Читаем без скачивания Эйсид Хаус - Ирвин Уэлш

— Дайте мне ручку.

— Знал, что у тебя есть мозги, Джок.

Я сунул пакетик порошка, мои тридцать серебренников, в задний карман. Они порвали полицейский протокол. Я был свободен. Когда я вышел в приемную, то увидел сидевшую там Эндж. Я понял, что она тоже продалась. Она горько взглянула на меня.

— Правильно, вы двое, — сказал дежурный коп. — Свободны и держитесь подальше от неприятностей.

Два копа, допрашивавшие меня, стояли рядом с ним. Я обрадовался возможности уйти. Эндж была так нетерпелива, что бросилась к зеркальной стеклянной двери сразу же, как только коп сказал нам убираться. Когда стекло и ее голова соприкоснулись, ее, казалось, отбросило на колени, и она дрожала, словно мультяшка. Я нервно засмеялся, присоединившись к гоготу копов.

— Глупая пизданутая шлюха, — презрительно ухмыльнулся темноволосый.

Эндж пребывала в прострации, когда я вывел ее на воздух. Слезы струились по ее лицу. На ее лбу образовалась шишка.

— Ты заложил его, твою мать, да? ЗАЛОЖИЛ, ДА?

Макияж потек. Она выглядела как Элис Купер во время самого неудачного представления за всю свою историю.

— А ты, тогда, нет?

Молчание было красноречивым, затем она призналась утомленным голосом.

— Да, ну, вынуждена была, чтобы самой не загреметь, а? Я просто должны была выбраться оттуда. Мне было по-настоящему хреново.

— Понимаю, что ты имеешь в виду, — согласился я. — Мы разберемся со всем этим позже. Повидаем адвоката. Расскажем чуваку, что мы дали показания под давлением. Дон выйдет на волю смеясь. Даже получит компенсацию. Сначала вмажемся, придем в себя и повидаем адвоката. Свидетельство о неправильном дознании поможет Дону в судебном процессе. Оправдаем его. Он, черт возьми, отблагодарит нас за это!

Я понимал, что все это вилами на воде писано. Я слинял; оставил Дона перед какой-там-угодно судьбой, ожидающей его. Просто я мог чувствовать себя лучше, если бы прошел через этот сценарий.

— Да, давай вытащим его, — согласилась Эндж.

Снаружи участка стояла группа демонстрантов. Казалось, будто они устроили тут круглосуточный пикет. Они протестовали против жестокого обращения с молодыми черными, и особенно насчет Ирла Бэррата, чувака, угодившего в Стоуки, свалившегося однажды ночью с лестницы, и вышедшего обратно в полиэтиленовом мешке. Скользкие ублюдки, эти ступеньки.

Я узнал чувака из черной прессы, The Voice, и направился прямо к нему.

— Послушай, приятель, они забрали туда одного черного парня. Они по-настоящему уделали его. Заставили нас подписать на него показания.

— Как его зовут? — спросил чувак. Роскошный Афро-английский голос.

— Донован Прескотт.

— Чувак из Кингсмид? Героинщик?

Я стоял, глядя на него, и его лицо посуровело.

— Он не сделал ничего плохого, — взмолилась Эндж.

Я ткнул в него пальцем, проецируя мой гнев с себя на него.

— Напечатай ебты или будь проклят, ты, козел! Не имеет значения, кто он такой, он обладает такими же правами, как и любой другой ублюдок!

— Как твое имя, мужик? — спросил репортер.

— А какое это имеет отношение к делу?

— Зайдем в офис. Сфотографируем тебя, — улыбнулся Афро. Он знал, что это было без мазы. Я ничего никому в этом случае не скажу; полиция тогда откроет сезон охоты на меня.

— Да делай, что хочешь, твою мать, — сказал я, поворачиваясь.

Крупная женщина подошла ко мне и стала кричать.

— Они держат там хороших Христианских мальчиков. Лероя Дюкейна и Орита Кэмпбелла. Мальчиков, не сделавших ничего плохого. Именно об этих мальчиках мы здесь говорим, а не о каком-то грязном наркотическом дьяволе.

Высокий раста в Джон Ленноновских очечках угрожающе поднял плакат прямо перед моим носом. На нем было написано:

РУКИ ПРОЧЬ ОТ ЧЕРНОЙ МОЛОДЕЖИ

Я повернулся к Эндж и потащил ее, дрожа, подальше от этой заварухи, и несколько ругательств и угроз, выкрикнутых нам вслед, звенело в моих ушах. Я думал, что за нами следят. Мы шли в молчании и не проронили ни слова, пока не дошли до станции Далстон Кингслэнд. Параноидальный Город.

— Куда ты? — спросила Эндж.

— Я направлюсь на поезде по Северной Лондонской линии к этому корешу Элби на Кентиш Таун. Я собираюсь привести себя в порядок ширевом этих свиней, затем двинусь к Бушу. Там цивилизованнее, ты понимаешь? Я по горло сыт Хакни, это даже хуже, чем возвращаться обратно на дорогу. Чертовски ограничено все. Слишком много шумных лицемерных скотов. Изолированных, вот в чем проблема. Никакого метро. Недостаточно социального контакта с остальными в Дыме (Дым — одно из слэнговых названий Лондона — прим.перев.). Чертово урбанистическое захолустье.

