Читаем без скачивания Сто полей - Юлия Латaынина

Даттам засмеялся и сказал:

– Если вы станете королем, обещаю вам, экзарх Варнарайна согласия на такое прошение не потребует. Неужели вы не понимаете, что с вами Арфарра сделает после такого прошения?

Кукушонок улыбнулся:

– Еще никто не посмел отказаться от поединка только потому, что знает о поражении.

Даттам покачал головой:

– Вот на этом-то Арфарра вас и ловит, как зайцев. А еще, говорят, в тюрьме вы изменились.

Кукушонок долго думал, потом сказал:

– Может быть, я приму ваше предложение – завтра. Если вы от него не откажетесь.

Даттам выехал из ворот замка очень задумчивый. «Что этот бес затевает?» – думал он. Даттам хорошо помнил, как сам после тюрьмы притворялся хромым. И это после тюрьмы в империи, где не сидят – висят. А с этим, скажите на милость, что плохого делали? Придушили слегка – и все.

А к Марбоду Кукушонку меж тем опять просочился адвокат и спросил:

– Ну что, вы идете к гостям?

– Нет, – ответил Кукушонок, – сначала я сам схожу в гости.

А в то время, пока Даттам беседовал с Марбодом Кукушонком, послушник Неревен вышивал в покоях королевны Айлиль.

Месяц назад Айлиль показала ему портрет в золотой рамке и грустно сказала:

– Расскажи мне все, что знаешь об экзархе Варнарайна. Он за меня сватается.

С тех пор Неревен молился ночами старцу Бужве, чтоб тот устроил этот брак. Неревен видел: Государь Харсома в небесном дворце, государыня Айлиль под хрустальным деревом, а у ее ног сидит Неревен и играет на лютне, и Харсома смотрит на него своими мягкими жемчужными глазами. Великий Бужва! Пусть экзарх возьмет к себе Айлиль, а Айлиль возьмет Неревена в Небесный Город.

Айлиль часто звала Неревена, чтобы советоваться с ним о подарках и платьях, боялась, видно, прослыть дикаркой.

И сегодня Айлиль примеряла наряд за нарядом, а девушки бегали за ней с булавками и шпильками.

Айлиль надела красную юбку и поверх – кофту с распашными рукавами, унизанными скатным жемчугом, завертелась перед зеркалом и решила, что шлейф у юбки слишком широк, и поэтому она некрасиво вздергивается кверху.

– Ведь вздергивается? – спросила Айлиль у Неревена.

Неревен отвечал, что не вздергивается ничуть, а вот если надеть к такому платью белую накидку, то наряд будет в точности как тот, в котором Зимняя Дева пленила государя Миена. Принесли целую кучу накидок и стали мерять.

Неревен спросил:

– А правду говорят, что Марбод Кукушонок взял вдову суконщика второй женой?

– Ах, вот как, – сказала Айлиль, и тут же разбранила служанку, ползавшую у подола: та невзначай уколола ее булавкой так, что на глазах у Айлиль выступили слезы.

Ни одна из накидок Айлиль не угодила. Наконец, взгляд королевны упал на неревенову вышивку: белую, плетеную. Неревен свивал последних паучков: послезавтра уходил в империю храмовый караван, и с ним вместе подарки от короля будущему шурину и, кстати, неревеново рукоделье.

Девушка накинула покрывало на плечи, повертелась перед зеркалом и сказала:

– Подари!

Неревен побледнел и покачал головой.

Айлиль закусила губу, потом сняла с себя жемчужное ожерелье и обмотала его вокруг шеи Неревена.

Неревен готов был заплакать.

– Сударыня! Я по обету шью его в храм Парчового Бужвы! Я… я… обещал ему три таких покрова… Два отослал, это последний…

И Неревен действительно расплакался.

Девушка стояла в нерешительности. Ей вдруг очень захотелось покрывала, но и бога обидеть было неудобно. Айлиль снова закружилась: серебряные знаки обвили ее с головы до пят. Айлиль замерла от сладкого святотатства: покрывало, посвященное богу, напоенное светом, теплом и тайным смыслом от старых знаков, утративших значение и потому трижды священных.

– Ну, хорошо, – сказала грустно Айлиль, – оставь мне его на ночь: я его сама уложу в походный ларь.

Тут Неревен не посмел отказать.

А вечером, когда Айлиль продевала вышивку сквозь золотое кольцо, в окошко влетел камешек. Девушка вспомнила про Зимнюю Деву, обернулась белым покровом и сбежала в сад.

Рододендроны у бывшего Серединного Океана цвели золотым и розовым, а в кустах ее ждал Марбод Кукушонок. Марбод взял ее за руки и хотел поцеловать. «Интересно, сколько раз он так в тюрьме целовал ту, другую, горожанку», – подумала она.

– Говорят, – спросила Айлиль, – вы берете к себе в дом вдову суконщика?

– Говорят, – спросил Кукушонок, – вы выходите замуж за экзарха Варнарайна?

– Мне велит брат, – ответила девушка.

Тут Марбод засмеялся своим прежним смехом и спросил:

– А если брат велит вам выйти за меня?

Айлиль склонила голову набок и вдруг поняла, что Кукушонок не шутит, а знает способ заставить короля отказаться от сватовства.

– Экзарху Варнарайна, – продолжал Марбод, – тридцать шесть лет, у вас будет шестилетний пасынок, он и станет наследником.

Айлиль сняла с цепочки на шее медальон и стала на него глядеть. Ночь была светлая: портрет в медальоне был виден в малейших чертах. Девушка взглянула на Марбода, – а потом на портрет. Кукушонок сидел, откинув плащ, на краю болотца с кувшинками: на нем был пятицветный боевой кафтан с узором «барсучья пасть», и плащ был скреплен аметистовой пряжкой. Рука лежала на рукояти меча. Рукоять перевита жемчужной нитью, и рукав схвачен золотым запястьем… Глаза его, голубые, молодые и наглые, которые так нравились Айлиль, снова весело блестели в лунном свете. «И стрелы его, – подумала Айлиль, – подобны дождю, и дыханье его коня – как туман над полями, и тело его закалено в небесных горнах…»

А портрет? Марбод сказал правду: экзарх Варнарайна был, – странно думать, – лишь на год младше Арфарры-советника. На портрете, однако, следов времени на его лице не было: художник выписал с необыкновенной точностью большие, мягкие, жемчужные глаза, которые глядели прямо на тебя, откуда ни посмотри. Экзарх был в белых нешитых одеждах государева наследника: просто белый шелк – ни узоров, ни листьев, и этой шелковой дымке, за спиной, Страна Великого Света: города и городки, леса и поля, аккуратные каналы, розовые деревни, солнце зацепилось за ветку золотого дерева…

Закричала и кинулась в болото лягушка.

Разве можно сравнить? Этот – герой, а тот – бог.

– Я, – сказала Айлиль, – хочу быть государыней Великого Света.

Марбод подскочил и выхватил бы портрет из рук, если б не цепочка на шее.

– Не трогай, – закричала королевна, – дикарь!

Марбод Кукушонок выпустил портрет и отшатнулся.

– Это колдовство! – закричал он, – Вас опутали чарами! Этот маленький негодяй Неревен! – и вдруг вгляделся пристальнее в белое покрывало Айлиль и сорвал его, – серебряные паучки треснули, ткань взметнулась в воздухе.