Читаем без скачивания Сокровище троллей - Ольга Голотвина

Аймара ответила, что согласна вернуться к этому разговору после окончания испытаний. И оглушила его суммой, которую готова платить за обучение.

У бедняги отвалилась челюсть. Интересно, он когда-нибудь держал в руках золото?

В конце концов Барикай сдался. Выставил лишь два условия.

Во-первых, отец юной госпожи не будет возражать против ее ученичества… ну, это она уладит, хоть и трудно придется.

Во-вторых, она получит разрешение проживать в Шевистуре. Все равно от кого — от дарнигара, шайвигара, Хранителя… Все-таки это не деревня, а крепость.

Ну уж нет! Не будет Аймара просить у Литисая дозволения быть с ним рядом. Она объяснит все отцу, он добудет это разрешение у кого-нибудь из королевских советников.

Ах, какое лицо будет у Литисая, когда Аймара вернется в крепость! Не к нему вернется, нет, пусть даже не воображает! Она будет прилежно собирать и сушить травы, будет не покладая рук помогать Барикаю в его трудах — дело-то и впрямь интересное, она не лгала своему будущему учителю. Она не будет требовать для себя особых удобств, она поселится в бараке наемниц… и она ни разу, ни единого разочка не напомнит любимому про ночной разговор в избушке зверолова. Он и без напоминаний не забудет ни словечка. Вот пусть и посмотрит, как городская неженка приживется в захолустной крепости…

Улыбка Аймары стала такой победной и ядовитой, что Маринга обеспокоенно обернулась к сестре. А потому не увидела в оконце, как из придорожных кустов возникла фигура в темном балахоне.

Бабка Гульда благословляющим жестом подняла руку вслед промчавшейся мимо карете.

— Ты просила счастья для себя и для сестры, девочка, — промолвила она негромко. — Вы обе будете счастливы. То, о чем вы сейчас мечтаете, сбудется.

Старуха откинула капюшон на плечи и дотронулась до темно-синей ленты, обвившей ее седые патлы. До той самой ленты, которую Маринга оставила в снегу на древнем жертвеннике.

Карета уже исчезла за поворотом дороги. Но старая женщина продолжала негромко — так, словно Маринга стояла рядом с ней:

— Да, девочка. Люди зависят от воли богов — а боги зависят от веры людей. У забытых богов остаются хотя бы крохи силы и жизни, пока кто-то о них помнит…

ЭПИЛОГ

Двое мужчин стояли над обрывом. Рядом высилась «голова» той самой скалы-лисицы, которая не так давно заманивала Челивиса и Марингу на поиски сокровища троллей. Отсюда, вблизи, скала не имела никакого сходства с лисой, а «ошейник» был просто широким темным пятном.

Перед мужчинами открывался вид на закованную в лед Тагизарну и на бегущую по высокому берегу заснеженную дорогу. Но они разглядывали не эту зимнюю красоту, а камни у себя под ногами.

Окажись тут кто-нибудь из Топоров, Старых Сосен или Замковой деревни, человек этот был бы немало удивлен поведением двоих мужчин. Но куда удивительнее была сама их явно не случайная встреча на речном берегу. Потому что Кринаш, хозяин «Посоха чародея», и Шеджитуш, владелец «Жареного петуха», по всей округе слыли соперниками в делах и недоброжелателями помимо дел.

А сейчас они были деловиты, сосредоточенны и никакой враждебности друг к другу не проявляли.

— Во! — радостно воскликнул Шеджитуш. — Говорил же я! Ну говорил же я!

Его спутник подошел ближе, глянул на камень, стронутый с места, вывернутый из гнезда, где лежал много лет.

— Твоя правда, — неохотно признал Кринаш. — А вот здесь мох содран. Ясно-понятно, веревку тут привязывали. Один залез, для другого веревку закрепил, чтоб ловчее забираться… Ладно, твоя взяла.

И, отвязав от пояса кошелек, зазвенел монетами, отсчитывая свой проигрыш.

В Шеджитуше взыграла жадность:

— Эй, погоди! Ежели их двое было, так мне и выигрыш двойной причитается!

— У медведя в берлоге получишь двойной! — огрызнулся хозяин «Посоха чародея». — Я об заклад бился, что никто до этой скалы не дойдет, — что, не так? А сколько тут человек побывает, один или сотня, про то не уговаривались.

— Ладно, — вздохнул Шеджитуш, принимая монеты. — И то хорошо, что нашлись такие смышленые. А то мы и впрямь такого накрутили с этими картами, что без Многоликой не раскрутишь.

И оба заулыбались, вспоминая, как все началось.

В тот день Кринаш ходил в деревню — и дождь загнал его в «Жареный петух». Из учтивости он завел разговор со своим соперником. Слово за слово… и вспомнил Шеджитуш, как нашел в лесу на скале рисунок: рысья морда, как живая. В давние времена, видать, на камне вырублено… Кринаш припомнил, что и ему как-то попался старый рисунок на скале, только не рысь, а филин. И смеха ради сказал: жаль, мол, что эти знаки на клад не указывают. Найти бы… А Шеджитуш подхватил: или хоть бы слава про наши места прошла, что здесь клад запрятан. Народу бы понаехало! А то в заведении и летом дела идут плохо, а уж зимой-то…

— Мужики топоровские уж так довольны, — прервал молчание Шеджитуш. — Кто к нам понаехал, все у меня не поместились, в деревне по домам ночуют и за постой платят. Деревенских парней в проводники нанимают — опять-таки платят… Да, а ты-то как управляешься? Хозяйство у тебя побольше моего, гостей много, а батраки твои, говорят, разбрелись кто куда.

В голосе Шеджитуша звякнула нотка злорадства. Кринаш ее заметил, но ответил спокойно:

— Я без работников не остался. Это верно, что одного моего батрака богатый хозяин усыновить задумал, а девушка-работница замуж идет — ну и храни обоих Безликие! Третий, Хиторш, вернется ли, нет ли — про то не ведаю, но и без него, ясно-понятно, не пропаду. Ко мне один постоялец в батраки попросился…

Кринаш ухмыльнулся, вспомнив, как уговаривался с новым работником.

Янчиал, незадачливый торговец пушниной, умолял позволить ему остаться в «Посохе чародея» до весны. Но денег, что у бедолаги были при себе, не хватило бы на такой долгий постой. А потому порешили, что Янчиал будет делать всякую работу по дому, двору и конюшне — лишь бы не выходить за ворота, за черту магической защиты…

«А весной, — с чувством сказал Янчиал, — вернусь в Ваасмир, продам дом и уеду в Наррабан. Или на Проклятые острова. Или еще куда, лишь бы там даже во сне никто не видел снега!..»

Кринаш отогнал забавное воспоминание и спросил:

— Сколько карт нарисовал твой племянник-писарь?

— Восемь.

— У меня на постоялом дворе побывали не то две, не то три… а у тебя?

— Две ватаги заявились, и у каждой — карта.

— Стало быть, не то три, не то четыре еще по Джангашу бродят, — прикинул Кринаш. — Можно ждать еще гостей. Не в эту зиму, так в следующую.

— Заявятся, — уверенно сказал Шеджитуш. — Эти, которые клада не сыскали, небось, не выбросят карту в костер, а другим дуракам продадут, чтоб хоть часть своих затрат вернуть.