Читаем без скачивания Ненужный узор (СИ) - "Vasterion Sommelier"

Играла музыка. Это определённо была самба — мой самый нелюбимый и один из самых сложных танцев. Не скажу, что только этот танец самый сложный. Нет. Они все невероятно сложные, быстрые и сложнокоординационные. Но они мне так нравится! Все десять! Ко мне подошёл тренер.

— Привет, рыжик, — сказав это, он улыбнулся. И протянул руку, она была просто огромной. Но я никогда не растеривался, пожимал. — Как поживаешь?

— Здравствуйте. Хорошо, спасибо, — ненавижу врать тренерам, но ничего не поделать. — У меня сегодня с вами?

— Нет, с Горн, — ответил он, обогнув и похлопав по плечу. — Ладно, удачи тебе на тренировке.

— Спасибо, — я криво улыбнулся.

— Да какого чёрта ты делаешь?! — крикнул тренер в дальнем конце зала. — Я же тебе сказала, что надо делать так! А ты делаешь как какая-то сарделька. Почему мысли не работают?! — орала она на весь зал так сильно, что заглушала музыку из магнитофона, рядом с которым стояло много кружек из-под кофе, так же там находилась россыпь дисков с музыкой.

Андрей и Арина закончили буквально через несколько минут после того крика, проходя рядом один из них сказал:

— Берегись, она злая.

— Спасибо, — прошептал я, и в зал зашла моя партнёрша. Эвелина. Ненавижу её. Она такая самонадеянная, аж до рвотного рефлекса милая.

— Привет, — с призрением сказала она. По крайней мере, мне так показалось.

— Ну чего вы там стоите?! — немного прикрикнул тренер. Она никогда так не делала в начале занятия. Я был её любимчиком. Кто её так разозлил? Я шагнул на паркет, ослеплённый радостью перед тренировкой. Единственной моей отдушиной.

Дима(19:52)

Свет из окон огромного зала ложился на плитку перед домом культуры. Мне так хотелось зайти в него. Но боль в сердце ломала рёбра. Помню. Я помню, как прижал его к стене, как бил. Я помню, как Влад сторонился меня, я буквально слышал те всхлипы в его душе, когда он смотрел на меня после драки. Было невыносимо.

«Одним глазком. Всего одним», — сказал я сам себе.

Поднявшись на второй этаж, я заглянул в зал. Он был там. Улыбается тренеру, который кричит на него. Идёт в дальний угол, делает пару шагов, пока вокруг него кружит эта женщина. Она направляет его бёдра, ломает ноги, пытаясь развернуть их, кричит:

— Да! Вот так, направь бедро по стопе! А какого чёрта ты его не скрутил?! — крик раздавался на весь зал, ведь никто больше не занимался, а музыка не играла.

Ещё один шаг. Хлопок. Рука прилетела по ляжке. Лицо Влада немного дрогнуло, на момент исказилось в гримасе боли, а потом снова стало нормальным, счастливым.

«Знаешь, на тренировке меня тренера любят. Я, можно сказать, их любимчик», — слова Влада вонзились в душу. — «На тренировках я чувствую себя очень свободным, не таким как дома. Это моя отдушина».

Я не могу смотреть на него. Я не могу слышать его больше. Не могу слушать эти крики его души. Эти всхлипы. Эту боль. Я виноват. Я.

Отвернувшись, я услышал ещё один хлопок, а потом заметил одежду. Всю чёрную, аккуратно сложенную. Сумка, набитая чем-то.

Я подошёл к его вещам. Открыл сумку. Там были кроссовки, майка, кепка и спортивные штаны. Он никогда бы не взял их в зал. Я вытащил их. Потом не глядя засунул руку в мешок. И почувствовал что-то. Это были упаковки от открытых пластырей. Их было очень много.

Я резко вырвал руку из пасти этого страшного существа. Казалось, будто эти упаковки — зубы, острые и опасные. Я вернулся к залу, заглянул внутрь. Он стоял там, слушал наставления и улыбался в этот раз уже лёгкой улыбкой. Она не была такой яркой, через неё я читал ту боль, которую причинили удары по ногам.

А потом вспомнил, куда бил его во время гнева. Я тщательно выбирал места, так, чтобы никто не увидел их из-под одежды. Так, чтобы никто не узнал. А он бил меня, хоть я и не ощущал этого, ведь был зол.

Посмотрев на свои руки, мне стало так противно с самого себя. Эти руки разрушили то, что мы с ним строили на протяжении многих лет. Они были в огромном количестве пластырей от ударов лучшего друга. Я напугал его до такой степени, что он даже не пытается подойти ко мне. А с чего бы Владу пытаться подойти? Я ему противен?

