Читаем без скачивания Витязь на распутье - Валерий Елманов

Однако Власьев, на чьи плечи Дмитрий взвалил всю практическую организацию встречи, невзирая на ограниченность во времени, успел все сделать в лучшем виде. Даже Бохин, долго служивший в Посольском приказе и знающий толк в подобных мероприятиях, довольно покряхтывал, глядя на тот почет, которым нас окружили.

Описывать церемониальные тонкости не стану – неинтересно, тем более что главные события разворачивались непосредственно в Золотой палате (Грановитую готовили для предстоящего пира), где послов уже поджидала собравшаяся в полном составе боярская Дума, а кроме того еще и посланцы короля Сигизмунда, прибывшие от имени своего монарха поздравить Дмитрия с венчанием.

Последних, как я узнал от Басманова, государь вызвал специально. Дескать, после приема послов королевы Ливонии состоится пир, и ему желательно видеть на нем всех иноземных гостей, тем паче тех, кто представляет особу его верного союзника короля Речи Посполитой Жигмонта.

Правда, сей союзник отчего-то до сих пор не признает за Дмитрием его титулы, что весьма обидно. Мог бы хоть в свадебном поздравлении назвать пусть не кесарем, но царем, однако в сторону эти мелочи. В конце концов, они не стоят того, чтобы из-за этих пустяков продолжать ругаться с посланниками Жигмонта – малогоским каштеляном Николаем Олесницким и вщижским старостой Александром Гонсевским.

Эта ругань из-за неправильного титула произошла еще за неделю до свадьбы, во время их первого официального приема государем. А не далее как пару дней назад, в воскресенье (в день свадьбы пира не было, уж очень утомительными были церемония коронации Марины, а потом вторая – самого бракосочетания), произошел новый скандал с участием послов.

Дело в том, что пан Олесницкий потребовал, чтобы места им были выделены за прямым столом, то есть за которым сидит сам государь. Как им ни объясняли, что такое на Руси не принято, они уперлись не на шутку, а потому отказались присутствовать на застолье вообще. Узнав, что послы не прибудут, папашка Марины заявил, что и он в таком случае не может быть на пиру. Очевидно, пан Мнишек рассчитывал надавить этим на Дмитрия, но тот оказался непреклонным, и тестю после такого категоричного заявления не оставалось ничего иного, как покинуть палату.

А в день моего приезда, то есть в понедельник, Мнишек по поручению послов вновь заявился к государю с просьбой уступить и предоставить место за своим столом хотя бы старшему из послов, пану Олесницкому. Его визит состоялся буквально вслед за общением государя со мной, так что Дмитрий на сей раз был склонен уступить, жаждая ответного унижения польского короля, ведь иначе его послы не будут присутствовать на приеме Дмитрием посланцев королевы Ливонии. Именно потому, на мой взгляд, им и удалось прийти к следующему компромиссу: завтра, ибо сегодня поздно что-либо менять, стол у старшего из послов малогоского каштеляна Николая Олесницкого все равно будет особый, однако вплотную придвинутый к царскому.

Хорошенький сюрпризец перед пиром приготовил им государь, ничего не скажешь.

Поначалу все было нормально. Сам дьяк Власьев во всеуслышание объявил, что послы королевы Ливонии челом бьют великому государю Дмитрию Иоанновичу, кесарю, великому князю всея Руси и всех татарских царств и иных подчиненных Московскому царству государств государю, царю и обладателю.

Затем вперед выступил дьяк Бохин, являющийся главой посольства, и от лица Марии Владимировны известил Дмитрия, что королева Ливонии посылает ему самые горячие поздравления, изъявляет сестринскую любовь и желает всяческого счастья великому государю… Далее цитировать не стану, ибо остальное уже было ранее изложено Власьевым.

Краем глаза глянув на послов, я заметил легкие усмешки на их лицах. Вначале не понял, но потом догадался – ребятки решили, что Дмитрий устроил им нечто вроде показательного урока, как надо к нему обращаться. Причем в погоне за этой целью он, как послы, очевидно, посчитали, не погнушался пойти на откровенный подлог, подставив какую-то мифическую королеву Ливонии, хотя всем известно, что на самом деле правят в тех местах шведский Карл и польский Сигизмунд.

Ишь ты! Выходит, когда надо, тайну государь хранить умеет.

Дмитрий тем временем принял грамоту, переданную ему Бохиным через Власьева, милостиво подпустил к своей руке новоявленного барона Нарвского и снял с себя корону в знак, что он желает говорить с послами. После стандартных вопросов о здоровье его трехродной сестрицы, которые он задавал крайне неспешно, смакуя долгожданный миг и то и дело косясь на поляков, государь осведомился, какие еще поручения дадены королевой.

