Читаем без скачивания День гнева. Принц и паломница - Мэри Стюарт

Теодовальд помедлил, дожидаясь Алису в тени узкой стрельчатой арки, а затем вывел через лабиринт построек на виноградники за ними. По залитому солнцем склону долины виноградники террасами уходили к самым вершинам холмов, ершившихся лесом в полумиле от дворца. Лозы только-только собирались цвести, да и сами они были пока всего лишь приземистыми растеньицами с пеньками, посаженными ровными радами по склону холма, и не обещали грядущего урожая. Но и так можно было заметить, что они были много лучше, чем любимые и ухоженные лозы в крохотном огороженном винограднике Замка Розы. Жаркое солнце Луары светило на нежно-зеленые листья и розоватые бутоны, а земля между радами уже спекалась в летнюю пыль. Неудивительно, думала Алиса, что вина Луары так не походят вкусом на наши, регедские.

Кругом не было ни души, слуги и охрана остались далеко позади во внутренних дворах. Теодовальд быстро огляделся по сторонам.

— Скорее, — бросил он. — Сюда! — И побежал меж лоз.

Оказалось, что через виноградник, разделяя его на две части, вверх по склону холма ведет тропинка, достаточно широкая, чтобы по ней можно было прокатить тачку, оставившую глубокие колеи. А также очень пыльная. Туфелькам Алисы уже пришлось несладко, и не так уж у нее было много роскошных платьев, чтобы она могла позволить себе загубить золотистый шелк. Она помедлила, но мальчик настойчиво подстегнул ее:

— Быстрей. Бежим быстрей! — и бегом бросился по тропинке.

Подобрав юбки выше колен, Алиса побежала следом.

На вершине склона, отделяя виноградник от перелеска, стояла невысокая стена из сухого камня, местами поросшая сорняками и ежевикой.

— Сюда, — задыхаясь, пробормотал Теодовальд, единым прыжком взмахивая на стену.

Алиса снова помедлила, подумав, что туфли, пожалуй, уже безнадежно испорчены, но не золотистый шелк, а он слишком ценен, чтобы им рисковать. Предположим, ей удастся вскарабкаться на стену, но лес казался настоящей чащобой с обязательными кустами и колючками.

— Куда ты?

— Скорей! Пока нас не хватились!

И с этими словами он спрыгнул в лес.

Алиса, все еще не решаясь влезть на стену, услышала шум падения, оханье, а потом краткий, тут же оборвавшийся возглас. Подбежав к стене, она заглянула поверх нее.

— В чем дело? Ты ушибся?

— Камень был расшатанный. Со мной все в порядке, но эти колючки… я не могу выбраться!

И впрямь ему было не выпутаться. Оступившись при падении, он влетел головой в заросли ежевики и теперь пытался отодрать от себя длинные и гибкие ветки, намертво вцепившиеся в его одежду.

Алисе, выросшей в земле, где разводят овец, не раз доводилось приходить на помощь овце, попавшей в ловушку среди свирепых шипов ежевики или шиповника. Так, значит, придется все же распрощаться с лимонным платьем. Поджав ротик, Алиса повыше подобрала юбки и совсем уже собралась влезть на стену.

— Только не двигайся. Я тебя вызволю. У меня в кошеле есть ножницы…

— Нет, только не это! Я почти выбрался. Только вот этот…

Тут последовало восклицание на франконском, которое Алиса, быть может, к счастью, не поняла. Теперь она видела, что мальчик запутался не только одеждой, но и длинными волосами, которые, как и платье, надежно сплелись в единый ком с колючими ветками.

Прощай, королевское одеяние — со скрипом рвущейся ткани мальчик выполз из зарослей и, не поднимаясь с колен, достал из-за пояса маленький кинжал и обрубил им колючие ветки, вцепившиеся ему в волосы и вырвавшие лоскуты из туники. Неловко поддерживая спутанные длинные волосы одной рукой, он залез назад на стену. Руки у него были в крови, но он этого, похоже, даже не заметил. Он пытался — все еще бормоча что-то по-франконски — распутать колтун из волос, колючек и клочков материи.

— Дай-ка мне, — сказала Алиса, запустив руку в поясной кошель и собираясь достать ножницы, которые всегда носила при себе.

Теодовальд отдернул спутанную прядь, так чтобы она не могла до нее дотянуться.

— Нет! Я сам могу!

— Но посмотри на свои руки, у тебя же кровь идет! Если ты дашь мне посмотреть…

— Нет, убери ножницы! Говорю тебе, их нельзя резать! Ни за что!

— Но почему?

Но, уже задавая этот вопрос, Алиса вспомнила еще кое-что из рассказов отца об этих странных людях, франках. «Их короли никогда не стригут волос, — сказал тогда герцог Ансерус. — Длинные волосы — признак королевской крови, львиная грива властителя. Обрезать им волосы — унижение и стыд. Это может обернуться утратой королевства».

Алиса поспешно убрала ножницы.

— Я совсем забыла. Честное слово, отец мне об этом рассказывал. Он сказал, что длинные волосы — символ королевского рода. Прости, пожалуйста. Ты сам сможешь распутать?

