Читаем без скачивания Сокровище троллей - Ольга Голотвина

Бабка Гульда вновь покосилась на неподвижного Дождика.

— А теперь я позову тебя, ты очнешься — и забудешь мои слова. Не для тебя они, Авишеджи Светлый Дождь, а для хозяина Безымянки, он их и запомнит. Человеку незачем знать свою судьбу, а водяному теперь будет легче ждать… Эй, сынок, очнись! Ты что это — задремал?

Дождик встрепенулся, захлопал светлыми ресницами, по-детски потер глаза:

— Ой, кажется, и вправду задремал… ты что-то говорила, бабушка?

— Говорила, что на свадьбу к вам с Айки заявлюсь. Не прогоните нищенку?.. А сейчас мне пора идти. Кое-кто уезжает из здешних краев, так я проститься хотела…

Еще два дня назад, едва заявившись в лагерь, Арби сообщил лесным молодцам, что на проезжую дорогу он с ними ходить не намерен. Повару помогать — пожалуйста, хворост собирать — сколько угодно, сидеть на дереве и высматривать опасность — когда скажут. А придорожные труды он с ними разделять не станет, ибо он певец, а не грабитель.

Другому бы разбойники за такие слова намяли бока. Чтоб не считал себя лучше других и не ставил шайке условий. Но поди его тронь, если потом об этом придется толковать с Уанаи! Атаманшу в отряде панически уважали, а потому красавчика, которого она привела с собой, оставили в покое.

Позже оказалось, что в остальном Арби — неплохой парень, не кичится тем, что он дружок атаманши (в чем была уверена вся ватага). Вечерами он развлекал новых приятелей веселыми песнями под возвращенную лютню. Так что к нему даже привязались, тем более что завистников у него в шайке не было, никто не рвался в любимцы к непонятной и опасной ксуури.

Сейчас Арби сидел на пне между бараком и лесом, без помех подставляя солнышку небритую физиономию и лениво трогая струны. Да, обычно он старался не играть и тем более не петь на холоде. Но сегодня душа просила музыки.

Арби перебирал — мгновение за мгновением — драгоценное воспоминание: вот он уходит из замка с волшебной ношей на плечах, белоснежные ручки обнимают его шею…

Всплыла в памяти песенка «С бережка на бережок» — о парне, который перенес девушку через реку. Улыбаясь солнцу и своим мыслям, Арби наиграл начало песенки.

И тут же недоуменно нахмурился: в лесу тонко запела дудочка, повторив прозвеневшую только что мелодию: «С бережка на бережок перенес меня дружок…»

Шуточки кого-то из парней?.. Нет, здешние обормоты придумали бы развлечение погрубее.

Неужели…

Да нет же, не может быть…

Арби наиграл первое, что вспомнилось: пару музыкальных фраз из старинной баллады «Горная фея».

«Ты ступаешь по цветам, пусть шипов на них не будет…» — плавно и немного грустно повторила дудочка за деревьями.

Арби вздохнул полной грудью. У него уже не осталось сомнений.

Он заиграл «Дорогу от песни до песни». Вещица простенькая, но что может быть сейчас более подходящим, чем дуэт менестреля, уговаривающего любимую бежать с ним из дома, и девушки, которая преодолевает страх и сомнения…

И сердце, как птица, забьется в груди,Когда запоем с тобой вместе… —

уговаривала лютня.

Ветер стих, деревья застыли, не мешая объяснению без слов.

Возьми меня за руку и уведиДорогой от песни до песни, —

негромко соглашалась дудочка, словно учась у лютни нежности.

На этот раз горничная Бирита ехала не в карете среди дорожных сумок и сундуков. Она попросилась на козлы — погода славная, отчего не прокатиться? Подсаживая ее на деревянное сиденье, кучер галантно поинтересовался: не боится ли красотка, что разбойники, плененные ее румяным личиком, ринутся в погоню за каретой? На что Бирита храбро ответила: «Меня есть кому защитить!»

И теперь на козлах было весело. Куда веселее, чем в карете, где ехали четверо: сестры-близнецы, Челивис и лекарь Барикай, попросивший подвезти его до Джангаша.

Общая беседа не заладилась. Все притихли, углубились в свои мысли. Челивис — тот попросту задремал.

Лекарь Барикай перебирал в памяти рецепты из книги Астионарри, гадал, какие вопросы зададут на испытании, и тихо радовался тому, как удачно все сложилось. Госпожа Румра обещала придержать за ним место лекаря до возвращения из Джангаша… а главное — внезапно нашлись деньги, и немалые. И на испытание хватит, и на книги! В первую очередь надо купить ту, с рисунками, где про каждую косточку — отдельно…

Маринга держала на коленях героический, испытанный в бою том «Уммегира, грозы наррабанцев». Но похождения грозного воина не увлекли девушку. То и дело она поднимала глаза и со спокойной нежностью глядела на спящего возлюбленного. А время от времени украдкой бросала взгляд на сестру.

Что с Аймарой? Почему так спокойна, чему едва заметно улыбается? Неужели ей было легко проститься со своим сотником? Он-то их провожал — такой был несчастный, словно сам себе погребальный костер складывает. А сестричка с ним этак учтиво беседовала… Маринга может спорить на любимый изумрудный браслет: сестра что-то задумала!..

Маринга была права. На уме у Аймары был коварный замысел: как и свое счастье отстоять, и Литисая проучить.

Это прекрасно, когда мужчина следует правилам чести. Но какой девушке приятно слышать, что возлюбленный ставит эту самую честь выше ее любви?

Ничего, ничего. Она смирилась. Она кроткая. Она покорная. Она подчинилась его решению.

А когда остановилась на ночлег в крепости — поговорила с лекарем Барикаем. Рассказала, что в детстве лечила кошек и собак, иногда доводилось и людям раны перевязывать. Она не боится крови. У нее прекрасная память. Она хочет стать ученицей лекаря… Да-да, она знает, что это не женская работа, но вот травницами чаще бывают женщины, так пусть господин ее научит разбираться в целебных травах… Крепость? Ну и что? Она охотно будет жить в Шевистуре.

Лекарь поначалу принял ее слова за каприз богатой и глупой девицы. И попытался вежливо свернуть разговор: сказал, что сам не имеет права врачевать и как раз собирается в Джангаш, чтобы пройти положенные испытания.

Аймара ответила, что согласна вернуться к этому разговору после окончания испытаний. И оглушила его суммой, которую готова платить за обучение.

У бедняги отвалилась челюсть. Интересно, он когда-нибудь держал в руках золото?

В конце концов Барикай сдался. Выставил лишь два условия.

Во-первых, отец юной госпожи не будет возражать против ее ученичества… ну, это она уладит, хоть и трудно придется.

Во-вторых, она получит разрешение проживать в Шевистуре. Все равно от кого — от дарнигара, шайвигара, Хранителя… Все-таки это не деревня, а крепость.