Читаем без скачивания Полет валькирий - Владимир Марышев

Родриго уже минут двадцать поражал антилоп, буйволов, зебр, страусов, львов и леопардов. Самой легкой добычей стал массивный носорог, труднее всего было подстрелить бешено мчащегося гепарда. Наконец металлический голос подытожил: «Девяносто четыре — шесть». И экзотический африканский пейзаж тут же исчез, как с экрана выключенного визора. Перед лицом Родриго снова возвышалась голая безжизненная панель.

«Неплохо! — подумал он, выходя. — Всего шесть раз промахнулся! Этот компьютер заставляет „животных“ выделывать такие немыслимые петли, что и чемпион по стрельбе не набрал бы ста очков».

Родриго подошел к следующей кабине. На этот раз фантоматор забросил его в непролазную чащу, оставив лишь слабую надежду на спасение в виде едва заметной извилистой тропинки.

— Отсчет! — произнес за спиной знакомый голос, и тропинка, на которой неожиданно обнаружились различные препятствия, сама поползла под ноги Родриго. Вместе с ней задвигались деревья. Суть игры заключалась в том, что человек был вынужден начать бег на месте, постепенно ускоряя темп, подлаживаясь к скорости бегущей навстречу тропинки, чтобы создавалась полная иллюзия поступательного движения. При этом ни в коей мере не следовало терять бдительность.

Родриго непрерывно приходилось то подпрыгивать, спасая ноги от огромных расщепленных коряг, то пригибаться, чтобы невесть откуда взявшийся сук не размозжил ему голову. Он неоднократно перепрыгивал через разверзающиеся под ногами ямы шириной в метр-полтора, а иногда ложился на живот и полз, чтобы не запутаться в сплетениях низко свисающих лиан. Стоило зазеваться — и машинный голос сообщал, что из набранной Родриго суммы удержаны очередные пять очков. Лес тянулся и тянулся, и лишь в тот момент, когда измученному бегуну пришла в голову сумасшедшая идея о замкнутом круге, стена деревьев нехотя расступилась.

«Хватит на сегодня, — подумал Родриго, открывая дверь кабины. — Я ведь уже на полном серьезе подумал, что попал в настоящие джунгли, и выхода нет. Так и свихнуться недолго!»

Он оглядел комнату отдыха. Автоматы лепились вдоль стен, а посередине стояли шесть игровых столов, окруженных стульями. В ходу у десантников были не только бильярд и кости, но и формально запрещенные карты. Звездное воинство питало к этой забаве особую страсть, так что начальство давно смирилось с неизбежным злом и махнуло на картежников рукой. Все игры велись на жетоны — небольшие пластиковые кружочки с просвечивающей в прозрачной толще эмблемой Космического Управления. В течение суток каждый игрок мог получить в особом автомате определенное количество жетонов — общим «номиналом» не более двухсот единиц. Покидая «развлекалку», все это «богатство» полагалось сдать обратно. Утаивать выигрыш было бессмысленно — пластмассовые кругляши не имели абсолютно никакой ценности. Конечно, такая игра «на воздух» доставляла мало удовольствия, не было настоящего азарта. Однако деньги во время звездных странствий, разумеется, никому не выдавались. Они накапливались на особых счетах, и пользоваться ими можно было только на Земле. И все же любители острых ощущений давным-давно нашли выход из положения. Наличные деньги заменила запись! Таким образом, самые невезучие за время экспедиции по уши увязали в долгах, не вернуть которые по возвращении на Землю считалось верхом неприличия. Доходило до того, что должники полностью опустошали свои счета, а сами потом неделями питались в бесплатных столовых для неимущих. Тоже позор, но куда меньший, чем не расплатиться со своим удачливым партнером!

Родриго бесцельно прошелся вдоль столов и вдруг за одним из них, где игра не шла, увидел Хальберга. Развалившись на стуле, тот снисходительно поучал притихшего Ренато:

— Тебе, Птенчик, надо быть пошустрее. И держать нашу марку, иначе грош тебе цена. Одно дело, когда над тобой, скажем, Йожеф потешается. Это — свой. Ты ему просто сморозь в ответ что-нибудь посмешней. Хорошую шутку сразу оценят. А вот то, что позволяешь к себе ермолаевским цепляться, уже плохо. Не болеешь ты за честь своей группы. Ну ладно — Дайсон, со Шкафом не очень-то поспоришь. А если, например, Одран или Ринге? Им-то уж спускать никак нельзя. Главное, не бойся. Если заварушка начнется — поддержим, всегда рядом окажется кто-нибудь из наших парней. Понял?