— Да. Видишь, вот уже и все. — Он бросил себе под ноги сучки, а потом пригладил длинную гриву. — А что такое символ?

— Думаю, это когда что-то одно обозначает что-то другое. Знак, как… ну, скажем, крест.

— Или корона?

Вытирая поцарапанные руки о перед туники, наследник Меровингов жестом пригласил Алису сесть рядом с ним. Алиса снова помедлила, с сомнением глядя на пыльные камни, но принц здесь хозяин, а она — гостья, и хорошие манеры есть хорошие манеры. Так что она вновь подоткнула подол и присела, выбрав наиболее чистый, на ее взгляд, участок стены.

— Куда мы собирались? И почему такая спешка?

Он кивнул на склон холма, где из-под арки уже появились четверо мужчин. Один из них, очевидно, старший, поднял руку в салюте и что-то выкрикнул. Вот уже все они выбрались на тропу. Теодовальд остался сидеть, где сидел, болтая ногами и постукивая пятками о стену.

— Будь ты проворнее, нам бы удалось убежать в лес и спрятаться. Там есть места, где им ни за что нас не найти, но тебе было не взобраться наверх в этих юбках.

— Да, наверное. Извини. А ты хотел спрятаться?

— Конечно.

— Почему?

— Ты еще спрашиваешь? Вон погляди! Похоже, и с тобой то же самое! — Только тут она увидела, что вверх по склону, подоткнув подол юбки, тяжело взбирается вслед за солдатами Мариамна.

— Разве тебе никогда не хотелось убежать от всех, просто побыть одной, чтобы никто не говорил тебе, что делать? — вопросил маленький принц. — Тебя когда-нибудь оставляют в покое?

— Дома иногда. Но когда путешествуешь, все иначе. Моей служанке положено быть при мне.

— А что такого, по их мнению, может тут с тобой случиться?

— Об этом они, наверное, вообще не подумали. — Алиса спросила себя, не послышалась ли ей в этом замечании скрытая обида. — Они просто исполняют приказ. Полагаю, будь я мальчиком, все было бы по-другому.

— Не было бы, будь ты на моем месте.

Мужчины остановились на расстоянии нескольких ярдов, очевидно, ожидая распоряжений принца. Оружие все еще оставалось у них в руках.

Стояли они вне пределов слышимости, но все же Алиса понизила голос:

— Действительно, с тобой все по-другому, ты ведь принц. Но это же твой дом! Во всяком случае, дом твоей бабушки. Что с тобой может тут случиться, как они думают?

— Да все что угодно. Меня всегда охраняют, но даже со стражей никогда не знаешь, кому верить. Шпионы моей бабушки за всем присматривают, но никогда не знаешь, кто твои враги.

— Какие враги? Вы ведь сейчас ни с кем не воюете, так?

— Ну да, сражений нет. Мои дядья сейчас в Париже, так что отец говорит, что мы трое — я и двое моих братьев — в сравнительной безопасности, но когда он в отъезде, бабушка приезжает сюда из Парижа со своими людьми, они и присматривают за нами.

— Но… ты же сказал, твои дядья?

Он кивнул, очевидно, не поняв или не придав значения тому, как она это переспросила. Говорил он совершенно буднично:

— Мой дядя Хильдеберт и король Лотарь. В особенности мой дядя Лотарь — ведь эти земли гораздо лучше, чем его. Конечно, им бы хотелось отобрать их у моего отца. Мой дядя Теодерик — самый старший, но он подлого рода, незаконнорожденный. — Он снова кивнул будто самому себе, поджав губы. — Каким бы он ни был, если они ему много пообещают, он им поможет — так бабушка говорит. Разумеется, потом они своих обещаний не сдержат.

Брат восстал на брата, а сын на отца, говорил о франках герцог Ансерус. Алиса, глядя на мальчика — лоб по-детски гладок, королевская грива превратилась в прискорбное гнездо, туника порвана, а колени и руки перепачканы грязью, — испытала укол сочувствия, смешанного с недоверием. Сама еще дитя, она никогда не знала недоверия или предательства, этих ликов зла, которые казались этому мальчику, моложе ее годами, такими привычными и знакомыми.

— Но… — начала она, потом осеклась, увидев, как раскрасневшаяся и запыхавшаяся Мариамна проковыляла последние несколько шагов, чтобы, задыхаясь, остановиться прямо перед ними.

— Госпожа… моя госпожа… — Мариамна перевела дух, неуверенно глянув на мальчика. В порванной одежде, с грязными и окровавленными руками, Теодовальд никак не походил на принца, как их представляла себе Мариамна. Но девушка заставила себя присесть в поклоне, обращенном куда-то меж двух детей. — Я думала, ты еще с отцом, госпожа. Меня провели по кладовым и… Господи помилуй! Твои туфли! И платье! На грязной стене! Его теперь ни за что не отчистить! О чем ты только думала? Лучше бы тебе отправиться со мной прямо сейчас и дать мне попытаться… — Тут ее заставило замолчать потрясенное лицо мальчика, и она непроизвольно прижала руку ко рту: — Прошу прощения, госпожа…