Читаем без скачивания Я – Шарлотта Симмонс - Том Вулф

Шарлотту этот визит привел в полное замешательство. Она застыла и уже в следующий миг почувствовала себя униженной и выставленной на всеобщее посмешище. Откуда в ней возникло это ощущение, она и сама бы не могла объяснить. Во дворе стало тихо. Можно было слышать даже, как скворчит на гриле очередная порция сосисок для хот-догов. Шарлотта ощутила страх. Тупо и одновременно нагло ухмыляясь, четверка незваных гостей направилась к ней; при этом парни старательно делали вид, что не замечают взрослых, перед которыми в другой ситуации они вели бы себя куда скромнее. Сама же Шарлотта чувствовала, что не может сделать даже шагу, чтобы уклониться от столь нежеланной встречи. Все происходило как в кошмарном сне. В следующую секунду Чаннинг уже стоял прямо перед ней. Девушке вдруг стало не просто страшно, но и противно: не только из-за огромного прыща на щеке Чаннинга, но и из-за складки кожи у него на лбу, свисающей из-под надетой задом наперед бейсболки.

Сально посмотрев Шарлотте в глаза, он сказал:

– Я пришел обнять свою любимую одноклассницу. Как выпускник выпускницу.

С этими словами парень протянул руку и схватил Шарлотту за предплечье. Та отпрянула, но Чаннинг не собирался так легко сдаваться и снова попытался схватить ее.

– Чаннинг, прекрати! – вырвалось у Шарлотты.

Неожиданно между Шарлоттой и подвыпившим парнем сначала возникла огромная и явно очень сильная рука, а потом внушительная фигура шерифа Пайка и полностью скрыла Шарлотту от пьяных глаз Чаннинга.

– Ребята, – сказал шериф, – сейчас вы все развернетесь и немедленно отправитесь по домам. И чтоб без лишних вопросов. Других вариантов я вам предлагать не намерен.

Чаннинг определенно не пришел в восторг, обнаружив перед собой здоровяка шерифа, чьи могучие бицепсы туго обтягивали рукава рубашки. В первую секунду он даже смешался и явно намеревался отступить, но потом, собрав всю волю в кулак, решил все же свести этот поединок хотя бы вничью, чтобы не потерять лицо перед своими приятелями.

– Да бросьте, шериф, – заявил он, изображая на лице якобы добродушную улыбку, – мы так трудились и напрягались последние четыре года, чтобы окончить школу! Вы же сами сегодня слышали, как нас хвалили за это. В конце концов, что плохого в том, чтобы заехать к однокласснице и отметить это событие? Она ведь круглая отличница и зачитывала речь от имени всего класса.

– Плохо то, что вы, ребята, напились как свиньи, – ответил шериф, – а потому повторяю: либо вы идете по домам, либо я вам обеспечу место, где вы сможете продолжить всей компанией свои теплые воспоминания о школьных годах. Усек, какую гостиницу я для вас приготовил?

Не отводя глаз от Чаннинга шериф Пайк вытянул руку и взял из лап оторопевшего Дэйва Косгроува банку с пивом. Дэйв сделал глубокий вдох, будто собираясь что-то возразить, но в последний момент передумал и промолчал. Он уставился сначала на шерифа, а потом куда-то поверх его плеча. Оглянувшись, Шарлотта увидела рядом с собой, в одном лишь шаге за спиной шерифа, троих мужчин, стоявших с самым решительным видом – отца, Большую Шляпу и кузена Дуги. Папа все еще сжимал в руке длинную стальную вилку, которой орудовал у гриля. Что касается Дуги, то его комплекция была вполовину менее внушительна, чем у шерифа Пайка, Рэнди или Дэйва. Однако даже при скромных габаритах ему всегда удавалось заставить противника почувствовать к себе уважение еще до начала схватки, сощурив глаза, скривив губы в зловещей ухмылке и приоткрыв черную дыру на месте отсутствующих зубов, благодаря чему остальные зубы смахивали на звериные клыки. Во всем графстве Дуги Уэйд был хорошо известен как любитель подраться. Неважно, шла ли речь о дружеской потасовке субботним вечером или об ожесточенной драке с поножовщиной – пинающийся, кусающийся, умеющий неожиданно ткнуть локтем в кадык Дуги всегда оказывался в самой гуще событий, причем с завидным постоянством держался на ногах до последнего.

Понюхав пивную банку, шериф поморщился и сказал:

– Если среди вас есть хоть один трезвый, можете уехать отсюда на машине. Иначе пойдете пешком.

– Да ладно вам, шериф, хватит нас отчитывать, – попытался возникнуть Чаннинг, но его главное оружие – дерзость – уже куда-то улетучилось. Чтобы придать своим словам солидности, он солидно сплюнул, хотя и без того удовольствия, с каким делал это несколько минут назад.

– Плеваться нехорошо, – заметил шериф, проследив глазами траекторию полета коричневой жижи. – А плеваться, когда находишься на чужой земле, нехорошо тем более. У себя дома плюйся сколько влезет.

