Читаем без скачивания Герой должен быть один - Генри Олди

Серое на сером.

Тень, не человек.

Взглянешь – не заметишь.

Эврит, не вставая, подхватил со столика – гнутые ножки в виде львиных лап неприятно напомнили Иолаю о былом – два чеканно-мерцающих кратера с вином и воздел руки вверх, недвусмысленно предназначая одну из чаш гостю.

– Войди, о достойнейший Иолай, и присоединись к нам с открытым сердцем, совершив возлияние в честь богоравного Геракла, Истребителя Чудовищ! – звучным не по-стариковски голосом провозгласил басилей Ойхаллии.

«Умно, – оценил Иолай, приближаясь к столу и с поклоном беря предложенный кратер. – Собравшихся не представил: и им польстил – кто ж вас, владыки, не знает?.. и мне – входи запросто, как равный к равным; и Гераклу – вот мол, несмотря на досадное недоразумение, совершаем возлияние, хвалу возносим… что же ты не Алкида позвал-то, а меня?!»

Вино пряным потоком обожгло горло, чаша опустела – и Иолай поставил ее обратно на столик.

Незаметно огляделся.

– Хорош ли был путь сюда из Тиринфа? – даже радушные слова Авгий-элидянин умудрялся произносить так, что они казались жирными. – Да ты садись, садись, Иолай, вон и кресло свободное…

– Хорош, – коротко ответил Иолай, садясь. – Хвала богам.

Владыки переглянулись.

– И героям, – тихо добавил Эврит, и пальцы его, сухо хрустнув, цепко охватили подлокотники.

– Вот уж кому низкий поклон за дороги наши, – Авгий пригладил ладошкой вспотевшую плешь, – так это героям. И в первую голову – богоравному Гераклу, лучшему из людей. Чудищ-то под корень повыбил, разбойничков приструнил, кентавров да лапифов – к ногтю… те, которые остались – пакость мелкая, все между собой грызутся, им не до нас! Торгуй не хочу! Добрые соседи, я тебе, ты мне, они нам…

– И все – Микенам, – неожиданно отрубил прямолинейный Гиппокоонт, для убедительности припечатав колено огрубелой ладонью.

Шевельнулась на табурете тень Нелея Пилосского – сказать что-то хотел? Нет, промолчал – а багровые блики на лице троянца сложились в улыбку.

Дескать, не все – Микенам.

Так и имейте в виду, досточтимые.

– Здесь все свои, – Эврит резко наклонился вперед и просто-таки вцепился взглядом в лицо Иолая. – И говорим, как свои, без обиняков.

«Ну-ну, смотри, лучник, – усмехнулся про себя Иолай (на всякий случай расплываясь в тщеславной гримасе – как же, большие люди к своим причислили!). – Много ты высмотришь, чего я не захочу… И все-таки, что ж вам нужно от меня, правители? Здравицу Гераклу подпеть?.. Шестым голосом?»

Видимо, басилей Ойхаллии удовлетворился осмотром – потому что вновь откинулся на спинку кресла и поиграл в воздухе длинными сухими пальцами.

Словно птенца ловил.

– Почему твой дядя Геракл по окончании службы не сел вместо Эврисфея на микенский трон? – мягко, почти ласково спросил Эврит-лучник. – Каждый от Эвбеи до Пилоса ждал этого… дождемся ли?

И снова улыбнулся Лаомедонт.

От Эвбеи до Пилоса – а мы, троянцы, много восточнее…

«Кто я для них? – Иолай потянулся к кратеру, будто забыв, что чаша пуста. – Нечто вроде Лихаса?.. Ума мало, шрамов много, гордыня не по годам; на право наследования купить хотите, владыки? Сказать бы вам, каково оно, мое право – небось, вино бы поперек глотки встало!»

