Читаем без скачивания Смотри на меня (СИ) - Малиновская Маша

Я напрягаюсь и немного ёрзаю, когда он чуть сдвигает трусики и касается там. Поцелуй прерывается, и я вижу едва заметную улыбку на его припухших губах.

— Мокрая уже, — говорит негромко и замечаю, как слегка кусает изнутри нижнюю губу.

— Это плохо? — не нахожусь, что ещё сказать в ответ.

— Дурная? — улыбается шире, а глаза отдают блеском сильнее. — Это замечательно.

Тоже улыбаюсь, но куда более смущённо, чем Вертинский. А он встаёт, подхватив меня под бёдра и несёт к кровати.

Задыхаюсь от ощущений внутри, от предвкушения. А ещё от страха перед неизвестным. Кусаю нижнюю губу, сжимая и разжимая немеющие пальцы, пока Егор стаскивает с меня платье, а потом и лифчик сразу, не давая даже подготовиться морально. Нависает сверх. Рефлекторно поднимаю руки, пытаясь прикрыться, но получаю мягкий укор в тёмном взгляде и, сжав снова пальцы в кулаки, опускаю их вниз.

А Егор смотрит. Так внимательно и откровенно пожирая взглядом моё тело. Ему однозначно нравится. Это немного расслабляет меня, напоминая, что я девственница, а не статуя. Поэтому я кладу ладони ему на плечи и веду ими вниз по груди до самого края футболки, подцепляю её и тяну вверх, помогая освободиться.

Я и раньше видела Вертинского полуобнажённым, но того, что сейчас, не ощущала. Возбуждение. Даже неопытный в сексе человек прекрасно понимает, что оно собой представляет.

Егор ложится на меня, и мы продолжаем целоваться. Чувствовать его вес на себе приятно. Кожа к коже.

Мозг затуманен, но я вспоминаю, что должна уточнить. Это важно.

— У тебя есть презерватив? — смотрю на него, когда отрывается от моих губ.

— Есть. Не волнуйся.

На этот счёт я успокаиваюсь, но совсем не волноваться не получается. Вертинский спускается поцелуями мне за ухо и на шею, ведёт языком к ключицам и плечам. Плавлюсь от этих ласк, я и не знала, что моё тело может быть таким чувствительным.

Егор тоже возбуждён, он хочет меня, и это приятно осознавать. Бедром я чувствую его твёрдый член. Это добавляет острых ощущений. Пугает и будоражит одновременно.

— Ты такая сладкая, Конфета, — говорит негромко, спускаясь поцелуями к груди. — Одуреть. Всю хочу облизать.

Я лежу под ним обнажённая, казалось бы, куда ещё откровеннее, но от этих слов начинают пылать щёки.

Но я как-то и не смекнула, что говорит он в прямом смысле. Целует грудь, облизывает её, посасывает. Это вызывает во мне много ощущений. Смущение фоном, но никуда не девается, но ещё меня кружит и от других. Дыхание становится настолько тяжёлым, что уже похоже на тихие стоны. Я откидываю голову назад и прикрываю рот рукой, чтобы приглушить их. Но когда Егор спускается вниз, прокладывая влажную дорожку языком к самому пупку, а потом ещё ниже, я резко приподнимаюсь.

— Егор, не надо, — говорю хрипловато.

Голос дрожит, тело тоже. Особенно когда вижу картину, как его лицо уже почти между моих разведённых ног.

— Что не надо? — поднимает глаза в удивлении.

— Ну… то, что ты там собрался делать, — лицо пылает ярким пламенем, и я немного склоняю колени друг к другу.

— Юля, ляг и успокойся, ладно? — отвечает строго.

Это как «за рулём буду я, видишь, тут дорога ухабистая» или «беги домой, с соседом за разбитое окно я сам разберусь», но только секс.

«Делай как говорю, и всё будет хорошо»

Я привыкла доверять ему. Почему сейчас не должна?

Снова откидываюсь на спину и сжимаю в кулаках покрывало, когда Егор тянет вниз мои трусики.

Я обнажена. Теперь он может видеть меня всю.

Егор устраивается между моих ног и прикасается губами прямо там, вызывая волну невероятного тепла по телу.

То что там делает, заставляет меня выгибаться и стонать уже громко. Стыдно от собственного голоса, но прикушенной ладонью его больше не заглушить.

Егор снова нависает надо мной, заставляя в который раз смутиться, когда таким простым, недемонстративным движением облизывает губы. На них же моя влажность.

