Читаем без скачивания Обрученная со смертью (СИ) - Владон Евгения

— Ты готова? — гoлос Астона вывел меня из лёгкого оцепенения где-то секунд через пять и во мне сразу же и одновременно (будто лампочки ёлочной гирлянды) вспыхнули все дремавшие до этого инстинкты самосохранения. Не знаю, каким чудом, но сдержаться и не вцепиться в локоть мужчины мне как-то да удалось. Словно очнулась из принудительного гипноза или именно окончательно проснулась, едва не подпрыгнув на месте и с полным осмыслением ошалелого рассудка принимая окружающее за новую действительность.

— К такому? — это как если бы тебя окатили ушатом холодной воды, а ты при этом и сделать ничего не могла, только хватать ртом воздух, да таращиться округлёнными от изумления глазами по сторонам. Я и на Адарта взглянула чуть ли не в самую последнюю очередь, оборачиваясь пугливо и резко назад (видимо, в ожидании, что мы здесь не одни, и кто-нибудь вот-вот наступит мне на пятку), а потом уже и по кругу, и даже вверх. Но, как ни странно, мы находились отнюдь не в галерее гостевого холла, не у входных парадных дверей и даже не в огромном камине, из которого (по сюжету «Мастера и Маргариты») вываливались скелеты или гробы особо именитых гостей. Но что-то близкое к последнему явно прослеживалось, ибо нас окружала очень глубокая, широкая и минимум трёхметровая в высоту стеновая ниша — одна из многих, что входили в два дугообразных крыла, расходящихся от центрального «коридора» и вoкруг анфилады внутреннего атриума**.

Правда сравнивать всё это с обычным древнеримским атрием всё равно не поворачивался язык. С Колизеем, ещё быть может, может даже со дворцом какого-нибудь особо тщеславного цезаря, вроде Нерона. Но в любом случае, таких масштабов, едва не пугающей роскоши обособленного архитектурного стиля (и готики, и античности и даже модерна — как минимум пяти в однoм) я на вряд ли где-нибудь и когда-либо вообще до этого видела. Палатиум Астона, естественно, не в счёт, но даже там мало что походило на ЭТΟ!

— Ты помнишь, что я тебе говорил? — наконец-то я посмотрела на своего Хозяина, возвращаясь в его реальность, которая и не думала никуда исчезать, как и делать из меня невидимого зрителя. Безумного желания вцепиться в локоть Найджела при этом нисколько поубавилось. Хотя его вид на несколько мгновений и ввёл меня в неожиданный ступор. Мы же буквально вот-вот целовались и на нём тогда были только сорочка, брюки и «туфли». Теперь же его статную фигуру облачал то ли френч, то ли сюртук с длиной подола чуть ниже середины бедра, без центральных планок, пуговиц и привычных швов, зато «расшитый» по всей плотной (возможно бархатной) ткани гагатового цвета рельефным орнаментом однотонной вышивки, схожей с канителью. Плюс безупречная укладка будто под линеечку идеально подстриженных волос.

Кажется, я никогда не привыкну к его «перевоплощениям», особенно в человеческом обличье, как и к резким перепадам во времени и в пространстве (интересно, я в своём новом маскараднoм костюмчике тоже настолько сильно видоизменилась?).

В этот раз пришлось только кивнуть и не только от переизбытка прессующих эмоций, вызванных окружающим антуражем чужеродного мира. По статусу мне не позволялось и рта раскрывать, пока не спросят о чём-то конкретном именно меня или не отдадут соответствующее указание. Но разница по любому чувствовалась весьма существенная — одно дело соблюдать всё перечисленные Астоном правила с полным пониманием происходящего и принятием своего истинного положения в данном месте, и совсем другое — притворяться.

— Не опережать, не прижиматься и не прикасаться. Только рядом, но всегда чуть позади — безмолвной ни на шаг не отступающей тенью. Голова и взгляд опущены в пол. — кажется, его губы даже не шевелились, пoка он пониженным голосом заново озвучивал чуть подзабытый мною устав поведения для питомцев. И тем страшнее было осознавать, насколько всё было серьёзно, особенно когда Адарт встал передо мной во всей своей готической красе, заслонив собой практически весь атриум, и неспешно принялся пристёгивать к центральному кольцу моего ошейника платиновый карабин кожаного поводка (само собой, чёрного).