Вот тут-то и началось, ибо дошел черед до второй грамотки, в которой Мария Владимировна, ведая, сколь радушен и заботлив непобедимый кесарь и государь всея Руси, просит принять ее вместе со всем ливонским народом в русское подданство.

– А много ли градов в ее королевстве? – осведомился Дмитрий, и Бохин принялся перечислять.

По мере того как он говорил, лица послов вытягивались от удивления. Но это было до того, как речь зашла о городах, которые ранее принадлежали Речи Посполитой. Едва же дьяк добрался в своем перечне до Феллина, Юрьева и прочих градов, ныне принадлежащих Марии Владимировне, пан Олесницкий, в точности как городничий в заключительной сцене «Ревизора», застыл в виде столба, с распростертыми руками и закинутой назад головою, а Гонсевский… Вначале он решил, что ослышался, и воззрился на нас наподобие Земляники из той же заключительной сцены, наклонивши голову несколько набок, как будто к чему-то прислушивался. Затем он сменил позу на почтмейстерскую, превратившись в вопросительный знак, только обращенный не к зрителям, а к своему старшему коллеге.

Когда же дошел черед до городов, которыми королева в качестве свадебного подарка кланяется государю всея Русии, и прозвучали названия Нейгаузена, Мариенбурга и Мариенгаузена, они резко, причем одновременно, словно по команде, сменили позы, став Бобчинским и Добчинским «с устремившимися движеньями рук друг к другу, разинутыми ртами и выпученными друг на друга глазами».

Надо сказать, что и ряд других гостей, включая бояр из Думы, хорошо вписались в эту картину, оставаясь просто столбами.

Правда, «почти полторы минуты», как рекомендовал Гоголь, окаменевшая группа не продержалась, придя в движение значительно раньше. Издав какой-то загадочный нечленораздельный звук – то ли карканье, то ли хрюканье, Олесницкий, ломая все установленные правила приличия, выступил вперед и потребовал объяснений от Дмитрия. Мол, с каких пор не известная никому королева самым нахальным образом раздаривает города, принадлежащие Речи Посполитой и ее королю.

Дмитрий в ответ недоуменно пожал плечами и протянул руку в сторону послов Ливонии.

– У меня-то почто вопрошаешь? Эвон у кого допытываться надобно. – И, повернувшись к Бохину, осведомился: – А поведай-ка, барон Нарвский, откель у королевны взялось в одночасье столь превеликое множество градов, что она их дарить учала, и нет ли в том какого подвоха. – И он тут же пояснил вопрос: – Я к тому, что не выйдет ли худа, ежели я их приму от нее, ибо вроде как совсем недавно они, по словесам ясновельможного пана Олесницкого, принадлежали Речи Посполитой.

Новоиспеченный барон надменно вскинул голову и уверенно произнес:

– Грады сии с недавних пор ее, а потому она считает себя вправе раздаривать их кому пожелает. Что же касаемо слов ясновельможного пана посла, то мы не отрицаем, что некогда земли, на которых они лежат, и впрямь принадлежали Речи Посполитой, а до того свеям, а еще ранее Руси, а до нее ими владел Ливонский орден и епископ Дерпта, а до них там сызнова были владения Руси, а еще ранее – никому не ведомо. Потому, исходя из всего сказанного, Мария Володимеровна и порешила передать их самому раннему владельцу, соблюдя и вежество, но вместе с тем и справедливость.

Дмитрий пытливо посмотрел на меня и благодарно кивнул, поняв, кто помогал готовить ответ Бохину. Ну да, действительно, моя работа. Еще вчера, пока парился, в голову пришла мысль, что было бы неплохо заранее заготовить ответы на вопросы поляков, если таковые последуют, чтобы не так уж явно виднелся русский волчий хвост из заячьей норы. Студенческая привычка, знаете ли – шпаргалка никогда не помешает. О чем они могут спросить, я примерно представлял, как выкрутиться – нашел и тут же набросал на бумаге.

– Я стока не выучу, – перепугался Бохин, когда я сунул ему в руки свои листы.

– А учить и не надо, – успокоил я его. – Уразумей только суть. Отвечать же можешь своими словами, лишь бы они по смыслу сходились с моими.

Он и отвечал, хладнокровно парировав вопрос, почему Мария Владимировна поначалу не отправила, как водится, посольство к королю Сигизмунду, дабы решить спорные вопросы мирным путем, а действовала столь варварски.