Читаем без скачивания Сто полей - Юлия Латaынина

Марбода Кукушонка выпустили из тюрьмы за пять дней до Весеннего Совета. Обвинение в сожжении корабля отпало, а за убийство суконщика он заплатил тройную виру.

Вдова суконщика уехала с ним, и говорили, что Марбод берет ее второй женой. Люди знатные при известии о столь неравном браке качали головами и говорили, что Кукушонку многое можно простить. В семье суконщика и в цехе ничего подобного не подозревали и очень удивлялись:

– Вот гордый бес! – говорили родственники вдовы. – Да если бы мы знали, – так его б неделей раньше выпустили.

Имя Кукушонка стало совсем было популярно.

За три дня до Весеннего Совета, оказалось, однако, что никто из сеньоров не решается даже огласить на совете петицию, потому что за это, видать, придется поплатиться головой, а одно дело – умереть в бою, а другое – под топором палача. И Марбод Кукушонок сказал, что огласит прошение – он.

В городе опять сожгли его чучело.

А на следующий день были заморозки и выпал легкий снег. Повсюду снег был как снег, белый и мокрый, а в замке Кречетов снег был красный, как кровь: так и текло, капало.

Снег стаял к вечеру, а накануне Весеннего Совета в замке устроили пиры и игры. Марбод Кукушонок прислал королевскому советнику Клайду Ванвейлену дары и настоятельное приглашение его посетить.

Теперь советник Арфарра и советник Ванвейлен сидели над столиком «ста полей», рассеянно двигали фигуры и обсуждали, что может предложить Кукушонок и как отвечать на его предложение. Третьим при них был Хаммар Кобчик, начальник тайной стражи. Ну и, конечно, Неревен, – послушник сидел в углу со своей вышивкой.

– Не нравится мне этот брак с горожанкой, – сказал Ванвейлен. – Если это по расчету… Говорят, он изменился.

– Яйцо не бывает квадратным, – сказал Арфарра-советник.

– Да, – сказал Ванвейлен. – Если бы Кукушонка повесили, одним уроком для сеньоров было бы больше, а одним поводом для резни на завтра – меньше.

– Думать вам, об этом, господин Ванвейлен, надо было раньше, – насмешливо заметил Арфарра, и Ванвейлен понурил голову.

Киссур Ятун, старший брат Марбода, вышел к Ванвейлену во двор с поклоном. Оба расцеловались. Всем было известно, что советник Ванвейлен был у Арфарры, как говорится, «куда глаз – туда и зрачок», но благородный противник лучше низкого друга, а только человек благородного происхождения мог поступить так, как Ванвейлен.

Киссур Ятун повел гостя в покой брата, а Неревена отослали на кухню.

– Зачем вы водитесь с этим маленьким шпионом? – упрекнул советника Киссур Ятун.

Ванвейлен озадаченно вздрогнул:

– Откуда вы взяли, что он – шпион? Чей?

– По-вашему, юноша такого росточка и происхождения может быть порядочным?

Ванвейлен понурил голову. Неревен и в самом деле ходил за ним, как привязанный. Ванвейлен думал, что делается это по приказанию Арфарры – но даже и это готов был Арфарре простить.

Сеньоры в серединной зале не замолчали, конечно, при виде Ванвейлена – знатные господа тайн не имеют, – а продолжали громко обсуждать завтрашнюю петицию. Махуд Коротконосый настаивал, чтоб пункт, запрещавший горожанкам иметь в приданом золотые украшения, был перенесен с десятого на восьмое место. «Да, – подумал Ванвейлен, – яйцо не станет квадратным», и спросил Махуда:

– А что городское прошение? Как вы к нему относитесь?

– Я бы сказал, – ответил Махуд, – что в нем есть дельные мысли. Вот, например, запретить рыцарям торговать… Все погибнет, если то, что выгодно, станет еще и почетно.

Марбод Кукушонок в горнице был один: лежал среди атласных подушек и рассеянно крутил свиток с послезавтрашним прошением. Ванвейлен заметил в полутьме, на низком столике, еще книги, и среди них – хорошо знакомый свод законов Золотого Государя, и подумал, что Кукушонок все-таки изменился.

«А я – еще больше», – подумал Ванвейлен.

– А что, – спросил Кукушонок, – правда ли, что вы рассорились с обвинителем Ойвеном?

«Рассорились – это мягко сказано,» – подумал Ванвейлен. Четыре дня назад у входа в ратушу некто в зеленом пытался пырнуть Ойвена кинжалом: тот выбежал на улицу в разорванных одеждах, громко крича. Тут же вокруг закрутился народ, а из народа сама собой возникла маленькая личная охрана, из всего этого стало возникать городское постановление, что-де гражданину Ойвену надобно иметь известное число телохранителей. Арфарра почуял неладное, послал Ванвейлена, Ванвейлен – сыщика Доня.

Некто в зеленом был разыскан, и покушение вышло – фиктивным; Ойвен боялся, впрочем, дождаться настоящего. Ванвейлен мягко, но ненавязчиво сумел убедить Ойвена, что нынче и так много армий, не надо создавать свою собственную, что для его охраны хватит и боевых монахов… Гражданин обвинитель поморгал колючими глазками и согласился: при том так как-то вышло, что это не советник Арфарра, а советник Ванвейлен ему не доверяет.

– Правда ли, – отвечал Ванвейлен, – что вы по-прежнему в ссоре с Лухом Медведем?

Лух Медведь был молодой рыцарь, который с весны взъелся на Кукушонка, – однако ж подписал прошение.

Оба помолчали. Ванвейлен смотрел на руки Кукушонка – сильные, с длинными цепкими пальцами, с зеленым нефритовым кольцом. Волка кормит пасть, воина – руки. Ванвейлен смутился и отвел глаза.

– А чем, – спросил мягко Кукушонок, – вам, советник, не нравится наше прошение?

Ванвейлен усмехнулся:

– Этот вопрос обсуждался уже и будет обсуждаться завтра.

– А что бы вы из него убрали и что добавили?

– В нем ни убавить, ни прибавить, – сказал Ванвейлен. – Волков не обучишь вегетарианству.

– Да, – сказал Марбод Кукушонок. – Вижу я, вы теперь с другими лазите за Ятуновым мечом.

Ванвейлен вздрогнул. Откуда он узнал? Потом понял, что Кукушонок просто – вспоминал, и успокоился.

– Да, – проговорил Марбод Кукушонок, – Белый Эльсил сказал мне: «Придет день, и ты раскаешься, что этот человек жив». Я, однако, не раскаиваюсь.

Тут он снял с руки кольцо и протянул его Ванвейлену, а Ванвейлен улыбнулся и протянул свое.

Больше они ни о чем не говорили. Потом Кукушонок попросил помочь ему встать, и они вместе вышли во двор замка, где недавно растаял красный снег, и поцеловались на прощание.

Когда Кукушонок вернулся обратно в свои комнаты, у его постели сидел пожилой адвокат и мешал железным прутом в жаровне. Он слышал весь разговор.

– Ну, – сказал адвокат, – и зачем его было звать? Это же маленький советник Арфарра…

– Когда, – сказал Кукушонок, – Алом вызвал на поединок Пернатого Вея, всем было известно, что Вея можно поразить лишь его собственным копьем. И Алом попросил перед боем поменяться копьями, а Пернатый Вей не посмел отказать, ибо был человеком благородным. Господин Ванвейлен – благородный человек, и, если бы что-то знал, – предложил бы. И что, однако, он так на мои руки глядел?