Читаем без скачивания Ночи Истории - Рафаэль Сабатини
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В сторонке, ближе к очагу, стояло огромное кресло из золоченой кожи, в котором развалился король, праздно следивший за маленькой компанией. По его смуглому угрюмому лицу блуждала слабая, невыразительная улыбка. Одной рукой монарх рассеянно поглаживал маленького спаниеля, свернувшегося клубочком у него на коленях. Чернокожий мальчик в ярком, украшенном перьями тюрбане и длинном багровом камзоле, расшитом золотом (в комнате было трое или четверо слуг-африканцев), подал королю кубок молока с вином и пряностями на золотом подносе.
Король поднялся, оттолкнул негритенка и, зажав под мышкой спаниеля, двинулся через комнату к столу мисс Стюарт. Они были вдвоем: все остальные поспешно ретировались, заметив приближение короля, как удирают шакалы, когда к ним подходит лев. Последним с видимой неохотой ушел его светлость герцог Ричмонд, расфуфыренный, неказистый человечек хрупкого телосложения.
Карл стоял и смотрел на мисс Стюарт. Их разделял стол, на котором высился карточный замок.
Дама пригласила его величество полюбоваться творением милорда Бэкингема. Ф-ф-ф-ф! — дунул его величество, и сооружение с шелестом превратилось в груду карт.
— Символ королевского могущества? — с дерзким вызовом проговорила девица. — Разрушение дается вам легче, чем созидание, сир.
— Ну, вы чудачка! Бросаете мне вызов? Что ж, я с легкостью докажу, что вы заблуждаетесь.
— Пожалуйста, доказывайте. Вот карты.
— Карты! Фи! Пусть Бэкингем тешится карточными замками. Не такой замок построю я для вас, если прикажете.
— Я прикажу его королевскому величеству? Бог мой! Да это едва ли не государственная измена.
— Не больше, чем та, которую вы совершаете, захватив вашего короля в рабство, — глаза его странно блеснули. — Так что, построить вам замок, дитя мое?
Девица взглянула на него и отвернулась. Ее веки задрожали, из уст вырвался вздох. Она была смущена и взволнована.
— Замок, который ваше величество возведет для кого-либо, кроме королевы, должно быть, окажется тюрьмой.
Фрэнсис поднялась и, устремив взор в дальний конец комнаты, перехватила негодующий взгляд прекрасных глаз отверженной фаворитки.
— У миледи Каслмэн такой вид, словно она боится, что судьба не благоволит к ней, — сказала девушка так простодушно, что Карл не понял, есть ли в ее словах тайный подтекст. — Может быть, пойдем посмотрим, как у нее идет игра?
— добавила Фрэнсис, забыв об этикете, и король вновь усомнился, а не намеренно ли она пренебрегает приличиями?
Он, разумеется, уступил. Он всегда вел себя так с красотками, в особенности с теми, которыми пока не обладал. Но подчеркнутая учтивость, с которой он вел Фрэнсис через залу, была не более чем маской, под которой король скрывал досаду: так уж получалось, что он все время уступал мисс Стюарт, и это злило его. Она умела обмануть его своим трижды проклятым напускным добродушием, своими внешне простыми высказываниями, которые намертво врезались в его разум и причиняли танталовы муки. «Замок, который ваше величество возведет для кого-либо, кроме королевы, должно быть, окажется тюрьмой». Что же она хотела этим сказать? Может быть, она позволит возвести для себя замок лишь после того, как он сделает ее королевой? Мысль эта преследовала Карла, не выходила у него из головы, терзала разум. Он знал о существовании партии, враждебной герцогу Йоркскому и Кларендону. Партия эта боялась, что герцог унаследует престол, а после него на трон сядет внук Кларендона, поскольку Катарина Браганца бесплодна. Следовательно, эта партия очень желала бы развода Карла.
В существовании этой партии, по иронии судьбы, была в значительной степени повинна миледи Каслмэн. Она ненавидела Кларендона и вслепую искала оружие, которым могла поразить канцлера. В ходе этих поисков она если и не выдумала, то, во всяком случае, помогла распространить глупое клеветническое утверждение, что-де Кларендон нарочно выбрал Карлу в жены бесплодную женщину, дабы обеспечить детям своей дочери престолонаследие. Но Барбара никогда не думала, что эта клевета рикошетом ударит по ней самой. Именно это и произошло. Фаворитка и предположить не могла, что партия, навязывающая королю развод, возникнет как раз в миг его страстного увлечения неприступной и простодушно-хитрой Фрэнсис Стюарт.
Дерзкий и бесстрашный Бэкингем ловко добился роли рупора этой партии. Предложение развестись ошеломило Карла: он и сам, вероятно, втайне испытывал такой соблазн, и вот теперь его мечта оказалась облеченной в слова. Король хмуро взглянул на Бэкингема.