Ложится на бок рядом, смотрит в глаза. Наверное, надо бы что-то сказать, но я понятия не имею, о чём можно говорить во время секса.

— Готова? — приглушённый вопрос почему-то застаёт врасплох.

Я никогда не давала заднюю. Менять свои решения — удел слабых и влияние страха. Поэтому киваю, хотя в груди всё замирает.

— Хорошо, — отвечает лёгкой улыбкой.

Из-под полуопущенных ресниц наблюдаю, как Егор достаёт из тумбочки блестящий квадратик, вскрывает его, оторвав уголок зубами, и достаёт колечко презерватива. Раскатывает его по члену, но я на это уже не смотрю. Закусываю губы в напряжённом ожидании.

Когда он заканчивает, я резко вдыхаю и вытягиваюсь на кровати.

— Юль, ты чего? — спрашивает ласково и кладёт мне ладонь между ног. — Всё нормально будет.

Знаю, что будет.

Сначала он пробует меня пальцами. Я прислушиваюсь к непривычным ощущениям, одновременно пытаясь расслабиться. Аккуратные движения сначала очень плавные, потом чуть более ритмичные. Ощущения странные, но не неприятные.

— Успокоилась? — Вертинский склоняется и снова целует.

— Немного.

— Умница.

Как-то незаметно он уже оказывается на мне. Раздвигает коленями шире мои бёдра, устраиваясь между ними. И начинает двигаться. Медленно и мягко скользит членом, вызывая приятные нарастающие ощущения. И целует. Глубоко, страстно, сладко.

Я увлекаюсь настолько, что расслабляюсь и обмякаю, как вдруг резкий толчок внутрь приводит меня в чувтство.

Больно же как!

Я подаюсь вперёд, но впечатываюсь в сильную грудь, и Егор прижимает меня собой к постели, потом снова толкается, а потом ещё и ещё.

— Чёрт! — срывается ругательство.

Он останавливается и даёт отдышаться. Переплетает наши пальцы на руке, целует в шею.

— Юль, — тихо зовёт, — сильно больно?

— Угу, — пытаюсь не ёрзать под ним.

— Злишься?

— Нет, конечно, — сквозь выступившие слёзы пробивается смешок. — Так же будет не всегда?

— Конечно, нет, — возвращает мне ответ.

— Почему ты остановился?

— Сейчас продолжим, — он склоняется и легонько кусает меня за мочку уха. Боль стихает, но переполненность внутри до сильного дискомфорта. — Чуть разведи ноги, ты напрягаешься и сильно меня сжимаешь. И себе так усугубляешь.

Пробую расслабиться, но выходит так себе. Особенно, когда Егор просовывает руку мне под поясницу, спускает ладонь на ягодицу и чуть вжимает в себя. Начинает двигать бёдрами плавно и понемногу, словно раскачивая нас. С каждым толчком я принимаю его всё легче. Дышать тоже получается свободнее. На смену боли и сильному дискомфорту приходят другие ощущения: неяркие волны приятного тепла, которое становится всё ощутимее.

Одной ладонью Егор скользит по моему бедру, потом просовывает её между нами и вторит там внизу своим движениям. Уже через несколько таких манипуляций меня начинает сильно затягивать в жар. Раз-два-три. Вертинский дышит рвано, у меня внутри тоже затягивается узел. И вдруг от его ладони, затрагивая бёдра и весь низ живота, разливается горячая волна удовольствия, выбивая из моей груди низкий тягучий стон.

Спазм такой сильный, что пальцы на руках и ногах немеют. Егор же сильно вжимается в меня, резко выдыхает и замирает.

Нам требуется немного времени, чтобы восстановить дыхание. Потом Егор аккуратно высовывает из меня член и разваливается рядом на кровати.

Я приподнимаюсь, чтобы встать, но он обхватывает меня локтем за шею и притягивает к себе, уложив голову на грудь.

— Остынь ещё немного, Конфета. Лежи.

Не знаю, сколько мы так ещё лежим, но я начинаю замерзать. Снова просыпается смущение, когда я замечаю, что мои бёдра и живот Егора перепачканы кровью. Вдруг очень-очень хочется домой.

— Я хочу одеться, — отползаю и встаю.

Подбираю свою одежду, краем глаза замечая, что Вертинский внимательно следит за мной. Мне не хочется встречаться с ним взглядом.

— Юля, всё нормально? — спрашивает настороженно. — Как себя чувствуешь?

Зачем он спрашивает?