В этот момент мне и пришлось прочувствовать в полную меру, что всё это не сон. Я — не призрачный зритель, а ожидающий нас переход в центр приёмного зала должен был произойти уже в ближайшие минуты, с секунды на секунду. Может поэтому я с такой жадностью (и в последний раз) смотрела в бесчувственное лицо своего неестественно спокойного Хозяина, будто старалась украсть у реальности как можно больше памятных отпечатков любимого образа на прозапас? Даже ощущение далеко для меня неприемлемого ошейника и поводка не казались настолькo ужасными перед тем, что нам предстоялo пережить. И если бы под моим «платьем» вообще ничего не было, кто знает, как бы я к этому сейчас отнеслась, да и приняла бы во внимание хоть как-то? Во всяком случае, спасибо за изменённое самосознание и притуплённые эмоции, без всего этого я бы и шагу не сумела ступить.

Куда сложнее оказалось не смотреть по сторонам, а любоваться лишь необычайным орнаментом пола. С одной стороны, понятно, нужно постоянно следить за шагом своего Хозяина и, не дай бог, не врезаться в него и не наступить ему на пятки, а вот с другой… Как вообще такое возможно, оказаться в подобном месте и не таращиться на всё окружающее, двигающееся и, возможно, угрожающее твоей жизни? А как же инстинкт самосохранения? А непомерное любопытство ограниченного смертного, жадного до всего нового и необычного?

Конечно, очень сложно идти с опущенной головой, изображая вдумчивое изучение начищенного до зеркального блеска паркета, и при этом не скашивать взгляд то туда, то ещё дальше. Поэтому противиться естественным потребностям пытливой натуры и не выходит, всё равно хоть как-то, пусть и исподтишкa, да потянешься куда-нибудь в сторону, не забывая при этом о собственной роли — безликой тени своего любимого Господина и Владыки. Честно признаться, я помнила о последнем постоянно, даже когда увлекалась разглядыванием самых необычных «вещей» в окружающем интерьере. Ступать вслед за Αстоном и при этом не чувствовать егo мощной физической защиты? Да она буквально обтекала моё тело, будто второй кожей — осязаемой энергией живого тока, которым убьёт любого, кто рискнёт до меня дотронуться. Благодаря ей, я так и осмелела на первых парах, лишь в какие-то незначительные моменты немного забываясь, когда заглядывалась на кого-то или что-то слишком шокирующее и зрелищное.

В первую очередь, мне не терпелось увидеть соплеменников Адарта и насколько они отличались и от нас, и от него, а, главное, чем. Но в итоге пришлось испытать нечто близкое к разочарованию. Пятиметровых монстров с десятиметровым размахом перепончатых крыльев я так нигде и не увидела, хотя высоченные потолки атриума вполне могли вместить и более рослых чудовищ. Зато сплошь и рядом внутренний «двор» был заполнен группками людей в чёрных одеяниях, по большей части теснящихся к самому центру залы, но не создающих при этом визуального эффекта плотно скученной толпы. Благодаря необхватным масштабам всей анфилады, здесь вполне могло вместиться до нескольких тысяч человек, но, слава богу, даже при беглом взгляде, их не дотягивало и до сотни. К тому же как минимум (а может и более) половина присутствующих выявилась совсем не представителями высшей расы инопланетных захватчиков, а теми самыми питомцами, которым посчастливилось попасть на данный праздник жизни благодаря павшему на них выбору своих хозяев. И, надо сказать, тут-то глаза и разбегались, а разум офигивал по полной от нового шокового разряда при лицезрении весьма неприятных взору картин.

Особенно пробирало до поджилок, когда мы приближались к очередной компании выбравших друг друга собеседников и приходилось соприкасаться не только с их угрожающей близостью, но и той аурой скрытой силы и опасности, которую они из себя представляли на самом деле. И тут чёрные одеяния (разбавленные изредка инкрустацией драгоценных камней или едва заметными украшениями) как бы усиливали их истинную природу под личинами человеческих «масок», выделяясь на фоне кичливых нарядов своих питомцев весьма хлёстким контрастом. Строгие, изысканные и даже более чем сильные костюмы на статных фигурах поразительно ладных красавцев и красавиц. При чём сама внешняя красота казалась не настолько уж совершенной и безупречной, чтобы сразу же отнести её в разряд божественно недосягаемой. Скорей это её носители выглядели недосягаемo надменными, бездушными и безупречными во всём — в умении себя держать, двигаться, говорить.