Читаем без скачивания Связано с любовью (СИ) - Марьяна Брай

– Тебе просто кажется. На самом деле, женщины немного иначе видят окружающий мир, и, если дать им хоть чуточку свободы, они очень вас удивят, дорогой муженек. Я видела женщину в провале, которая в землянке устроила почти сносный быт. Дети у нее были чистыми, накормленными, одетыми.

– То есть, ты хочешь сказать, что одиночество позволяет женщинам развиваться, и они могут обогнать мужчин? – он знал, что эта тема скользкая, и нам ее лучше не касаться, но все же, решил спросить.

– Я уверена в этом, но еще не пришло время для этого. Но ты можешь не переживать, что женщины займут места мужчин. Часть женщин, все же, захочет остаться слабой половиной. Но те, у кого тяга к наукам, к новшествам, к открытиям – их не остановить, Бертон.

– Тебя я, надеюсь, остановил, - он обнял меня одной рукой, а вторую положил на живот.

– До момента, когда малыш начнет ходить, не дольше, - смеясь ответила я.

– Но в этот момент мы уже будем ждать второго малыша. Так что, все твои планы будут касаться только нас, - зная, что я сдаюсь после этого ответил он, а я шла и думала о том, что даже трое, а то и пятеро детей при наличии коляски, помощников и желания не станут мне преградой к большему и большему развитию.

Я родила в день, когда осень боролась с зимой, и метель перемела опять все дороги. С началом метели Бертон послал за доктором, которому пришлось погостить у нас двое суток до родов, и сутки после.

С ребенком на руках я пробралась в кухню, разбудила испуганную кухарку, и велела вставать и печь хлеб – теперь я планировала ежегодно в первые дни зимы возить целую телегу в то место, где раньше был провал. Рано утром лошадь запрягут в сани, что раньше использовались редко, и лишь затем, чтобы вывести людей из заснеженных участков на угледобыче или из леса, и груженая хлебом, сыром, маслом и сахаром она отправится в место, где меня спасли от неминуемой смерти. А через год это станет традицией, и большинство зажиточных семей переймет эту мою привычку.

У дочки были темные глаза и рыжий пушок на голове. В первые минуты, когда я услышала ее крик, я не могла поверить, что это случилось, что моя вторая жизнь оказалась хоть и сложной, но осмысленной, и впереди было еще столько лет.

– Как ты хочешь, чтобы мы назвали ее? – Бертон лежал рядом со мной, а маленькое существо заснуло, не отрываясь от груди. Я сидела, прижавшись к изголовью, и думала совсем о другом.

– Я даже не придумала ей имя, Бертон. Я была уверена, что это будет мальчик. Ты можешь предложить какое-то имя? – спросила я, даже немного испугавшись, что забыла об имени. Я просто сутки подряд наслаждалась материнством – запахом младенца, ее близостью.

– Думаю, это должна сделать ты, Рузи, - ответил Бертон.

– Почему? – удивилась я, считая, что мужчине очень важно самому быть причастным к этому важному заданию.

– Потому что во сне ты говорила, что твою дочку будут звать Анастасия, как и тебя. Это странное имя, и тебя зовут Розалин. Сначала я испугался, но потом подумал, что есть какие-то силы, которые помогали тебе идти вперед, и теперь ты должна сделать так как нужно. Можешь не рассказывать мне ничего, если не хочешь.

– Может быть, Бертон, может быть, - подумала я, вспоминая о том, что Анастасия – женщина из моей прошлой жизни слишком многого не узнала, не почувствовала. Пусть моя дочь будет нести ее имя, а мне это поможет не забыть себя прошлую. – Видимо, так и нужно сделать, Бертон.

Зима, лето, снова зима, и снова лето – время бежало незаметно, хоть я и проживала счастливо и интересно каждый год. Когда Насте исполнилось два года у нас родился сын, а через пару лет еще один сын. Бертон кроме инвестиций занялся лошадьми, а я, наконец, смогла посетить Даркию и увидеть их знаменитые ковры, схожие с персидскими.

Именно в Даркии я увидела коз с лучшей шерстью, и смогла купить несколько козлят, чтобы разводить в своей стране. Теперь на территории бывшего провала были новые фермы, и некоторые семьи с удовольствием купили редких козликов – в договорах значилось, что продавать шерсть они могут только мне.

Кроме пледов, ковров и вязанной мелочи, мы стали вязать шали, что стали востребованы в северных странах, а потом, как-то совершенно незаметно для всех, женщины становились более самостоятельными, и не редкостью были фабрики и фермы, которые содержали женщины.

Я писала сказки для своих детей, но и они со временем стали известны, и узнав о том, что я пишу, типографии просили продать им тексты, что я и сделала с большой радостью, условившись, что типография бесплатно сделает экземпляры для приютов.

Последнее, о чем я мечтала – как можно быстрее узаконить и сделать обычным делом приемные семьи. Совсем маленькие дети могли и не знать, что мама и папа – не родные, а устроить так, чтобы общество тоже не знало о том, что ребенок не родной – обычное дело в моем прошлом мире. Теперь, когда мои фабрики работали на полную катушку, а мои дети росли в любви и заботе, я планировала создание некоего агентства, где женщинам будут помогать с сокрытием истины о приемных детях, а Оливия помогала с огромным энтузиазмом, хоть и сама уже занималась двумя своими детьми.

Я решила, что рассказу Бертону свою настоящую историю только тогда, когда мы будем старыми. И пусть это будет выглядеть как сказка, но она должна быть озвучена. А пожалуй, даже записана!

То, что я оттягивала в прошлой жизни, я должна была сделать сейчас. Потому что семьи, где есть любовь не должны разбиваться только потому, что Бог решил не дать им детей. Скорее всего, Бог хотел, чтобы эти пары взяли других – именно эту мысль нужно было принести в мир.

Потому что любое дело, за которое берется человек должно быть связано только с любовью, иначе вся жизнь может оказаться чередой бессмысленных поступков и огромного сожаления об утраченных возможностях.