– Да ну, шериф, – возразил Чаннинг слегка заплетающимся языком, – какая разница, где плюнуть. А если кому-то что-то не нравится…

Его сбивчивую речь прервал отец Шарлотты, шагнувший к Чаннингу и заговоривший странным, низким, бесцветным голосом:

– Чаннинг, запомни: если еще раз сунешься к моему дому, ты отсюда уползешь. Я тебе ноги обломаю. А если посмеешь еще раз прикоснуться к моей дочери, тебе больше никогда в жизни не захочется быть с женщиной.

– Что? Вы мне угрожаете? Слышите, шериф, он мне угрожает.

– Это не угроза, Чаннинг, – сказал отец все так же зловеще-монотонно. – Это обещание.

На мгновение во дворе дома Симмонсов воцарилась мертвая тишина. Шарлотта увидела, как Бадди и Сэм смотрят на отца Эту минуту они запомнят до конца своих дней. Может быть, именно в этот миг в их сердца и души и вкладывался тот кодекс чести горца, который действует и по сей день, в двадцать первом веке, точно так же, как действовал во времена их отца, деда, прадеда и более далеких предков на протяжении долгих столетий. Младшие братья Шарлотты не только запомнят этот миг, но и станут вспоминать его с благоговением, потому что именно в эти секунды им стало ясно, что значит быть настоящим мужчиной. Но Шарлотта увидела нечто большее, чего тоже никогда не забудет. Выражение папиного лица оставалось внешне спокойным, почти бесстрастным, но по его немигающему взгляду было понятно: никаким доводам разума, никаким аргументам он больше внимать не намерен. Ледяной взгляд сверлил Чаннинга. На любую попытку что-то возразить он сейчас ответил бы только одним способом: бросившись на противника с кулаками. Поняли ли это Бадди и Сэм? Если да, то они, конечно, еще больше восхищаются отцом. Однако для Шарлотты его слова: «Тебе больше никогда в жизни не захочется быть с женщиной» только усугубили унижение, пережитое в этот момент.

Шериф Пайк сказал:

– Не бери в голову, Билли. – После чего внимательно посмотрел на Чаннинга, продолжая говорить, обращаясь к отцу Шарлотты: – Чаннинг ведь не дурак. Он даже сумел окончить среднюю школу, о чем сегодня сам упомянул. Человек он уже взрослый и прекрасно понимает, что вести себя нужно по-взрослому, серьезно, а не выкидывать дурацкие номера, как глупый мальчишка. Правильно я говорю, Чаннинг?

Пытаясь сохранить хотя бы остатки достоинства, Чаннинг не сказал ни «да», ни «нет», не кивнул и не помотал головой, а в его последнем взгляде, брошенном на шерифа, не было ни уважения, ни наоборот. На отца Шарлотты он и вовсе старался не смотреть. Повернувшись кругом, парень махнул рукой друзьям и голосом, в котором не было ни призыва к капитуляции, ни приказа продолжать сопротивление, сказал:

– Пошли. Хватит с меня этой х…

Ругательство вроде бы и было произнесено, а вроде бы и нет. Приятели развернулись и последовали за ним, на подходе к углу дома снова зашагав прежней развязной походкой якобы уверенных в себе ребят. Впрочем, никто из них не рискнул сплюнуть на землю.

Шарлотта так и осталась стоять на месте, прижав ладони к лицу. Как только незваные гости скрылись из виду, она, не выдержав напряжения, расплакалась, содрогаясь всем телом. Отец поднял руки и посмотрел на них, словно раздумывая, что бы такое ими сделать или чего не делать и что сказать дочери, чтобы она успокоилась. Шериф, Большая Шляпа и кузен Дуги так и остались стоять на месте, как вкопанные. Женские слезы, как и в давние времена, полностью сбили с толку мужчин, словно парализовав их. Естественно, первой бросилась на помощь Шарлотте мама Обняв дочь за плечи, она прижала к себе ее голову, как делала всегда, когда Шарлотта была еще маленькой, и ласково, нежно сказала:

– Ты моя девочка, ты моя любимая, ты же знаешь, что ты самая лучшая девочка на свете. Поверь, все эти подонки вместе взятые не стоят твоих слез. Слышишь, дорогая? Эти парни – просто дрянь. Генриетту Ривз я всю жизнь знаю. Верно сказано в Писании: что посеешь, то и пожнешь. А я тебе вот что скажу: никто из них больше никогда к тебе не сунется. – С какой же легкостью и даже рвением мать ухватилась за единственный шанс поговорить с дочерью как с ребенком, для которого материнские слова – истина в последней инстанции. – Ты видела, какое лицо было у этого парня, когда папа посмотрел ему прямо в глаза? Папа его одним взглядом насквозь проткнул. Теперь он никогда в жизни не позволит себе ничего лишнего в отношении тебя, деточка моя.