Читаем без скачивания Газета Завтра 263 (102 1998) - Газета Завтра

Я помню часы “Победа” в стальном продолговатом корпусе. Похоже, я их запомнил еще в животе у мамы. Потом часы украл бывший обкомовский слесарь, но это уже другая история.

Двадцать лет спустя в 1968 году я стал свидетелем другой силы отца. На провале его докторской диссертации в ИМЛИ. Тайным голосованием, после блестящей защиты, при абсолютной поддержке официальных оппонентов. Позже выяснилось, что тайной указки из ЦК было достаточно, чтобы наша нравственно-дряблая научная элита послушно задрала кверху свои “белые” лапки. Среди них своего Куницына — не было.

Помню сам этот миг после объявления “смертельного” приговора. Помню эти вытянувшиеся секунды и молчаливый шок в зале. А сюда пришел почти весь цвет московской художественной интеллигенции. Я уверен, что ИМЛИ ни до, ни после этого позорного дня более не собирал такой публики в своих стенах. Тоже ведь уникальный случай — прийти к бывшему, лишенному власти чиновнику на защиту какой-то диссертации. Конечно, это был жест бескорыстного человеческого уважения и дружбы.

Отец очнулся первым. Он встал и пошел по проходу. И он улыбался. Он подбадривал растерявшихся гостей и всем повторял одно: “Банкет не отменяется. Все идем на банкет. Друзья, за мной”. Как мне забыть эту улыбку? Я горжусь ею, как фамильным дворянским гербом гордится иной. В отцовской улыбке тогда я увидел его гордое мужество, отвагу, свободу и силу.

Долгое еще время по Москве ходили слухи о банкете, который закатил Георгий Куницын в Центральном Доме литераторов в честь своей незащищенной диссертации. Он обратил свое временное поражение в вечную для меня победу. Вечную, потому что было так, как было. И не иначе.

Да, мне нравится, что никто и ничто не могло согнуть его, заставить отступить, поступиться той гордой внутренней свободой, которую он носил в себе. Его не брала и водка. Если он приходил домой, напевая: “А я сам, а я сам, я не верю чудесам...”, и шел до кровати по стеночке, добродушно посмеиваясь над собой, значит, в эту минуту все его собутыльники без исключения уже спали под столами мертвецким сном. Я не видел человека, способного его перепить. Ни разу. И переспорить — тоже.

И все-таки настал тот миг, когда его могучие часы с боем остановила неведомая сила, а вместо них перевернула маленькие песочные часы.

И жизнь его с метафизической быстротой стала убывать вслед за песчинками, забирая его силу, мощь, энергию, страсть, истаивая тело.

Я отчетливо помню, как упала последняя. За день до смерти мы почему-то собрались около него все вместе: мама, четверо сыновей, наши жены и его верные ученики. Он был уже не первый день без сознания. И вдруг, именно тогда, когда все сгрудились вокруг, ресницы дрогнули, отец открыл свои все еще светло-синие глаза и внимательно посмотрел на каждого.

Какой это был кроткий, тихий и озаренный внутренним светом взгляд! Будто бы все-все уже улеглось в душе и остался лишь этот нежный свет, предназначенный уже только для него, и коснувшийся нас его успокаивающим, последним усилием. Отец улыбнулся и тихо ушел в свой свет.

Я понял, что он простился с нами. Простился навсегда и простил. Но меня потрясла его улыбка. Так же загадочно улыбаются младенцы. И так же внимательно, словно узнавая, взглядываются в родные лица. Говорят, что они еще ничего не видят и ничего не понимают. Но откуда нам знать это о них, всплывающих, как корабли из таинственной глубины? Мой отец, проживший свой век на пределе, в борьбе и страданиях, ушел в глубину с улыбкой и взглядом младенца, с глазами, светящимися спокойствием и любовью. Ушел к тем, кого сам называл Молчащим Большинством.

Отец, ты замкнул в моем сознании и этот великий круг.

На снимке: Георгий Иванович КУНИЦЫН

Фото А. КРИВОМАЗОВА

Недорогая мебель для баров, столы для кафе по выгодным ценам

Виктор Смирнов ПУТЬ ЗЕМНОЙ

Empty data received from address [ http://zavtra.ru/cgi//veil//data/zavtra/98/263/73.html ].

Михаил Ямбаев ЖИВЕТ ЛИ СОЛНЦЕ?

