Читаем без скачивания Герой должен быть один - Генри Олди

– И впрямь, – буркнул Иолай, успокаиваясь. – Отхожие места Эллады руками выгребать – без помощи богов и без платы людей… точно, что подвиги. Ладно, забыли. Счеты – потом. И не здесь. Ну, Ифит, давай дальше – кто там рядом с честным Авгием-элидянином?

– Лаомедонт, правитель Трои…

Ифит запнулся. Весь ахейский мир знал о том, что три-четыре года назад Геракл спас Лаомедонтову дочь Гесиону от морского чешуйчатого гада, а высокородный троянец – кстати, добровольно принесший свое дитя в жертву – заперся в стенах города и, подобно Авгию, изгнал благодетеля прочь.

«Жизнь без помощи богов и платы людей, – подумал ойхаллиец. – Подвиг? Или каторга?..»

Задумавшись, Ифит пропустил момент, когда терраса опустела.

– Куда это они? – пробормотал он, на миг забыв про собеседника. – Да еще так быстро…

– Не знаю, – напомнил Иолай о себе. – Знаю только, что Алкид в свое время пообещал мерзавцу Лаомедонту: «В следующий раз – убью». А он у меня – в смысле мой дядя Геракл – человек слова. Если обещал – выполнит.

Не сговариваясь, оба мужчины переглянулись и пошли по тропе вверх.

Быстро пошли.

Почти побежали.

Далеко под ними, прячась от соленых ветров за громадой скалистого утеса, пенные языки моря жадно вылизывали мерцающую полосу песка и гальки; косые лучи солнца вспарывали сине-зеленую плоть, кипящую бурунами вокруг выставленных кое-где каменных боков, мокрых и глянцево-блестящих – но людям, двум крохотным фигуркам на тропе, было не до взаимоотношений моря, солнца и земли.

Люди спешили к людям.

– …А ты почему бездельничаешь? Живо марш вещи таскать!

Лихас поскреб в затылке, неторопливо обернулся и смерил взглядом – снизу вверх – дюжего верзилу в сползшей на самые чресла кожаной юбке.

Голый живот крикуна туго охватывал наборной пояс илионского десятника.

– Ты илионец или троянец?[48] – задумчиво поинтересовался Лихас.

Сплюснутая физиономия десятника расплылась в довольной гримасе – видимо, он усмотрел в вопросе Лихаса что-то лестное для себя.

– Послал же Зевс болвана…

– Нет, ну все-таки: троянец или илионец?

– Ну конечно же, и тот и другой сразу!

– Тогда иди и таскай вещи за двоих, – подытожил Лихас и отвернулся.

– Что? Как ты смеешь, щенок, раб?! – благоухающее чесноком горячее дыхание обожгло затылок.

– Во-первых, я не раб, а свободный человек, – на всякий случай Лихас сделал пару шагов в сторону. – А во-вторых (если ты умеешь считать до двух), я не щенок, потому что ты – не мой папа. Так что – извини.

Все мысли десятника ясно отразились на его багровеющем лице – не столько по причине выразительности этого лица, сколько из-за малочисленности мыслей. Видно было, что суть сказанного Лихасом открывалась верзиле долго и мучительно, пока не открылась во всей своей неприглядности – и, нечленораздельно зарычав, десятник шагнул вперед, дабы отвесить мальчишке-словоблуду хорошую оплеуху.

И отвесил.

Только не Лихасу, а плохо оструганному столбу навеса, к которому Лихас прислонялся, потому как мальчишке попал камешек в сандалию, и Лихас нагнулся его вытащить.

Отбивший и занозивший ладонь десятник в сердцах пнул юнца – но тот за миг до того, потеряв равновесие, запрыгал на одной ноге, и пинок десятника опять пришелся по злосчастному столбу. А потом Лихас упал. Совсем рядом с кучей конского навоза. И десятник упал. Совсем рядом с Лихасом.

И всем сразу стало ясно, что навоз этот – совершенно свежий.

– Что ж ты, поганец, над господином десятником измываешься? – риторически вопросил худощавый пожилой бородач, подымая Лихаса за шиворот.

– Я? – неподдельно изумился Лихас.

– Ну не я же?! Кто ему ногу-то подставил?

– Вот эту? – Лихас поднял босую ногу (сандалия с камешком осталась у столба) и по чистой случайности угодил глазастому доброхоту коленом в пах.

Тот с нутряным уханьем согнулся и был почти сразу сбит на землю поднимающимся десятником.

– Ну, все… – хором выдохнули оба мужчины, и Лихас понял, что пора прибегнуть к крайнему средству.

– Алки-и-ид! – пронзительно заверещал он на весь двор. – Ифи-и-икл!

И добавил главное:

– Маленьких обижают!

– Обижают, – дружно подтвердили пострадавшие, надвигаясь на Лихаса с двух сторон.

Лихас зажмурился и очень пожалел себя.

Потом открыл глаза и очень пожалел своих обидчиков, а также кучу навоза, которую вернувшиеся в нее троянец с бородачом совершенно размазали по земле.

– Что здесь происходит? Из-за чего драка?! – юноша в узорчатом хитоне и дорогом плаще из крашеной шерсти подступил к Лихасу и брезгливо наморщил нос, словно от парнишки воняло.

Впрочем, вопрос предназначался скорее Алкиду с Ификлом – братья, успев сгрузить свою поклажу в дальнем конце внешнего двора, вернулись как раз вовремя (с точки зрения Лихаса), или как нельзя некстати (с точки зрения десятника и его собрата по обижанию Лихаса).

– Из-за чего драка, я спрашиваю?! – властно повторил юноша, сдвинув густые черные брови и презрительно оглядывая близнецов – потных, запыленных, в рваных набедренных повязках.

«Басилейский отпрыск,» – мигом определил Лихас.

Близнецы переглянулись – ответа на вопрос юноши они явно не знали.

– Из-за меня, – гордо ответил Лихас и получил от юноши в ухо.

– И так будет с каждым, кто тронет моих… – юноша не договорил.

Пожав плечами, Ификл взял гордого обладателя прекрасного плаща за руку и ногу («Правую руку и левую ногу,» – для чего-то отметил дотошный Лихас) и отнес туда, откуда юноша пришел.

Где и положил.

После чего неторопливо вернулся к брату – и оба стали ждать.

Двор закипел. Уже никто не носил вещи, не наливал воду в котлы, не щипал за ляжки босоногих рабынь, не сплетничал – все срочно делились на зрителей и участников, и зрители галдели наперебой, а участники галдели еще громче, выясняя, где оружие – ах, в кладовке?.. согласно обычаю?.. жаль, жаль… и даже заперто?! – и, подбирая по дороге палки и камни, волна желающих подраться во главе с троицей невинно пострадавших покатилась на братьев.

Как Посейдонов вал на береговые утесы.

С той лишь разницей, что утесы не хватают руками то, что на них накатывается, и не расшвыривают в разные стороны.

– Не увлекайся, Алкид, – предостерегающе бросил Ификл во время недолгой передышки. – Это тебе не Гидра… оторвешь голову – заново не вырастет.

– Да я… – начал Алкид, но глянул брату за спину, и угасший было нездоровый блеск в его глазах вспыхнул снова.

Со стороны дворцовых ступеней к месту свалки приближалась немалая процессия – и Алкид сразу узнал шествовавших посредине басилея Элиды Авгия и царя Трои Лаомедонта; оба некогда с позором изгнали Геракла из своих владений.