Ренато молчал. Ему сейчас, по-видимому, больше всего на свете хотелось отвязаться от Йорна, но он не мог набраться решимости просто взять и уйти. По правде говоря, представить итальянца участником заварушки можно было с большим трудом. Безусловно, понимал это и Хальберг, но уж так ему хотелось кого-нибудь поучать!

«А я ведь так и не наказал его, — подумал Родриго. — Надо было сразу что-нибудь придумать, а сейчас и желания никакого нет. Вообще-то Хальберг — не самый злостный нарушитель в группе, Диас почище его будет. Ну сдали нервы в лесу, с кем не бывает? Только что это он повадился нашего несмышленыша обрабатывать? Лепит под себя?

— Джентари, — негромко произнес Родриго.

Ренато вскочил.

— Ты не собираешься сходить в физзал потренироваться? Что-то я тебя давно там не видел.

Ренато даже не пытался скрыть, как он обрадовался возможности улизнуть.

— Есть, командир!

Хальберг посмотрел на Родриго исподлобья, но ничего не сказал. Да и что он, в сущности, мог сказать?

— Ребята, посмотрите, кто к нам пожаловал! — заорал вдруг кто-то из угла «развлекалки». — «Скорпиончики», черт меня подери!

Голос принадлежал Кену Дайсону, обладателю самой луженой глотки на Базе. Десантники, предвкушая развлечение, зашевелились. Кен поднялся и не спеша направился к неисправному автомату. «Подводная охота» — его фантоматор — отказал четверть часа назад. Сейчас панель автомата была открыта, и в разноцветной неразберихе микроблоков копались двое «уников». Орудуя сразу несколькими манипуляторами, киберы действительно напоминали каких-то членистоногих, так что «скорпиончиками» звездная братия прозвала их довольно метко.

— Трудитесь, твари? Выслуживаетесь? — Кен отстегнул от пояса желтую коробочку универсального командного пульта. — Ну сейчас вы у меня покрутитесь! — Он потыкал пальцем в несколько кнопок, и «уник» под одиннадцатым номером, опустив манипуляторы, застыл, как по стойке «смирно».

С помощью пульта можно было управлять любым вспомогательным механизмом малой и средней степени сложности. Для этого следовало выставить на табло номер кибера и свой личный код.

— Ну-ка, потанцуй для начала, — сказал Кен. — Да не так! На башке!

«Уник» перевернулся вверх платформой и, опираясь на манипуляторы, стал неуклюже крутиться на месте. Десантники покатывались со смеху.

— Глядите, какой способный! Ладно, достаточно. — Дайсон вынул из нагрудного кармана люмограф. — А теперь проверим твою грамотность. Диктую!

Кибер перевернулся обратно, взял манипулятором тонкую коричневую палочку и стал писать прямо на полу: «Я — безмозглая жестянка. Ума у меня хватает лишь на то, чтобы безупречно выполнять приказания великого десантника Кена Дайсона. Если же я сейчас хотя бы одну запятую поставлю неправильно, пусть строгий, но справедливый Кен покарает меня и собственными руками разберет на запчасти. А кроме того, я…»

Дальше следовала длинная цепочка замысловатых ругательств. Робот, пишущий непристойности, — что может быть смешнее? «Развлекалка» дрожала от хохота.

— Написал? Чудненько. Теперь перечитай все это и хорошо запомни, кто ты есть. Запомнил? Все, можешь стереть.

Кен наморщил лоб. У него явно не хватало фантазии, чтобы придумать новое, более изощренное издевательство. Наконец он сдался:

— Фред, хочешь покуражиться? Переведи «скорпиончика» на свой код. Мне что-то надоело.

Подобные сцены Родриго приходилось наблюдать на каждом шагу. Глумиться над киберами считалось у десантников правилом хорошего тона, и даже робо-техники, с помощью тонких манипуляций возвращая к жизни своих подопечных, нередко крыли их последними словами — просто так, в силу привычки. Да и на Земле хозяева не очень-то жаловали своих механических слуг. Хотя со времени Реконкисты прошло уже больше ста лет, ненависть людей к роботам не затухала. Могло показаться, что она шла из глубины веков, закрепившись на молекулярном уровне, проникнув в гены. Человечество никак не могло забыть своего унижения и страха.

Это не поддавалось разумному объяснению. Роботы были совсем не те, из-за которых пришлось начинать Реконкисту, они не умели оскорбляться и с тупой покорностью выполняли самые нелепые команды. Но люди так давно страдали ксенофобией, что привыкли все новые и новые ее приступы воспринимать как норму. Еще совсем недавно, по историческим меркам, во многих уголках планеты считалось возможным и даже более того — необходимым уничтожать инородцев и иноверцев. Сейчас это казалось немыслимым, и все же следовало признать: инстинкты, унаследованные людьми от их волосатых предков, более живучи, чем думалось поначалу.