Тот, кому посвящена эта статья, когда-то сочинил песню, в которой есть такие строки: “...Никто не хочет быть убит упавшим вдруг балконом, но очень любит морду бить прохожим и знакомым. Лучше по уши влезть в дерьмо, я хочу быть любим, но не вами. Лучше по уши влезть в дерьмо, но не нравиться вам, ибо нравиться вам мне противно”.

Газета “День” так представила автора тех строк (в декабре 1992 г.): “Роман Неумоев — лидер тюменской рок-группы “Инструкция по выживанию”, имеющий массу поклонников и единомышленников в среде истинных ценителей отечественной рок-музыки, но не известный широким кругам любителей этого жанра. Причина тому — абсолютная бескомпромиссность Романа в текстах его песен и в его гражданской позиции.

Роман Неумоев прав, когда говорит: “Русский рок — это часть остатка традиционной цивилизации, ее осколки, которые сегодня уничтожаются...”

...Первые песни “Инструкции по выживанию” были (как однажды их представили на одном из концертов в 1989 году) “крепким гиперпанком”: “...Я хотел бы уйти и уехать туда, где загорится панков звезда, где дворы, как колодцы, где небо, как снег, где слушает бессмертный панк-рок человек”. Тем глубже и значимее произошедший затем сокрушительный отход от ранее созданного и внезапный, ослепительный, грандиозный переворот...

...Уже в 1989 году на одном из концертов он заявил: “...Мы к панку отношения не имеем никакого...” Позднее, по словам Егора Летова, Р.Неумоев “крайне красноречиво открестился от всего им безбожно созданного на поприще рок-н-ролла”. И вот он отказывается исполнять одну из самых известных своих песен — “Суицид” (“На хрена я его буду петь...”), оценивая самоубийство как “поступок сколь бессмысленный с точки зрения здравого смысла, столь и несовместимый с религиозным сознанием любого нормального человека”.

Про Апполона Григорьева говорили, что его “цветная религия” — это “стихийно-историческое начало Православия, вошедшее в плоть и кровь истинно русских людей”. И что он общался с Богом “запанибрата” и “даже ругался с Ним, но Бог знал, что эти стоны и ругательства тоже вера”. Нет, Неумоев, конечно, не ругается с Богом и вроде бы не “запанибрата” с Ним, хотя и может в разговоре заявить, что Богу “скучно побеждать праведными силами какую-то ничтожную часть ночных западных омертвевших проворовавшихся людей. Ему нужно, чтобы победить самым малым числом своих истинных приверженцев абсолютно все силы зла”. Но религия его воистину “цветная”, а Бог как-то “слишком” осязаем:

Некогда В.В.Розанов вопрошал: “Живет ли Солнце?”

Розанов и Неумоев, наверное, поняли бы друг друга... “Живое Солнце” Неумоева, в котором раз и навсегда растворилось древнее язычество, зримо присутствует буквально в каждой его песне.

Медленное медное, медное победное

Гневное огненное Солнышко.

Нельзя не обратить внимания на обилие уменьшительно-ласкательных форм в песенной поэзии Романа. Что-что, а это, на мой взгляд, открывает нам внутренний мир автора лучше всех статей о нем и интервью: “веточка”, “лучик”, “полянка”, “солнышко”, “башмачки”, “ветерок” и т.д. Поэтому трудно согласиться с С.Жариковым, назвавшим поэзию Неумоева “мрачноватой”, если не ошибаюсь. Неумоев — человек светлый и поэт необыкновенно, по-звездному, по-солнечному яркий.

Ну разве оно не живое, Наше Солнце?

Однако приходит он к какому-то неимоверному, немыслимому, нелепому и парадоксальному выводу: “Не стоит ничего писать — ни песен, ни романов, ни статей, ничего не нужно, все бессмысленно — вот вывод, который может сделать в текущую эпоху перманентного Армагеддона человек, если он умен и религиозен, и тем более если он русский”. И что это? Только лишь пессимизм или уже уныние? Почему все бессмысленно? Ответ, данный им его же творчеством, опровергается.

Цивилизация построила июль,

На желтых пальцах черная смола

И близко осень, и на асфальте мертвая пчела,

И металлический не плачет дом.

У Неумоева синонимами врагов Бога, культуры и всего светлого вообще выступают “цивилизация”, “недруги Солнца”, “приспешники зла” и пр. Они действительно торжествуют сегодня. И они уже захватили города.

Что же, пусть берут города. Неумоев открывает нам другой мир. Это северные леса, сибирские просторы. Здешние чащобы неподвластны силам тьмы: “Там березы ледяные дозоры несут”. Здесь свои законы и на них лучше не посягать: “Вот, за окном поезда горят “огоньки”.