– Вряд ли, – он взял крутобокий кувшин, расписанный изображениями стилизованных осьминогов, накренил его, и багровая струя полилась в кратер. – Вы вот Геракла больше по басням слепых рапсодов знаете, а я с пеленок за ним… Герой? Да, герой. Великий? Да, великий. Ве-ли-чай-ший! Но в первую очередь он – сын Зевса! – для пущей убедительности Иолай ткнул чашей в потолок, расплескав вино на себя. – Сын Зевса! Что отец небесный повелит, то и делет! Скажете – неправильно?

– Правильно! – поспешно согласился Авгий; остальные промолчали.

– И я говорю, что правильно! Но иногда – жалко, – Иолай залпом осушил кратер, мельком отметив отсутствие слуг в мегароне и закуски на столе. Ну что ж, будем считать дело сделанным – вино ударило в голову молодому герою, развязав язык; а посторонних ушей, раз все свои, можно не опасаться.

Этого добивались, владыки?

– Жалко! – но правильно. Мы не Эврисфею служим! Мы – руки Громовержца, его земные молнии! Мы – я и Геракл… в смысле, Геракл и я. И наша служба, наша почетная и многоопасная служба…

– Окончена, – спокойно завершил Эврит. – Двенадцать лет, день в день. Если верить Зевсу, бессмертие Гераклу обеспечено. Но ведь он еще и здесь, на земле поживет… или я не прав? Отчего б не пожить Гераклу, богоравному герою, сыну Зевса – не пожить еще и ванактом Микенским?! А потом удалиться на Олимп, оставив ванактом Микенским – ну, допустим, Иолая, племянника и друга?

– А Зевс? – тупо спросил Иолай, методично наполняя вином все чаши, до которых смог дотянуться.

Потом выбрался из кресла и, пошатываясь, разнес кратеры присутствующим.

– А Зевс?! – еще раз возгласил он на весь мегарон и поднял чашу к закопченным балкам потолка, словно это был священный ритон,[49] спустя мгновение осушив ее до дна.

Остальным волей-неволей пришлось последовать его примеру.

– А… что, собственно, Зевс? – слегка охрипнув, поинтересовался Авгий, зябко передергиваясь.

– Как это что?! Кто тридцать шесть лет назад возгласил: «Быть новорожденному ванактом Микенским и владыкой над всеми Персеидами!» Он возгласил, Зевс, Дий-отец… про Эврисфея, между прочим! Значит, так тому и быть!

– Да Зевс же Геракла, дядю твоего родного, в виду имел! – Авгий замахал на Иолая пухлыми ручками. – А Гера Никиппе, Эврисфеевой мамаше, роды ускорила – вот и вышла ошибочка! Кому, как не нам, ее исправить?

– Ничего не получится, – отрезал Иолай, на всякий случай грохнув кулаком о столик. – Не сядет дядя Геркал в Микенах!

– Да почему?!

– По кочану. И вообще – куда ему, прирожденному герою, в правители? Опять же, приступы безумия – слыхали небось? Ну вот и будьте довольны, что слыхали, а не видали. Я уж знаю дядюшку – как найдет на него, так только успевай прятаться!

– Ну хорошо, – подытожил Эврит. – Геракл в Микенах не сядет. А как насчет его брата – и твоего отца? Ты пока не пей, Иолай, ты подумай, не спеши отвечать… хмель – он плохой советчик.

Иолай грузно качнулся.

Опрокинул кресло.

Издал горловой звук – и шагнул к двери.

– Герой, – тихо плеснул вслед голос Гиппокоонта. – Золотая молодежь. А я тебя предупреждал, Эврит…

Гиппокоонт вдруг замолчал.

Твердым, ровным шагом Иолай прошел до двери, постоял на пороге мегарона.

Обернулся.

Жестким взглядом обвел собравшихся, словно впервые их видел.

– Радуйтесь, владыки! – негромко бросил Иолай. – Будем считать, что я только что вошел. Будем считать, что все, сказанное вами, я не слышал – но думал об этом по дороге сюда. Ну что, начнем сначала?