Читаем без скачивания Ночи Истории - Рафаэль Сабатини

Злоба еще больше исказила физиономию курфюрста. Он всегда недолюбливал Софи, а после ее недавнего побега в Зель стал относиться к ней и того хуже. Распутник по натуре, отец такого же распутника, он, разумеется, считал неверность невестки непростительным грехом.

Он тяжело поднялся с глубокого кресла и резко спросил:

— Как далеко у них зашло?

Благоразумие предостерегло графиню от высказываний, правдивость которых могла не подтвердиться впоследствии. К тому же она чувствовала, что в спешке нет никакой необходимости. Немного кропотливой, терпеливой слежки, и она добудет улики против этой парочки. Довольно и того, что она уже сказала. Графиня пообещала курфюрсту лично блюсти интересы его сына, и вновь он не увидел ничего забавного в том, что заботы о чести отпрыска приняла на себя его, курфюрста, любовница.

Графиня рьяно взялась за эту близкую ее сердцу работу, хотя доброе имя Георга интересовало ее меньше всего. Ей хотелось обесчестить Софи и погубить Кёнигсмарка. Она усердно занялась слежкой сама, да и другим поручила шпионить и доносить. Почти каждый день графиня приносила курфюрсту сплетни о тайных свиданиях, рукопожатиях, шушуканьях попавшей под подозрение парочки. Курфюрст был вне себя от злости и рвался в бой, но коварная графиня продолжала сдерживать его раж. Улик пока не хватало. Стоит обвинениям не подтвердиться, и возможность примерно покарать подозреваемых будет упущена, а обвинители сами окажутся под ударом, особенно если на защиту дочери встанет ее отец, герцог Зельский. Поэтому следовало выждать еще немного, пока не появятся несомненные доказательства любовной связи.

И вот настал день, когда графиня поспешила к курфюрсту с вестью о том, что Кёнигсмарк и принцесса уединились в садовом павильоне. Надо поторопиться, тогда он увидит все своими глазами и сможет действовать. Графиня упивалась предвкушением триумфа. Будь эта встреча и совершенно невинной (а графиня, будучи тем, чем она была, и повидав всякое, не могла себе этого представить), назначить ее, даже с точки зрения снисходительного наблюдателя, было непростительной неосмотрительностью со стороны принцессы. Впрочем, на снисходительность наблюдателей Софи рассчитывать не приходилось.

Красный от возбуждения курфюрст опрометью бросился к павильону в сопровождении госпожи фон Платтен. Но, несмотря на усердие своей осведомительницы, он опоздал. Софи побывала в павильоне, но ее беседа с Кёнигсмарком была очень короткой. Принцессе надо было сообщить графу, что она все обдумала. Она намеревалась искать убежища при дворе своего кузена, герцога Вольфенбюттельского, который наверняка в память о том, что связывало их в прошлом, не откажет ей в приюте и защите. От Кёнигсмарка требовалось, чтобы он сопровождал ее ко двору кузена.

Кёнигсмарк был готов отправиться немедленно. С Ганновером он расставался без сожаления. А в Вольфенбюттеле его растущая романтическая страсть к Софи, быть может, и найдет какое-то выражение — после того, как он верно послужит ей. Пусть она отдаст необходимые распоряжения и сообщит ему, когда будет готова отправиться в путь. Но надо быть поосторожнее: за ними шпионят. Чрезмерное рвение госпожи фон Платтен в какой-то мере ей же вышло боком. Ощущение постоянной слежки вынудило друзей назначить эту рискованную встречу в уединенном павильоне, но это же ощущение побудило графа задержаться там после ухода Софи. Их не должны были видеть выходящими вместе.

Молодой человек в одиночестве сидел перед окном, подперев голову руками, и его красиво очерченные губы чуть улыбались, а глаза мечтательно смотрели вдаль. И тут вдруг в беседку вломился Эрнест Август, сопровождаемый замешкавшейся на пороге графиней фон Платтен. Злость и быстрый бег сделали лицо курфюрста багровым, как при апоплексическом ударе; он пыхтел и задыхался от ярости.

— Где принцесса? — выпалил Эрнест.

Граф заметил маячившую за спиной курфюрста госпожу фон Платтен и нутром почуял опасность, но напустил на себя простодушно-удивленный вид.

— Ваше высочество ищет ее? Может быть, я сумею помочь вам в этом?

Эрнест Август на миг смешался, потом зыркнул через плечо на графиню.

— Мне сказали, что ее высочество здесь, — заявил он.

— Очевидно, вам предоставили ложные сведения, — невозмутимо отвечал Кёнигсмарк.

И он жестом пригласил курфюрста самому убедиться в этом.