Я занимался пустословием. Нес околесицу на ломке.

— Я отправлюсь с тобой. Квартира накрылась, она теперь засвечена. Свиньям плевать на сохранность дверей.

Я не хотел тащить с собой на буксире Эндж; у нее был вирус неудачницы, по-настоящему хуевый. Неудача обычно передается с близким соседством страдальцев по ломке. Тем не менее, я немногое мог сделать или сказать, когда подошел поезд и мы сели друг напротив друга в подавленном, болезненном молчании.

Когда поезд тронулся, я бросил на нее украдкой взгляд. Я искренне надеялся — она ведь не ожидает, что я буду с ней спать. Сейчас мне не до секса. Может быть Элби, если она захочет этого. Мысль неприятная, но только потому, что все мысли по внешним для меня вопросам были неприятными и раздражающими. «Я вскоре буду свободен от всего этого, невзирая ни на что; свободен от их мелочной инерции», — думал я, нащупывая пакетик в кармане штанов.

НДС-96

В течение неприлично долгого времени Фиона доставала Валери приглашениями поужинать у них с Кейтом. Мы пропускали ее настойчивые просьбы мимо ушей, но, в конце концов, стало неловко постоянно извиняться, и показалось, что лучше однажды вечером действительно прийти, чем отвечать на ее звонки.

Мы застали Фиону в чрезвычайно приподнятом настроении. Ее повысили в должности на службе, а работала она в корпоративной страховой компании, продававшей полисы бизнесменам. Успех продаж на этом уровне на девяносто процентов зависит от искусства общения с клиентом, что, в свою очередь, как скажет вам любой откровенный сотрудник-пиарщик, складывается из девяноста пяти процентов радушия и только пяти — информации. Проблема у Фионы была в том, что она, как и многие одержимые карьерой люди, не могла отключиться от своей профессиональной роли и вследствие этого становилась невыносимо скучной.

— Заходите! Рада вас видеть! Господи! Чудесное платье, Вал! Где ты его купила? Кроуфорд, ты прибавил в весе. Хотя тебе идет. Он качается, Вал? Ты качаешься, Кроуфорд? Вы оба великолепно выглядите! Я пойду принесу чего-нибудь выпить. Водка с тоником для тебя, Вал. Присаживайтесь, присаживайтесь, хочу услышать обо всех ваших приключениях, обо всем, господи, да мне тоже есть что рассказать... Полагаю, ты хочешь «Джек Дэниэлс», Кроуфорд?

— Ну, неплохо было бы достать банку пива.

— Ах, пиво... Ох, прости. Боже. У нас кончилось пиво. О Господи! Кроуфорд и его пиво!

После всей этой суеты, она непременно должна заклеймить мой главный грех — просьбу о пиве. Я, скрипя сердцем, согласился на «Джек Дэниэлс», приготовленный ею специально для меня.

— Ах, Вал, боже, я должна рассказать тебе о потрясающем парне, которого недавно встретила, — начала Фиона, не замечая нашего удивления и дискомфорта.

Нам не пришлось прямо спросить: «Где Кейт?», — но выражение наших глаз сказало все за нас.

— Боже, я даже не знаю, как показать это. Боюсь, придется поведать довольно плохие новости о состоянии Кейта.

Она пересекла просторную комнату и откинула покрывало со стеклянного аквариума, стоявшего у стены. Включила лампу сбоку от него и позвала:

— Проснись, проснись, здесь Валери и Кроуфорд!

Сначала я подумал, что в аквариуме рыбки, и что Кейт просто бросил эту ворону, и потрясенная Фиона решила перенести свою эмоциональную привязанность на домашних животных в форме каких-то тропических тварей. И всегда предаваться, наблюдая за ними, горьким воспоминаниям.

Затем я заметил в аквариуме голову. Человеческую голову, отделенную от тела. Более того, эта голова казалась живой. Я подошел ближе. Глаза двигались. Волосы шевелились как у медузы-горгоны, выглядя невесомыми в маслянистой жидкости желтоватого цвета. Всякие трубочки, трубки и провода, прикрепленные, в основном, к шее, торчали в разные стороны. Под аквариумом была панель управления с различными переключателями, лампочками и циферблатами.

— Кейт... — заикаясь, пробормотал я.

Голова подмигнула мне.

— Не ждите слишком многого в плане общения, — сказала Фиона, взглянув на аквариум. — Бедняжка. Он не может говорить. Нет легких, видите ли.

Она поцеловала аквариум, затем вытерла оставленный помадой след.

— Что с ним случилось? — Валери переминалась с ноги на ногу.

— Это устройство поддерживает в нем жизнь. Замечательно, правда? Оно стоило нам четыреста тридцать две тысячи фунтов. — Она огласила цифру медленно, с заговорщеской осторожностью и наигранным шоком. — Знаю, знаю, — продолжила она, — вы спросите, как мы смогли себе такое позволить.