Читаем без скачивания Террор - Дэн Симмонс

Сержант Дэвид Брайант, старший по званию морской пехотинец на «Эребусе», погиб тогда же, в июне, одиннадцать месяцев назад, обезглавленный зверем за считаные секунды до того, как сэра Джона постигла та же участь. За вычетом рядового Уильяма Брейна, умершего на острове Бичи в 1846-м, и рядового Уильяма Рида, который пропал во льдах прошлой осенью, 10 ноября, когда отправился с посланием на «Эребус» (Крозье точно помнил число, поскольку сам ходил на «Эребус» в тот первый день кромешной зимней тьмы), зверь сократил число морских пехотинцев, находившихся в распоряжении Фицджеймса, до четырех человек: капрала Александра Пирсона, принявшего командование, рядового Хопкрафта с раздробленной ключицей, рядового Пилкингтона с простреленным плечом и рядового Джозефа Хили.

Отряд морских пехотинцев на «Терроре» потерял лишь рядового Уильяма Хизера, когда в прошлом ноябре зверь ночью поднялся на борт и вышиб мозги несшему вахту мужчине. Но Хизер – просто уму непостижимо! – отказывался умирать. Рядовой много недель пролежал в коматозном состоянии в лазарете, находясь между жизнью и смертью, но в конечном счете морские пехотинцы перенесли товарища в подвесную койку в кубрике и с тех пор каждый день одевали, раздевали, кормили, мыли и таскали в гальюн. Они относились к пускающему слюни мужчине с бессмысленным взглядом, как к своему домашнему животному. Его перевезли в лагерь только на прошлой неделе, тепло укутав и осторожно, почти почтительно усадив в специальные одноместные санки, изготовленные для него Толстяком Алексом Уилсоном, помощником плотника. Матросы не стали возражать против лишнего груза и вызвались по очереди тащить маленькие санки с живым трупом через замерзшее море и торосные гряды в лагерь.

За вычетом Хизера, у Крозье осталось пятеро морских пехотинцев: рядовые Дейли, Хэммонд, Уилкс, капрал Хеджес и тридцатисемилетний сержант Соломон Тозер, невежественный болван, но ныне командир сводного отряда из девятерых оставшихся в живых и дееспособных морских пехотинцев в экспедиции сэра Джона Франклина.

После первого часа в упряжи Крозье стало казаться, будто сани идут легче, и он начал дышать ровно – вернее, пыхтеть, как положено человеку, волочащему столь неподъемный груз по столь нескользкому льду.

Он перебрал в уме все категории погибших людей. Кроме юнг, разумеется, этих молодых добровольцев, которые нанялись в экспедицию в последнюю минуту и значились в списке юнгами, даром что троим из четырех было по восемнадцать лет, а Роберту Голдингу так и все девятнадцать, когда они отплывали.

Трое из четырех юнг остались в живых, хотя Крозье пришлось самолично выносить из горящего парусинового лабиринта Джорджа Чемберса в ночь пожара. Из юнг они потеряли одного только Тома Эванса, самого молодого не только по возрасту, но и по поведению; жуткий зверь утащил паренька буквально у Крозье из-под носа, когда они искали на льду в темноте пропавшего Уильяма Стронга.

Джордж Чемберс, хотя и пришел в сознание через два дня после карнавала, стал совсем другим человеком. Получив при столкновении с чудовищем сильнейшее сотрясение мозга, прежде смышленый парень превратился в идиота, даже более тупого, чем Магнус Мэнсон. Джордж не был живым трупом, как рядовой Хизер, – он мог выполнять простые приказы, по словам боцмана «Эребуса», но почти не разговаривал после ужасной новогодней ночи.

Дейви Лейс, один из самых опытных участников экспедиции, являлся еще одним человеком, уцелевшим после двух встреч с белым зверем, но в настоящее время толку от него было не больше, чем от безмозглого в буквальном смысле слова рядового Хизера. После той ночи, когда чудовищное существо столкнулось с несшими вахту Лейсом и Джоном Хэндфордом, а потом погналось в темноте за ледовым лоцманом Томасом Блэнки, Лейс вторично впал в полную прострацию и до сих пор из нее не вышел. Его перевезли в лагерь «Террор» – вместе с тяжелоранеными и тяжелобольными вроде второго лоцмана Коллинза и Хора, вестового Фицджеймса, – тепло укутав и положив в одну из шлюпок, которую тащили на санях. В данный момент слишком много людей, обессиленных цингой, ранами и увечьями или глубокой депрессией, были мало полезны Крозье и Фицджеймсу. Рты, которые нужно кормить, и тела, которые нужно перевозить с места на место, когда все голодны и сами едва держатся на ногах.

Еле живой от усталости после двух бессонных ночей, Крозье попытался подсчитать потери.

Восемь офицеров с «Эребуса». Четыре с «Террора».

Три мичмана с «Эребуса». Ни одного с «Террора».

Один унтер-офицер с «Эребуса». Один с «Террора».

Только один матрос с «Эребуса». Два с «Террора».