— Давно вы здесь? — разочарованный курфюрст избегал прямого вопроса, который так и вертелся у него на языке.

— Около получаса.

— И все это время вы не видели принцессу?

— Принцессу? — Кёнигсмарк недоуменно нахмурился. — Мне трудно вас понять, ваше высочество.

Курфюрст шагнул вперед и наступил на что-то мягкое. Он посмотрел вниз, наклонился и поднял женскую перчатку.

— Что это? — воскликнул он. — Чья эта перчатка?

Если у Кёнигсмарка и сжалось сердце (а было от чего), виду он не подал. Граф улыбнулся и едва не расхохотался.

— Ваше величество изволит потешаться надо мной, задавая вопросы, на которые может ответить только ясновидец.

Курфюрст не сводил с него тяжелого недоверчивого взгляда. В этот миг послышались торопливые шаги, и в дверях беседки показалась служанка, одна из фрейлин Софи.

— Что вам нужно? — рявкнул на нее курфюрст.

— Взять перчатку ее высочества, которую она недавно обронила здесь, — пугливо отвечала девушка, раскрыв, сама того не ведая, тот секрет, ради сохранения которого была столь поспешно послана сюда.

Курфюрст швырнул ей перчатку и злобно ухмыльнулся. Когда девушка убежала, он снова повернулся к Кёнигсмарку.

— А вы ловко изворачивались, — с усмешкой сказал он. — Слишком уж ловко для честного человека. Ну-ка, рассказывайте без утайки, что же все-таки делала здесь принцесса Софи в вашем обществе?

Кёнигсмарк горделиво выпрямился и произнес, глядя прямо в пышущее гневом лицо курфюрста:

— Ваше высочество полагает, что принцесса была здесь со мной, а перечить принцу не положено, даже если он оскорбляет женщину, чья безупречная чистота выше его понимания. Но ваше высочество напрасно считает, что я смогу принять хоть малейшее участие в этом оскорблении, снизойдя до ответа на его вопрос.

— Это ваше последнее слово? — Курфюрст трясся от еле сдерживаемого гнева.

— Ваше высочество полагает, что я должен что-то добавить?

Выпуклые глаза Эрнеста сузились, толстая нижняя губа выпятилась в зловещей гримасе.

— Вы освобождаетесь, граф, от службы в гвардии курфюрста, и поскольку это — единственное, что связывало вас с Ганновером, мы не видим причины для продления вашего пребывания здесь.

Кёнигсмарк отвесил чопорный поклон.

— Мое пребывание здесь, ваше высочество, закончится, как только я сделаю необходимые приготовления к отъезду. Самое большее — через неделю.

— Вам дается три дня, граф. — Курфюрст повернулся и заковылял прочь.

Только после его ухода Кёнигсмарк наконец смог вздохнуть полной грудью. Трех дней вполне хватит и принцессе. Все прекрасно.

Курфюрст тоже полагал, что все прошло очень хорошо. Он уволил этого возмутителя спокойствия, предотвратил скандал и отвел беду от своей невестки. Лишь госпожа фон Платтен считала, что все идет из рук вон плохо: она жаждала вовсе не такого результата. Она грезила о скандале, который навеки погубит обоих ее врагов, Софи и Кёнигсмарка. А теперь они избежали гибели. И то, что графиня, как она полагала, разлучила два любящих сердца, само по себе не могло утолить переполнявшую ее ненависть. Поэтому она направила всю мощь своего злого гения на разработку нового замысла, который приведет к желанному итогу. Замысел этот был чреват определенным риском. Рассчитывая, что сумеет выкрутиться в случае провала, графиня смело взялась за дело, почти уверенная в успехе.

На другой день она послала Кёнигсмарку короткую поддельную записку от имени Софи. В ней содержалась настоятельная просьба прийти нынче же в девять часов вечера в покои принцессы. Угрозами и подкупом она вынудила фрейлину Софи (ту самую, что приходила за перчаткой) передать это послание.

Но случилось так, что Кёнигсмарк через верную фрейлину Софи, госпожу де Кнезебек, посвященную в их тайну, тем же утром послал принцессе записку, в которой кратко сообщал о необходимости срочного отъезда и просил завершить приготовления с таким расчетом, чтобы можно было покинуть Херрен-хаузен следующим же утром. Граф счел принесенное ему послание ответом Софи и ничуть не усомнился в его подлинности, поскольку почерк принцессы был ему незнаком. Он был обескуражен опрометчивостью, с которой Софи призывала его, но не испытывал ни малейших колебаний. Осмотрительность не была присуща его натуре. Граф верил, что боги покровительствуют смельчакам.

Тем временем госпожа фон Платтен осыпала своего любовника упреками за то, что он так мягко обошелся с датчанином.