Эмоций было слишком много. Именно поэтому я вернул всё на свои места и сбежал по лестнице вниз. А потом к выходу.

На улице уже был поздний вечер, примерно восемь часов. Солнце скрылось за горизонтом. И единственным освещением на улице были лампы и свет из огромных окон. Холодный ветер обжигал лицо, пока я бежал от дворца культуры прочь, в лес, искусственно посаженный, но всё-таки лес. Я зашёл в него примерно метров на пять и вновь посмотрел на руки. Они показались мне мерзкими. Наполненными теми тихими всхлипами, которые издавал Влад во время драки.

Нет.

Он меня не бил.

Тогда почему я решил, что это была драка?

Это было избиение.

Я как Илья.

«Ты же знаешь, я всегда помогу. Только скажи».

«…я всегда помогу…»

«…помогу…»

Нет! Я сделаю только хуже. Намного.

Подойдя к ближайшему дереву, я со всей силы ударил по стволу. А потом ещё, и ещё, и ещё, и ещё… Я не останавливался даже когда почувствовал, что костяшки пальцев были разбиты.

От тренера прилетит.

Похуй.

Руки устали, забились. Я повернулся спиной к дереву и оперевшись, спустился вниз. Боль и слёзы сковали тело. Уперевшись лбом в колени, я пытался остановить слёзы, но было тщетно. Они продолжали литься у меня из глаз.

Я вспомнил как это происходило на самом деле:

Поднимаясь на второй этаж, к актовому залу, я услышал возню и тихие выкрики. «За что?! Почему?! Зачем?!»

Я ускорил шаг и вмиг оказался там. Замер. Влад сидел верхом на моём парне и бил того по лицу и телу. Эти удары были не очень сильные. Однако это были удары. Ярость вспыхнула во мне. Я возненавидел его со всей силы. Подбежав и размахнувшись, я ударил Влада под ребро. Он тихо взвизгнул и немного отлетел.

Я сразу осёкся, ведь ударил того, кто был мне ближе всего. Но потом послышался тихий шёпот: «Отомсти за меня». И я сорвался и бил лучшего друга. Он постанывал, закрывал голову руками, но мне было всё равно. Один раз он лягнул меня ногой промеж моих, но сделал это случайно.

Я бил его по телу, по ногам, по спине и шее. Но не по рукам. Я не бил его по рукам и паху. Нельзя.

Вернувшись из воспоминаний, я не понял, что происходит. Это было странным таким чувством. Таким родным и в тоже время таким больным.

Я лежал на ногах кого-то и слышал тихую песенку, по которой сразу определил кто это.

…в кофе перемешивая грусть, надевая изо дня в день улыбку, встречи глазами, нежная боль, пытка, безумие солёных комнат, сиреневый туман слушает твой шепот, холодная льдина надежды тянулась тонкой ниточкою веры, а небо плачет дождёми никак не может понять, почему мы не вдвоём. Докурю небо. Докурю весенний рассветузкие джинсы, рубашка, кеды, и меня больше нет. Помятое время надежд…

Это был Влад. Он пел её, немного поглаживая меня по голове. От этого я разревелся у него на руках. Он подтащил меня чуть ближе. И заковал меня словно моя мама в своих ласковых и тёплых руках.

— Поплачь, поплачь. Я тебе разрешаю. Ты и так был очень сильным, очень долго, — прошептал возле самого уха. Он продолжил напевать песню, не используя голос, лишь мягкое мычание.

Я открыл глаза. Свет залил взгляд, ослепляя. Я лежал на своей кровати и слёзы лились из глаз, а левая рука обнимала огромную подушку-дакимакуру с изображением Йоичи. Вся подушка была мокрой от слёз.

Перевернувшись на правый бог, взор упал на нашу с Владом фотографию, поставленную в рамочку с дельфинчиками. Меня окутала тоска. Такая родная и обжигающая. Это был подарок от него на мой день рождения. Фотография была уже вставлена в рамку, именно поэтому я не стал запариваться, и поставил её сразу. Чтобы каждое утро просыпаться и видеть то счастье.

Как же я хочу увидеть Влада, посмотреть в его наполненные любовью глаза, почувствовать заботу и ту теплоту, с которой он ко мне обращался. Взяв телефон, я разблокировал экран. Меня встретил мой парень, он улыбался яркой улыбкой, которую я еле-еле выпросил у него сфотографировать. Но мне не хотелось его видеть. Хотелось посмотреть на Влада.