Итого двадцать мертвецов, не считая трех морских пехотинцев и юнги Эванса. То есть экспедиция уже потеряла двадцать четыре своих участника. Огромные потери – на памяти Крозье за всю историю военно-морского флота ни одна арктическая экспедиция не теряла столько людей.

Но была еще более важная цифра, и Френсис Родон Мойра Крозье постарался сосредоточиться на ней: сто пять живых душ, за которых он отвечает.

Сто пять человек – включая самого Крозье, – оставшиеся в живых ко дню, когда он был вынужден покинуть корабль и бежать через замерзшее море.

Крозье опустил голову и посильнее навалился на упряжные ремни. Поднялся ветер, пелена летящего снега застилала все перед глазами, скрывая от взора сани и шагающих рядом пехотинцев.

Правильно ли он подсчитал? Двадцать погибших, не считая трех морских пехотинцев и юнги? Да, все верно: они с лейтенантом Литтлом произвели утром перекличку и удостоверились в наличии ста пяти человек, распределенных между санными отрядами, лагерем и кораблем… но уверен ли он? Не забыл ли кого-нибудь? Не допустил ли ошибки в сложении и вычитании? С цифрами у него всегда было плохо. И он очень, очень устал.

Нужно будет спросить у мистера Хелпмена. Старший секретарь никогда ничему не терял счета. Его отправили вперед с Фицджеймсом и лагерной командой, чтобы он разобрал кучи продуктов и снаряжения, уже сваленных в двух милях от Виктори-Пойнт, но мистер Хелпмен поможет Крозье запомнить точное число живых и мертвых.

Крозье мог напутать с подсчетами сейчас – он не смыкал глаз уже две… нет, три ночи и валился с ног от усталости, – но он не забыл ни одного лица и ни одного имени. И не забудет до конца жизни.

– Капитан!

Крозье вышел из транса, в который погрузился, пока тащил сани. Он понятия не имел, шел он в упряжи час или шесть часов. Все это время в мире для него не существовало ничего, кроме ослепительного блеска холодного солнца на юго-востоке, сверкания ледяных кристаллов в воздухе, собственного частого хриплого дыхания, ноющей боли во всем теле, тяжести груза позади, сопротивления льда и свежевыпавшего снега и – самое главное – странно-голубого неба с белыми облаками, клубившимися повсюду вокруг, при виде которого возникало впечатление, будто они идут по дну гигантской бело-голубой чаши.

– Капитан! – На сей раз кричал лейтенант Литтл.

Крозье осознал, что все мужчины, шедшие с ним в упряжи, остановились. Все сани прекратили движение.

Впереди, на юго-востоке, примерно в миле за ближайшей торосной грядой, трехмачтовый корабль плыл с севера на юг. Паруса у него были убраны и подвязаны к реям, точно на якорной стоянке, но тем не менее он двигался, словно несомый сильным течением, медленно и величественно скользя, надо полагать, по широкой полосе чистой воды, скрытой за ближайшей высокой грядой.

Спасение.

Ровное голубое пламя надежды в болезненно ноющей груди Крозье на пару секунд полыхнуло ярче.

Ледовый лоцман мистер Блэнки, припадая на деревянную ногу, вставленную в подобие деревянного башмака, изобретенного и изготовленного плотником Хани, подошел к Крозье и сказал:

– Мираж.

– Разумеется, – сказал капитан.

Даже несмотря на мерцающий дрожащий воздух, он почти сразу узнал характерные мачты и такелаж «Террора» и на несколько мгновений впал в смятение, доходящее до головокружения, задаваясь вопросом, не сбились ли они с пути неведомо каким образом, не повернули ли назад и не возвращаются ли обратно на северо-запад, к кораблю, покинутому несколько часов назад.

Нет. Крозье видел на льду глубокие, хотя и местами занесенные снегом, следы от санных полозьев, оставленные за месяц переходов к лагерю и обратно, следы тянулись прямо к высокой торосной гряде с узкими проходами в ней, пробитыми кирками и лопатами. И солнце по-прежнему светило впереди и справа от них, на юге. Три мачты за торосной грядой замерцали, на миг растворились в воздухе, а потом вновь обрели четкость очертаний – только на сей раз они оказались перевернутыми вверх ногами, и утопленный во льду корпус «Террора» завис над ними, сливаясь с белым небом.

Крозье, Блэнки и многие другие не раз видели такое явление прежде – мнимые изображения различных объектов в небе. Однажды ясным зимним утром, находясь на затертом льдами корабле у берегов земли, получившей имя Антарктиды, Крозье увидел дымящийся вулкан – тот самый, что назвали в честь его корабля, – только он поднимался из замерзшего моря на севере. А в другой раз, уже в этой экспедиции, весной 1847 года, Крозье, поднявшись на верхнюю палубу, увидел черные сферы, плавающие в небе на юге. Сферы разделились пополам, превратившись в сплошные «восьмерки», и затем продолжили делиться, образовав подобие симметричной гирлянды черных воздушных шариков, а минут через пятнадцать бесследно растаяли в воздухе.