Читаем без скачивания Газета Завтра 263 (102 1998) - Газета Завтра

У большинства нравственно и психически здоровых людей не только содержание речей, но и сам вид Лобкова, его манеры — вызывают глубокое раздражение. Испытываемые сильные негативные эмоции заставляют людей концентрировать внимание на их источнике. Именно на этом психологическом факторе и строится игра психоаналитиков НТВ.

Реальная роль Лобкова — провокатор. За примерами далеко ходить не приходится. Совсем недавно экраны телевизоров без устали демонстрировали Лобкова, извивающегося перед генералом Альбертом Макашовым, кричащего ему: "Нет, вы скажите", "Это уголовно наказуемо" и т. д. Свою роль катализатора скандала он сыграл великолепно, за что и получил, до данным компетентных источников, приличный гонорар — десять тысяч долларов.

Говорят, что Лобкова на дух не переносят даже его коллеги. Как утверждают источники в телекомпании, он необычайно угодлив по отношению к вышестоящим и омерзительно высокомерен в обращении с равными или подчиненными. Рассказывают, что Лобков никогда не имел собственного самостоятельного проекта только потому, что подчиненные непосредственно ему люди очень скоро начинали бунтовать и отказывались продолжать работу за любые деньги. Даже от положенного по рангу личного шофера пришлось отказаться "колобку" (это самое приличное прозвище известного тележурналиста из многих, данных ему озлобленными коллегами).

Впрочем, "инаковость", "непохожесть" Лобкова на обычных людей, его вечный с ними антагонизм сделали ему неплохую журналистскую карьеру. Его держат на НТВ, как держали средневековые монархи при своих дворах злобных и уродливых карликов-шутов.

Борис АЛЕКСАНДРОВ

Производство, изготовление и монтаж металлоконструкций - компания «Арго-М»

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ

Мы обращаем внимание Генеральной прокуратуры России на резко усиливающуюся русофобию по всем программам НТВ. Только за один воскресный вечер 13 декабря в передаче “Итого” Шендеровича Россия была названа грязной, больной, неизлечимой, опустившейся женщиной, затем в перерывах между тремя передачами “Итоги” были показаны два кинофильма о борьбе благородных американцев с русскими советскими мерзавцами и с еще более жуткими человеконенавистническими православными сербами, чей лидер Радован представлен выродком и злодеем.

Мало этого, в “Куклах” вся Россия представлена как одна лагерная зона, а сам русский крестьянин — в образе козла.

Это разве не межнациональная рознь? Если прокурору Скуратову не противна эта грязь и он не видит никаких нарушений закона, то прав Эдуард Тополь: терпение у людей закончится и польется кровь. Кто тогда защитит Шендеровича, насаженного на кол?

Основная причина пилонефрита - кишечная палочка. Установить точную причину заболевания поможет анализ мочи.

Владимир Куницын ВСПОМИНАЯ ОТЦА

Это случилось через две недели после его похорон. Я приехал в переделкинский храм поставить поминальную свечу. Церковь была пуста, никто не мешал помолиться за душу Георгия, попросить у Бога спасения ее и вечного успокоения. И помню, как вышел оттуда, чувствуя, что словно бы кто-то ласково огладил мою душу и до краев наполнил смиренной печалью, к которой, как мне казалось, я еще не был готов.

На кладбище оказалось пусто. Пока шел до могилы, не встретил ни одного человека, и это лишь усилило состояние. Хотя и странно — такой солнечный, теплый и тихий-тихий стоял октябрьский день, будто тоже успел уже помолиться в храме...

Наблюдая за тем, что творится сегодня с людьми и страной, я все чаще вспоминаю отца, вдумываюсь в его судьбу и все отчетливее вижу громадные контуры его личности. Особенно на фоне нынешней власти и общества.

И, видимо, логично, что “новая эпоха” отторгла его в самом начале, как чужака. Но отвергло его и догорбачевское время. По той же причине.

Мне кажется, здесь нет противоречия.

Он родился в 1922 году в деревне Куницыно, Иркутской области и происходит от казаков Хабарова. Я помню его рассказы о своем деде, который еще с рогатиной ходил на медведя и был в этом занятии силен и удачлив. Я никогда не забуду, как мой отец любил своего отца, с восторгом и восхищением вспоминая, как в детстве ходил с ним в тайгу на все ту же медвежью охоту, плавал по Лене на баркасах, и о том, как мой дед, будучи артельным грузчиком, в одиночку занес на второй этаж пианино.