— Не зря я свято верил, что ты — самый большой хитрец в Англии, — заявил он.
Дерзкий щеголь расшаркался.
— Думаю, что для вашего подданного я достаточно сообразителен, сир.
Карл, которого всегда было легче убедить доброй шуткой, чем серьезным доводом, засмеялся своим мягким бархатистым смехом. Но тут же опять вздохнул и задумчиво нахмурился.
— Грешно было бы делать бедняжку несчастной только потому, что она — моя жена и не может иметь от меня детей. Это не ее вина.
Он был плохим мужем, но лениво-добродушный нрав не позволял королю осуществить свои желания ценой боли и горя, причиняемых королеве. Чтобы такое стало возможным, петлю искушения надо было затянуть еще на пару узлов. И это, сама того не ведая, сделала Фрэнсис Стюарт. Не зная, как избавиться от назойливых домогательств Карла, она в конце концов объявила о своем намерении удалиться от двора, дабы освободиться от обуревавших ее соблазнов и положить конец неудобствам, которые она невольно создает королеве своим присутствием. К этому заявлению Фрэнсис присовокупила еще одно: она так отчаянно нуждается, что готова выйти замуж за любого джентльмена, имеющего полторы тысячи фунтов годового дохода и готового оказать ей такую честь.
Карл, разумеется, перепугался. Он попытался подкупить Фрэнсис посулами любых владений и титулов, каких ей угодно будет пожелать. Все это предлагалось ей с такой же легкостью, с какой прежде король бросал ей на колени драгоценные украшения или надевал на шейку жемчужные ожерелья стоимостью в тысячи фунтов. Но посулы не возымели действия, и Карл, доведенный чуть ли не до отчаяния этой безупречной добродетелью, теперь мог пойти на поводу у настырных шептунов, призывавших его к разводу и повторному браку. Мог бы, не приложи миледи Каслмэн руку к этому делу.
Ее светлость, очутившаяся благодаря увлечению короля мисс Стюарт в холодной, удушливой атмосфере пренебрежения, граничившего с позором, наверняка с горечью поняла, что желание потешить свою ненависть к канцлеру обернулось во вред ей самой. В час черного отчаяния, когда надежда почти умерла, фаворитка вдруг сделала одно открытие. Точнее, его сделал королевский паж, неприметный господин Чиффинч, лорд-хранитель лестницы черного хода и верховный евнух королевского гарема.
На заявление мисс Стюарт о готовности выйти замуж за любого джентльмена, имеющего полторы тысячи годового дохода, пылко откликнулся герцог Ричмонд, давно влюбленный в нее. Он зачастил к мисс Стюарт, но ходил к ней тайком, опасаясь вызвать недовольство короля.
Узнав об этом от Чиффинча, своего надежного информатора, миледи Каслмэн почувствовала, что настал удобный момент. Она воспользовалась им холодным вечером в конце февраля 1667 года. Пришедший к мисс Стюарт с визитом Карл опустился вниз довольно поздно, когда, по его расчетам, она должна была пребывать в одиночестве. Но служанка сообщила королю, что госпожа не принимает, поскольку головная боль вынуждает ее оставаться в опочивальне.
Его величество вернулся наверх в очень скверном расположении духа и застал в своих покоях исполненную враждебности миледи Каслмэн, которую Чиффинч провел по черной лестнице.
— Надеюсь, мне будет позволено засвидетельствовать почтение вашему величеству, — насмешливо проговорила Барбара. — Ведь этот ангелочек Стюарт запретила вам видеться со мной в моем жилище. Я пришла выразить свое соболезнование по поводу всех тех огорчений и расстройств, которые приносит вам невиданное доселе целомудрие жестокосердной Стюарт.
— Шутить изволите, мадам? — ледяным тоном молвил Карл.
— Отнюдь, — парировала гостья. — Я не намерена бросать вам упреков, позорящих меня. И уж тем более не склонна прощать себе ничем не оправданной слабости, коль скоро ваше постоянство и верность лишают меня всяческой поддержки и защиты.
Ее светлость умела изощренно издеваться над людьми.
— В таком случае позвольте спросить, зачем вы пожаловали?
— Чтобы раскрыть вам глаза, ибо мне невыносимо видеть, как вы становитесь посмешищем собственного двора!
— Мадам!
— О, конечно, вы не знаете, что над вами потешаются, что Стюарт напропалую дурачит вас своим притворством, не знаете, что она, отказываясь пустить вас к себе, придумывает всяческие отговорки. Ей якобы нездоровится! А между тем сейчас в ее покоях торчит герцог Ричмонд.