Читаем без скачивания Храм любви при дворе короля - Виктория Холт

Это затворническое бытие вновь влекло его, когда он думал о своем доме на Барке в Баклерсбери.

Прав ли Эразм? Вправду ли создать идеальную женщину так же трудно, как идеальный мир? Не напрасно ли он пытается поднять ум Джейн до своего интеллектуального уровня? Не делает ли ее несчастной, а себя дураком?

Так протекала семейная жизнь Джейн и Томаса Мора, когда обнаружилось, что у них будет ребенок.

«Ребенок! – думала Джейн. – Замечательно. Мальчик, которого отец вырастит ученым? Это очень обрадует Томаса; и отвлечет его внимание от бедной недалекой жены. Если родится мальчик, которого Томас сможет учить латыни, зачем ему возиться с Джейн? И разве не будет он благодарен женщине, подарившей ему такое счастье?»

«С другой стороны, – думала Джейн, – если родится девочка, как счастлива буду я, потому что он тогда поймет, что учить девочек нет смысла. Дочь внушит ему то, что не удалось мне; мы с ней будем неразлучны; она полюбит цветы, и мы станем растить их вместе, я повезу ее в Нью-Холл и, показав ребенка своим родным, наконец-то уверюсь в справедливости мнения, что жизнь в супружестве – замечательная».

Таким образом, ребенок мог осчастливить Джейн больше, чем Томас.

Томас радовался.

Ребенок! В этом смысл супружеской жизни. Именно этого ему и хотелось. Может ли жизнь в картезианском одиночестве сравниться с воспитанием ребенка? Юного мастера Мора будут учить лучшие в Англии учителя. Они с удовольствием за это возьмутся. Может быть, доктор Лили? Лучшего в Англии нет. Да и сам Томас Мор будет наставлять своего сына.

Ожидание ребенка было радостным. Ждали, разумеется, мальчика. Первенец должен быть сыном. А за ним последуют еще много сыновей и несколько дочек. Девочки будут воспитываться так же, как мальчики; что бы там ни говорили Эразм, Колет, Лили и прочие, Томас твердо считал – женщин нельзя лишать образования. Его дочери докажут, что он прав.

Но сейчас он мечтал о сыне.

В Барке раздавался смех; и Джейн, хотя понимала не все шутки, смеялась тоже. Она была счастлива, и Томас был счастлив видеть ее счастливой.

Жизнь в супружестве была замечательной.

В доме часто бывали друзья Томаса. Джейн ничего не имела против. Она постоянно шила одежду для ребенка. Тело ее раздавалось, а с ним росло самоуважение. Кто эти ученые? Кто доктор Колет с его разговорами о создании школ для детей? Правда, он уже не просто викарий из Степни, а настоятель собора Святого Павла. Но что ей до того? Кто доктор Уильям Лили, пусть он изучил латынь в Италии, много путешествовал, открыл в Лондоне школу и, как Томас, едва не постригся в монахи? Кто доктор Линакр, учивший Томаса греческому? И даже великий Эразм. Пусть они умные, но кто из них может родить ребенка?

У Джейн появились достоинство и уверенность. Ходя по дому, она напевала песенки.

Супружеская жизнь действительно хороша, и Джейн была счастлива.

В один из летних дней 1505 года на свет появилась Маргарет.

Глава вторая

В четыре года Маргарет узнала, что такое страх. До тех пор мир был очень радостным, и правил в нем тот, кого она любила больше всех, – ее отец.

Несчастной она ощущала себя лишь когда его не бывало дома. Без отца старый дом с темными лестницами, укромными уголками и нишами казался совсем другим. Маргарет, сидя на диване у окна, ждала его возвращения, глядела на аптеки и бакалейные лавки с мыслью, что они совсем другие, не те, в которые она заходила с отцом, держась за его руку, и он объяснял ей назначение специй и лекарств, наполняющих воздух запахами. В глазах Маргарет все было совсем по-другому, если с ней нет отца.

Услышав, как он смеется – девочка почти всегда слышала сперва его смех, а потом голос – она чувствовала себя так, будто нашла верный ответ на вопрос, мучивший ее за уроками. Подбегала и становилась перед ним, чтобы он поднял ее на руки.

Отец спрашивал:

– А что моя Маргарет выучила сегодня?

Она с жаром отвечала и откидывалась назад, чтобы видеть, доволен ли отец. Угодить ему для девочки было самым важным на свете. Ей страстно хотелось разговаривать с ним по-латыни; она считала, что обрадует его этим больше всего.

– Мег, – однажды сказал он ей, когда остался особенно доволен ее ответом, – подумать только, что когда ты родилась, мы ждали вместо тебя мальчика!

– А я для тебя лучше любого мальчика, правда, папа?

– Мои девочки лучше любых мальчиков на свете.

Ей казалось, что отец хочет сказать – моя Мег лучше, чем любые мальчики; но он имел в виду и других дочерей – трехлетнюю Элизабет с двухлетней Сесили; Томас не раз твердил себе, что любить одного ребенка больше остальных отцу не должно. А Маргарет знала, что отец обязан всегда поступать, как должно. Она еще маленькая и не такая хорошая, как он; ей можно любить одного члена семьи так, что если привязанность ко всем остальным сложить вместе, это будет словно луна в сравнении с великим солнцем любви к нему. Однако Маргарет не спрашивала, любит ли он ее больше всех; она это знала; и он знал о ее любви к нему. Это была их тайна.

Иногда Маргарет заходила в комнату, где отец сидел с друзьями, он сажал ее на колено или на стол. Старые люди с серьезными лицами глядели на нее, и отец говорил:

– Маргарет докажет вам, что я прав. Она еще маленькая, но вот смотрите… смотрите.

Потом задавал ей вопросы, она отвечала. Гости удивлялись:

– Неужели этой девочке так мало лет?

– Эта девочка убедит вас, друзья, что женский мозг не уступает мужскому.

И с улыбкой наклонялся к ней.

– Мег, они не верят, что ты способна учиться. Говорят, раз ты девочка, эта задача не по твоей голове. Ты должна доказать, что они не правы. Если не докажешь, они скажут, что я оправдываю свою фамилию. Так как Морос… по-гречески дурак; и если ошибусь, решат, что я ее достоин. Мег, ты не позволишь им смеяться над своим отцом?

– Нет, папа, – отвечала она, хмуро глядя на гостей. – Они не будут над тобой смеяться. Мы им покажем, кто дураки.

Они улыбались, заговаривали с ней, и Маргарет отвечала им как можно лучше, сердце ее колотилось, ей было страшно, что она поведет себя, как маленькая девочка, а не юная образованная женщина почти пятилетнего возраста. Ею владела твердая решимость спасти отца от насмешек друзей.

Так что уроки были для нее больше, чем решение простой задачи; она видела в них свое предназначение. Она должна была справляться с ними.

– Нельзя так подолгу сидеть над книгами, – говорила ей мать. – Иди… поиграй с Бесси.

Но если Маргарет играла с Бесси, игра сводилась к учению; она считала, отцу хочется, чтобы все его дочери были умными. Нельзя, чтобы одна была знающей, а другие невеждами.