Сразу после Сталинградской битвы саперный батальон отца вошел в мертвый город — снимать мины. По его словам, он видел Апокалипсис — миллионы мертвых тел, закоченевших на лютом морозе. Немцы, в рывке на Восток, и наши, в рывке на Запад. И между ними, между сотнями тысяч мертвецов, — линия фронта.

Почему-то отец был уверен, что дед воевал тут же. И он рассказывал об ужасе, пережитом в ту ночь, когда почти в каждом убитом русском видел отца, бросался к нему, снова брел в этом царстве мертвых, судорожно вглядываясь в лица, которые даже у молодых солдат теперь не имели возраста.

Отец гордился четырьмя фронтовыми ранениями, двумя красными и двумя желтыми нашивками — больше, чем боевыми наградами.

Он был в Сталинграде, на Курской дуге. В Чехословакии, на Дуклинском перевале снайпер разрывной пулей едва не лишил его правой кисти. Я вижу, как он пешком идет несколько километров до санчасти, прижимая к груди кисть, державшуюся только на мышцах и сухожилиях. И, теряя сознание, грозит хирургу, что застрелит, если тот ампутирует руку.

Для меня жизнь отца — это моя “Повесть о настоящем человеке”, которую я читал и читаю до сих пор с неослабевающим напряжением.

Потомок таежных следопытов, он со звериным чутьем определял талант, загадочно трансформировав остроту глаза предков в безошибочное эстетическое зрение.

Уже будучи первым замом заведующего отделом культуры ЦК КПСС и фактически руководя всей сферой культуры Союза (при хворающем Поликарпове), он распахнул двери нашего дома для всех деятелей литературы и искусства, в талант которых искренне поверил. Я помню эти бесконечные застолья, где рядом могли одновременно оказаться Айтматов и Евтушенко, Гамзатов и Кулиев, Чивилихин и Тендряков, Шатров и Климов, Андрей Тарковский и Лариса Шепитько.

Помню, как выбегал он из кабинета в радостном оживлении и читал нам вслух Твардовского или совсем еще молодого тогда Василия Белова, его “Привычное дело”, с какой-то даже хвастливостью спрашивая нас: “Ведь не хуже, чем у Шолохова, а? Вы послушайте, послушайте, как пишет!”. Он искренне жалел, что “роковая” Людмила Чурсина не успела сыграть Дарью в “Тихом Доне”. И, охотно признавая мировую славу Софи Лорен, с жаром утверждал, что наша Татьяна Доронина не уступает ей ни в красоте, ни в таланте. Умел он восхищаться талантом и умел гордиться за Россию, россыпью дававшую эти таланты.

К тому времени был уже снят фильм Андрея Тарковского, может быть, один из самых великих русских фильмов — “Андрей Рублев”. Снят только потому, что Георгий Куницын не побоялся взять на себя ответственность и лично добился финансирования съемок.

Да, такова эпоха, но не будь на этом месте и в это время Георгия Куницына, не было бы и этого гениального фильма, да и судьба самого Тарковского могла сложиться еще драматичнее. Андрей ответил отцу не только благодарностью на всю жизнь, но годами искренней дружбы.

Помню, когда Горбачев пришел к власти, я сказал отцу: “Я поверю в серьезность их намерений только в одном случае — если они позовут тебя”.

Отец задумчиво усмехнулся. Знал, что этому не быть.

Иннокентий Бараков, одноклассник отца, одно время бывший начальником Горбачева в ставропольском то ли обкоме, то ли крайкоме, на вопрос о новом генсеке ответил еще в 85-м году, и ни секунды не задумываясь: “Мишка? Этот все заболтает!”

Но меня поражают не генсеки и их соратники наподобие А. Н. Яковлева (открытые письма Г. Куницына к А. Н. Яковлеву опубликованы в “Литературной России”, № 45-47, № 50 за 1996 г.; № 3 за 1997 г. Кстати, это лишь малая часть от пока неопубликованной целиком книги). Тут я мало удивляюсь, потому что рядом с Г. Куницыным и Горбачеву, и прежнему “товарищу” по ЦК Яковлеву было бы неуютно — разный масштаб, слишком несоизмеримый и в личностном, и в интеллектуальном планах. И уж А. Н. Яковлев понимал это, конечно, отчетливо. Я удивляюсь другому. Я удивляюсь неблагородству и циничному эгоизму нашей творческой интеллигенции, дружно сделавшей вид, что не было в нашей общественно-политической жизни такого человека — Георгия Куницына.