Читаем без скачивания Сон после полуночи - Евгений Санин

— Все бремя императорской власти! — с готовностью подтвердил Гальба. — Только прикажи!

— Это… правда?! — обрадовался Клавдий, для которого и эти слова показались созвучными его утренним думам, а так как они прозвучали из уст сенаторов, то и особенно приятными.

Окончательно повеселев, он принялся обнимать по очереди римлян, одаривая каждого искренним, признательным поцелуем. Последним к нему подошел Сенека. Клавдий поцеловал его и, встав с кресла, направился к поднявшимся на помост эллинам. Но тут же перед ним неожиданно вырос Силан, а Афер, взял под локоть и, отвлекая пустячной просьбой, повел к креслу.

Императору не оставалось ничего другого, как радушно махнуть рукой донельзя огорчившимся вольноотпущенникам.

Удобно разместившись в кресле, он взглянул на клепсидру и, увидев, что до начала приема еще несколько минут, спросил:

— Друзья мои, угадайте, кто приснился мне сегодняшней ночью?

— Юпитер? — почтительно осведомился Афер.

— Нет! — ответил за Клавдия Вителлин Старший и шепотом, но так, чтобы было слышно цезарю, добавил: — И очень жаль, ибо это был бы разговор двух равных собеседников!

— Тогда Гомер? — предположил Сенека, вспомнив, что император начал свою беседу со стихов великого поэта.

Клавдий отрицательно покачал головой.

— Мессалина? — громко спросил Силан, желая подчеркнуть, что цезарь женат на его падчерице.

— А может, Тит Ливии? — подступил к самому креслу Нарцисс, решив, что настало время для новой атаки на цезаря.

И он не ошибся в своих расчетах. Сердце Клавдия дрогнуло.

— Увы, друзья, — благодарно дотронувшись до руки вольноотпущенника, вздохнул он. — Мне приснился всего лишьГай Цезарь…

— Гай? — побледнел Афер.

— Цезарь?.. — озадаченно переспросил Сенека.

— Калигула?! — уточнил Силан.

— Да-да, мой племянник! — кивнул Клавдий и, рассказав весь сон от начала до конца, спросил: — Что все это может означать для меня?

— Только хорошее! — поспешил заверить его Вителлий Старший. — Видеть свою смерть во сне — всегда к удаче!

— Но цезаря не убили, а только пытались это сделать, что далеко не одно и то же для верного толкования сна! — резонно заметил Каллист.

— О, боги, быть может, хотели даже обезглавить! — в непритворном ужасе вскричал Силан.

— Погоди! — остановил его Клавдий, заинтересовавшись словами вольноотпущенника. — Я вижу ты, Каллист, неплохо разбираешься в сновидениях?

Эллин обрадовано кивнул:

— Да, цезарь! Я специально брал уроки у лучших толкователей снов, чтобы знать, что будет со мной завтра…

— Стало быть, ты даже знаешь, что будет с тобою сегодня? — с деланным уважением спросил Афер, перемигиваясь с Гальбой.

— Ничего страшного, уверяю тебя, хоть я и не умею толковать сны! — улыбнулся побледневшему Каллисту Клавдий. — Говори, но учти — мне нужна одна только правда!

— Воля твоя! — поклонился Каллист. — Если тебя собирались обезглавить, вот тебе для сравнения похожий случай. Одному провинциалу приснилось, что он тоже остался без головы, и вскоре ему было даровано римское гражданство. Не гневайся, цезарь, но твой сон не к добру!

— Но почему? Почему?! — удивленно вскричал Клавдий. — Ведь получить римское гражданство — великая честь для чужестранца!

— Я же говорю, что нужно научить этих эллинов уважать наши обычаи! — напомнил Гальба.

— Возможно, — не глядя на сенатора, ответил Каллист и многозначительно шепнул Клавдию: — Но тот человек, согласно этим обычаям, лишился прежнего имени и положения…

— Ты хочешь сказать, что я тоже… — не в силах вымолвить до конца то, что мелькнуло у него в голове, ахнул император. — А… если мне просто хотели пронзить грудь?

— Ничего себе «просто»! — зябко передернув плечами, пожаловался Аферу Силан. — Тогда следующими были бы мы с Мессалиной!

— Увы, Цезарь! — подумав, развел руками Каллист. — И в этом случае мне нечем утешить тебя. Если бы ты был молодым, это означало бы — новую любовь. Но, прости, в твои годы и при твоем здоровье ранение в грудь предсказывает самые печальные вести…

— Замолчи! — прикрикнул на вольноотпущенника Вителлий Старший. — Наш цезарь моложе всех нас! Красивее! Здоровее!

— И он еще воспылает новой любовью к своей прекрасной жене! — подтвердил Силан, не на шутку озадаченный словами эллина.

