Читаем без скачивания Записки - Екатерина Сушкова

Убийство А. С. Пушкина так глубоко потрясло грамотные слон общества, что почти повсюду рассматривали вопрос, как будет наказан Дантес? И тогда, как иные желали, чтобы иностранец, убивший в поэте часть славы Русского народа, был, как лицо, состоящее на русской службе, наказан по русским законам; другие предсказывали, что Дантес, как иностранец и аристократ, останется ненаказанным, несмотря на наши законы. Большая половина известной Элегии, в которой Мишель, после горячего спора в нашей квартире, высказал свой образ мыслей, написана им была без поправок в несколько минут (Мишель почти всегда писал без поправок) и как сочинение было современно, то и разнеслось очень быстро. Повторяю, мне не в чем обвинять Мишеля. Прощай, желаю поскорее видеть в печати твой труд, —

всегда преданный Раевский.

8 мая 1860 г.»

С. Раевский Его В-ю А. П. Шан-Гирею.

252

А. П. Шан-Гирей ошибся: стихотворение это, написанное в 1835 г. и самим Лермонтовым не печатавшееся, опубликовано было впервые в «Современнике» 1851 г., №5, стр. 5, после чего стало входить во все издания сочинений Лермонтова. Так как в списке этих стихов, опубликованном А. П. Шан-Гиреем, никаких вариантов, сравнительно с автографом, нет, то мы перепечатываем из «Русского Обозрения» только первые строфы.

253

«Я пустился в большой свет — писал Лермонтов в это время М. А. Лопухиной. — В течение месяца на меня была мода, меня наперерыв отбивали друг у друга. Это, по крайней мере, откровенно. Весь этот народ, которому доставалось от меня в моих стихах, старается осыпать меня лестью. Самые хорошенькие женщины выпрашивают у меня стихов и хвастаются ими, как триумфом. Тем не менее, я скучаю». («Полн. собр. соч. М. Ю. Лермонтова», т. IV (изд. 2), П., 1916 г. стр. 232–333).

254

Характерный эпизод из эпохи участия Лермонтова в «Отечественных Записках» передает И. И. Панаев в своих известных «Литературных воспоминаниях»: «Раз утром Лермонтов приехал к Краевскому в то время, когда я был у него. Он привез ему свое стихотворение: «Есть речи, — значенье темно, иль ничтожно»… Прочел его и спросил: — «Ну, что, годится?..» — «Еще бы! Дивная вещь — отвечал Краевский; — превосходно: но тут есть в одном стихе маленький грамматический промах, неправильность…» — «Что такое?»

«Из пламя и света

Рожденное слово»…

— «Это неправильно, не так, — возразил Краевский, — по настоящему надо сказать — из пламени и света…» — «Да если этот пламень не укладывается в стих? Это вздор, ничего, ведь поэты позволяют себе разные поэтические вольности, и у Пушкина их много… Однако… (Лермонтов на минуту задумался)… Дай-ка я попробую переделать этот стих…» — Он взял листок со стихами, подошел к высокому фантастическому столу Краевского с выемкой, обмакнул перо и задумался… Так прошло минут пять. Мы молчали. Наконец, Лермонтов бросил с досадой перо и сказал: — «Нет, ничего нейдет в голову. Печатай так, как есть: сойдет с рук…»

255

Варвара Александровна Бахметева, урожденная Лопухина.

256

В 1851 году, как установил П. А. Висковатов.

257

При жизни Лермонтова «Демон» в цензуру не поступал, а потому не мог получить и того «одобрения», о котором говорит А. П. Шан-Гирей. После же смерти поэта, при попытке напечатать «Демона» в январской книжке «Отечественных Записок» на 1842 год, поэма была запрещена, и до 1860 г. распространялась в России только как нелегальщина.

258

Пальмовая, искусно сплетенная ветка Палестины была привезена известным путешественником ко святым местам Андреем Николаевичем Муравьевым. С нею стоял он у заутрени в Вербное воскресенье в Иерусалиме и подарил ее Лермонтову. В настоящее время она, в раме за стеклом, стоит в часовне над могилой поэта. [А. Ш.-Г.]

259

«Вы слишком пользуетесь тем, что мы в стране, где дуэль воспрещена» — «Это ничего не значит, я весь к вашим услугам».

260

«Слухи, которые дошли до вас, не точны, и я должен сказать что считаю себя совершенно удовлетворенным».

261

Тетрадь эта, которою воспользовался Лермонтов для работы над такими произведениями, как «Спор», «Сон», «Утес», «Они любили друг друга», «Свиданье», «Дубовый листок», «Нет, не тебя так пылко я люблю», «Выхожу один я на дорогу», «Морская царевна», «Пророк», ныне хранится в Рукописном Отделении Госуд. Публичной Библиотеки в Ленинграде. На первом листе надпись рукою кн. В. Ф. Одоевского: «Поэту Лермонтову дается сия моя старая и любимая книга с тем, чтобы он возвратил мне ее сам и всю исписанную. 1841. Апреля 13-е». Приписка: «Сия книга покойного Лермонтова возвращена мне Е. Е. Хостатовым 30 декабря 1843 г. Кн. В. Одоевский».

262

Эта тетрадь автографов Лермонтова сохранилась и находится в настоящее время в Рукописном отделении Российского Исторического Музея в Москве.

263

Николай Соломонович Мартынов, человек умственно ограниченный, фат и позер, как рассказывает близко знавший его Я. И. Костенецкий, при появлении своем в Ставрополе в 1839 г. «был очень красивый молодой гвардейский офицер, блондин, со вздернутым немного носом и высокого роста. Он был всегда очень любезен, весел, порядочно пел под фортепиано романсы и полон надежд на свою будущность: он все мечтал о чинах и орденах и думал не иначе, как дослужиться на Кавказе до генеральского чина. После он уехал в Гребенской казачий полк, куда он был прикомандирован, и в 1841 г. я увидел его в Пятигорске. Но в каком положении! Вместо генеральского чина он был уже в отставке всего майором, не имел никакого ордена и из веселого и светского изящного молодого человека сделался каким то дикарем: отростил огромные бакенбарды, в простом черкесском костюме, с огромным кинжалом, в нахлобученной белой папахе, мрачный и молчаливый». («Русск. Арх.» 1887 г. №1, стр. 114). Фальшь этой дешевой «байронической» позы давала богатый материал не только для изощрения остроумия Лермонтова. Его бывший школьный товарищ стал играть главную роль и в карикатурных набросках, которыми развлекался поэт в последние месяцы своей жизни. В одном из альбомов князь Васильчиков, как передаст П. А. Висковатов, видел, например, сцену, где Мартынов верхом въезжает в Пятигорск. Кругом восхищенные и пораженные его красотою дамы. Под рисунком была подпись: Monsieur le poignard faisant son entrée a Piatigorsk. В альбоме же можно было видеть Мартынова, огромного роста, о громадным кинжалом от пояса до земли — объясняющегося с миниатюрной Надеждой Петровной Верзилиной, на поясе которой рисовался маленький кинжальчик»… Карикатурный силуэт Мартынова «доведен был до такой простоты», что Лермонтов «просто рисовал характерную кривую линию, да длинный кинжал, и каждый тотчас узнавал, кого он изображает». («М. Ю. Лермонтов», М. 1891, стр. 403–404).