурманы и летчики писали от руки: «Ред Ай — опасные районы».
Первые пуски по нашим воздушным судам произошли в 1983-м, затем их число угрожающе росло: в 1984-м — 62 пуска и шесть сбитых воздушных судов; в 1985-м — 141 пуск; в 1986-м — 847 пусков и 26 сбитых машин. А, слегка забегая вперед, не будет лишним упомянуть и о том, что по данным оперативного отдела штаба 40-й армии в 1987 году у противника имелся 341 переносной ракетный комплекс, а в учебных лагерях Ирана и Пакистана специальность стрелка-оператора ПЗРК стала самой массовой. Зона сплошной досягаемости средств ПВО с появлением «Стингеров» увеличилась до высоты в пять тысяч метров, а подкарауливать авиацию расчеты ПЗРК могли где угодно. Наша разведка даже засекала пуски ракет из центра Кабула — с крыш домов и автомобилей.
Одним словом, ситуация менялась и, к сожалению, не в нашу пользу. Требовались срочные действия в ответ на массовое появление нового вида оружия.
* * *Первое официально признанное советским военным руководством применение ПЗРК «Стингер» в афганской войне произошло в конце ноября 1986 года. Случилось это в двадцати километрах от Джелалабада, когда под ракетный обстрел попала пара боевых Ми-24. Из пяти пусков, три оказались удачными. В результате один вертолет взорвался в воздухе (экипаж погиб), второй совершил аварийную посадку (вертолет восстановлению не подлежал), экипаж эвакуирован в Джелалабад.
Прибывшие на место устроенной засады разведчики и спецназовцы опоздали — «духи» своевременно покинули опасный район. Однако тщательный осмотр местность дал кое-какие результаты.
Во-первых, были найдены пять подозрительных предметов, впоследствии оказавшиеся стартовыми вышибными зарядами ПЗРК «Стингер».
Во-вторых, детальное изучение следов пребывания противника на склоне протяженного хребта (одна позиция располагалась на вершине, две других ближе к подножию), показало, что засада устраивалась заблаговременно и целенаправленно. А сидевшие в засаде люди, безусловно, прошли неплохую подготовку.
Все это недвусмысленно говорило об одном: в организации данной операции не обошлось без прямого участия заокеанских инструкторов.
Советскому руководству военного контингента в Афганистане следовало что-то предпринимать, иначе потери в авиации зашкалили бы все разумные пределы. Для выработки конкретных мер требовалось захватить хотя бы один образец «Стингера». А еще лучше документацию с техническим описанием. Ведь чтобы разработать рекомендации и тактические приемы, способные нейтрализовать новое оружие, необходимо знать его тактико-технические данные, а также сильные и слабые стороны.
Поэтому руководство пообещало: того, кто первым раздобудет это оружие, непременно наградят «Звездой Героя»…
Глава первая
Афганистан, аэродром Джелалабада
Сентябрь 1986 г
25 сентября, завершая обычный полет на поиск и уничтожение караванов с оружием, группа из восьми боевых и транспортных вертолетов снижалась над аэродромом с высоты четыре с половиной тысячи метров. Остальной летный состав 335-го полка в это время находится в большом классе на Командно-диспетчерском пункте — командир полка подполковник Крушинин ставит боевую задачу на следующий день.
Я сижу за вторым столом в левом ряду, что-то черчу шариковой ручкой в блокноте и слушаю монотонный голос командира…
— Костя! Слышь, Костя, — вдруг шепчет в самое ухо Грязнов.
— Слышу, не глухой, — бурчу я, не поворачивая головы.
— У нас с тобой боевые вылеты зашкаливают!
— Это как?
— Мы почти подобрались к медицинской норме. Еще два вылета и все — амба!
— Что значит «все — амба»?
— Как что?! Нам профилакторий положен!
— Ага, ты еще о санатории помечтай на лазурном берегу! — скривил я губы в язвительной ухмылке. — Мы на войне, Андрюха, а не в родной Боровухе.
— Ну и что, ведь по документам положено! — упорно гнет он свою линию.
— Мало ли… Нам и боевые сто грамм положены, между прочим. А никто не наливает. Короче, забудь…
Окончательно убить его веру в «светлое будущее» я не успеваю — договорить не дает серия сильных взрывов, раздавшихся на окраине летного поля. Окон в помещении нет, зато дрожат стены. Крушинин, как и я, замолкает на полуслове; все обеспокоено крутят головами.
Спустя секунду под грохот падающих лавок и стульев мы бежим к выходу, а на улице перед нашими взорами предстает следующая картина: над аэродромом по спирали снижаются семь вертолетов. В двухстах метрах от полосы горит сбитый Ми-8. Чуть выше и в стороне плавно покачиваются одинокий купол парашюта…