Клавдий досадливо отмахнулся от льстивых сенаторов и поднял глаза на Нарцисса:

— Ну, а что скажешь ты? Тоже станешь пугать меня?

— Нет, цезарь, скажу, что если уж тебе приснился такой сон, то нужно сделать все, чтобы отвратить его! — решительно заявил вольноотпущенник. — Лично я всегда считаюсь с дурными сновидениями и плохими приметами, и уверен, что только благодаря этому не могу пожаловаться на свою жизнь!

— И как же ты с ними борешься? — подался вперед император.

— Очень просто, — ответил Нарцисс. — Если мне дорогу перебежит ласка или какой другой мелкий зверек, то я всегда жду, чтобы передо мной прошел кто-то другой, а если очень спешу, то бросаю три камешка через дорогу!

— А я, когда мышь прогрызает мучной мех в моих кладовых, скорей бегу к толкователю знамений, чтобы спросить, как поступить! — добавил Гарпократ.

— Да и я, если увижу помешанного или припадочного, всегда плюю себе за пазуху — верная примета, что эта встреча не будет причиной несчастья! — признался заметно повеселевший Каллист.

— Каллист хочет научить нашего цезаря своей рабской привычке плевать себе за пазуху! — презрительно усмехнулся Гальба.

— Зачем обязательно плевать? — ответил за Каллиста Нарцисс. — Есть и другие испытанные средства, придуманные вами, римлянами. Например, самого божественного Августа!

— Августа? — обрадовано воскликнул Клавдий. — И что же это за средство?

— Просить на форуме или еще лучше на каком-нибудь рынке милостыню, как обычный нищий! — охотно ответил Нарцисс, бросив насмешливый взгляд в сторону сенаторов. — Август время от времени делал это, и поверь, никто лучше его не умел отвращать от себя зависть богов, за которой непременно следуют несчастья и беды. В этом смысле небожители мало чем отличаются от людей! — тихо добавил он, словно извиняясь за богов.

— Как! Чтобы наш цезарь, владыка всего римского мира надел на себя грязное рубище раба?! — набросился на эллинов Гальба.

— И просил милостыню, как последний калека? — ужаснулся Силан.

— Друзья, но ведь сам Август… — примирительно начал было Клавдий, но его перебил багровый от гнева Гальба:

— Теперь не те времена!

— Действительно, цезарь! — подтвердил Сенека. — Теперь за порогом императорского дворца — послы десятков государств. Парфяне, армяне, даки…

— Индусы! — многозначительно поднял палец Афер. — Которых не сумел покорить даже Александр Македонский!

— Что будет, если они увидят тебя с протянутой рукой?

— Да они засмеют нас на весь мир, и после этого никто не станет считаться с волей великого Рима, потому что его правитель просит милостыню! — шагнул к креслу Гальба и потребовал: — Цезарь, отцы-сенаторы просят тебя отказаться от этой постыдной затеи!

— И обрекают тем самым на гнев богов? — с вызовом спросил Нарцисс.

— Нет, но… — замялся Гальба, оглядываясь за поддержкой на своих, более красноречивых, друзей. Однако остальные сенаторы тоже молчали, не зная, как выбраться из щекотливого положения, в которое поставили их эллины. Отступить — означало потерпеть унизительное поражение и потерять влияние на императора по меньшей мере до конца этого приема. Продолжать настаивать на своем было еще опасней, ведь заподозри Клавдий их в пренебрежении к нависшей над ним опасности, и он потерян для них навсегда.

— Пусть потешатся напоследок! — заметил вернувшемуся на свое место Гальбе Афер. — Даже великий Цезарь пожертвовал своей конницей при Фарсале, чтобы победить Помпея!

— Но если бы Помпеи был решительней раньше, он разбил бы Цезаря задолго до Фарсала! — напомнил Гальба. Он захотел сделать еще одну попытку отговорить Клавдия, но Афер придержал его.

— Говорю тебе — потерпи! — зашептал он. — Если кто и пойдет после приема просить милостыню, так это эллины! Мы выкупим их у бывших хозяев и до конца дней заставим добывать себе пропитание таким путем. Или просто переломаем все кости и выбросим подыхать на остров Эскулапа[23]. Но предупреждаю — Каллист мой! Я еще не отблагодарил его за то унижение, которому он подверг меня, спасая от Калигулы…

— Ладно, мне хватит и Нарцисса! — успокаиваясь, согласился Гальба. — Я даже, пожалуй, назову его Пирром[24] в честь этой победы над нами и, клянусь Марсом Мстителем, это будет справедливо.

— А я не возражаю против Палланта! — торопливо добавил Силан и приосанился: — Потомок аркадских царей — раб тестя римского Цезаря! Звучит?