Читаем без скачивания Ричард де Амальфи - Гай Орловский

При отступлении Мунтвиг пошел через менее разоренные войной земли икельскольцев и эстенов, что однако обернулось потерями, а эстены, что были союзниками, возмущенные мародерством, встали на сторону баронов Гольма и Кириана, помогли нанести еще одно поражение.

Обсуждали горячо, страстно, оперировали массой подробностей, у меня голова пошла кругом, я огляделся, спросил:

– А что Рихтер?.. Он здоров?

Гунтер отмахнулся.

– Ваша милость, вы же его знаете. Если за ним не сбегать, то сам, хоть над ухом дуди, не услышит. Нет, не глухой, но когда сунет нос в свои колдовские снадобья, совсем дуреет и все забывает…

Ульман привстал, спросил с надеждой:

– Позвать? Я его притащу!

– Пусть, – отмахнулся я. – Настоящий ученый не должен… словом, он пусть, как ему удобно. Хотя, конечно, непьющему приходится грызть гранит науки всухомятку.

Ульман сел, на лице разочарование, очень уж хотел хоть что-то сделать для меня, сеньора. А так, глядишь, и перескочить из оруженосцев Гунтера в оруженосцы самого сэра Ричарда.

Зигфрид вспомнил:

– А что насчет того монаха, что бредет с Севера? Он сказал, что прет в Святые Земли. Помните, ступни истер до крови? Фрида нашла ему старые башмаки по размеру, сейчас он на заднем дворе ноги парит.

– Зови, – велел я. – За этим столом все равны: рыцари, простолюдины, странники… Вон отец Ульфилла подтвердит, что, как сказал Магомет, все люди равны перед Богом. Во всяком случае, когда едят и пьют… вот так, как… как мужчины.

Тюрингем вылетел из-за стола, опередив Ульмана, исчез. Мы продолжали пить и есть, через четверть часа в зал вошел Тюрингем, за ним двигался человек в сером плаще.

Не доходя до меня шагов пять, остановился и учтиво поклонился. Не раболепно, всего лишь из вежливости к человеку, который пригласил его за стол.

Я указал на дальний край, там пируют простолюдины, но у нас стол один, а рыцарей всего трое, с виконтом Теодерихом уже четверо, но все равно с простолюдинами сидим локоть к локтю и одновременно протягиваем ножи к жареному гусю.

– На подвиг? – спросил я.

Монах кивнул, пробрался к свободному месту и сел, глядя на меня прямо и открыто. Рыцари переглянулись, не могут привыкнуть, что эти безоружные люди благородное слово «подвиг» трактуют по-своему, их подвижничество ничего не имеет общего с убиванием драконов.

– А с Юга идет еще один, – сообщил я.

Монах кивнул.

– Знаю, – ответил он ясным спокойным голосом. – Мы с ним перемолвились. Немного, но успели.

– И как?

– Очень, знаете ли, занятный собеседник. У него очень интересные концепции, хотя и логически немотивированные. И очень забавное заблуждение, что это мы блуждаем во тьме, а он готов вывести нас к свету…

Он усмехнулся, приглашая посмеяться над невежеством монаха, но я смолчал, сеньор должен быть беспристрастным. Да и, честно говоря, не знаю, кто ближе к истине. Если не считать, конечно, меня.

Монах же расценил это, как и должен, мол, феодал ни уха, ни рыла в подобных вопросах, еще раз поклонился и протянул руки к блюду с ломтями мяса.

Насыщался он спокойно, хотя видно, насколько голоден, изможден, однако внутренняя дисциплина не дает набрасываться на еду, как делают мои воины и даже рыцари.

Надо будет, мелькнула мысль, поговорить с обоими. Один идет с Севера, у него могут быть новости о Зорре, а другой, что намного важнее, больше знает о Юге. Возможно, идеи тоже будет проповедовать очень даже «южные». Надо первым послушать вражеский голос из-за бугра.

Вместе со слугами, подающими на стол, появилась Фрида. Монах не смотрел в их сторону, но я чувствовал, что замечает всех, даже как-то чувствует, у монахов это развито, что Фрида – ведьмочка, которую я просто обязан, раз уж знаю ее тайну, потащить на костер. Нет, сперва под пыткой заставить признаться в сношениях с дьяволом, изломать на дыбе все кости, принудить отречься, а уж потом…

Я пошевелил плечами, чтобы распахнутая на груди рубашка раздвинулась шире, пусть монах узрит христианский крест. Гунтер увидел первым, благочестиво перекрестился. В глазах монаха понимание моего молчания, как дурака-феодала, сменилось изумлением.

Зигфрид приподнялся, спросил учтиво:

– Сэр Ричард, раз уж этот монах здесь, то… может быть, изволите захотеть пригласить и того… с Юга?

Я кивнул:

– Да, именно изволю захотеть. Даже восхотеть.

Тюрингем снова метнулся из-за стола, счастливый быть не просто полезным, а еще и опередить Ульмана. Остальные продолжали бахвалиться с набитыми ртами, поспешно запивали водопадами вина и снова бахвалились, бахвалились.

От двери пошел свет, в полутемный зал вступил монах Ксенобратства, в глазах плещется море плазменного света. Мне показалось, что явился почти сразу же, как только Тюрингем выскочил за двери. Я смутно подивился, но справа и слева выкрики, тосты, громкие рассказы, как мы всех одной левой, мысль ушла, я тупо проследил, как ксенобратец сел напротив монаха с Севера.

Перед ним поставили такое же блюдо, как и перед всеми: тяжелое, медное, наполненное мясом и овощами. Разговоры смолкли, все опасливо посматривали на ксенобратца. Он улыбнулся, губы раздвинулись, из щели полыхнул свет… нет, свет оставался там, я почти видел как колышутся волны плазменного океана, но отсвет уловили за столом все, наступило настороженное молчание.

– Угощайтесь, – сказал Тюренгем набожно и перекрестился, – чем бог послал.

Зигфрид не расслышал из-за шума и гама, переспросил:

– Чем-чем послал?

Монах, который с Севера, чуть наклонил голову, смотрит исподлобья, но не спешит осенять крестным знамением, брызгать святой водой или обличать исчадие дьяволово.

– Итак, – произнес я, – мне радостно, что в моем замке смогли пересечься Восток, который дело тонкое, и Запад, дело которого табак… Ах да, здесь же не эти козлы на узком иракском мостике, а Север и Юг. Радостно мне еще и потому, что не подрались сразу же, это еще удивительнее, как будто и не люди вовсе…

Гунтер хмыкнул, Зигфрид и Алан неуверенно улыбнулись, остальные сидят с застывшими лицами, готовые либо убегать сломя голову, либо бросаться на врага… если укажут, кто здесь враг.

Зигфрид поинтересовался:

– Говорят, святой отец, что у вас посещение церкви не обязательно?

Монах улыбнулся мягко, ответил проникновенным голосом, ведь каждый, с кем ведешь разговор, в принципе может стать сторонником:

– Посещение церкви делает человека верующим, а посещение монастыря – грамотным в той же мере, в какой посещение конюшни делает вас конем.

Алан сказал вежливо:

– А вот меня всегда удивляло, что женщинам разрешают входить в церковь. О чем они могут говорить с Богом?

– Вполне возможно, – ответил за него Зигфрид со смешком, – что женщины в Бога верят, но Бог им точно нет.