Читаем без скачивания Наш Ближний Восток. Записки советского посла в Египте и Иране - Владимир Виноградов

Заявление сильное.

Текст этого заявления иранцы не опубликовали, однако поместили заявление, сделанное послом Мокри агентству Франс Пресс. Он удивлен резким тоном повторного советского протеста, Россия придает слишком большое значение «незначительному инциденту».

Это еще больше укрепило в нас мнение о причастности иранского правительства к налету. Да тут еще дуайен дипкорпуса сообщил нам о заявлении, сделанном ему генеральным директором главного протокольного департамента МИДа Мактадерпуром о том, что он имеет указание «сверху» не оказывать ни в чем содействия советскому посольству. Одно к одному.

Через несколько дней я встретился с Мактадерпуром, спросил прямо, правда ли это. Он сначала смутился, пробормотал, что его неправильно поняли. Мы привели ему уйму фактов, свидетельствовавших, что действительно со стороны МИДа Ирана делается все, чтобы затруднить работу и жизнь нашего посольства.

Я спросил Мактадерпура, нарушает ли посольство какие-либо иранские законы. Он поспешно ответил, что нет, и сказал: «Буду откровенен, не думайте, что к Советскому Союзу хорошо относится иранское правительство. Нет, оно не считает СССР дружественной страной, но боится его как соседа и хочет иметь лишь самый минимум сношений; отсюда и указания в отношении вашего посольства».

19 января подписаны соглашения об освобождении американских заложников, ответа от иранцев на наш протест нет.

Государственный министр Набави на пресс-конференции заявил, что Иран считает дипломатическую неприкосновенность «заговором воров» и с ней будет покончено. Корреспондент ТАСС спросил, означает ли это заявление отказ Ирана от признания имеющихся международных соглашений на этот счет. Набави ответил, что официально Иран этого не заявляет, но «угнетенные мира» заставят отменить всякие «дипломатические привилегии». (!)

21 января американские заложники вылетели из Ирана, потерпевшего морально-политическое и экономическое поражение.

22 января заместитель директора Главного протокольного департамента МИДа Масуми пригласил советника-посланника Островенко Е.Д. Долго говорили ему о том, сколько было и будет отпущено посольству газойля, как нужно заполнять прошение о выдаче грузов из таможни и т. д. Островенко недоумевал: зачем пригласили? Наконец иранец вынул из ящика стола какой-то конверт, сказав, что его поручено отдать советнику-посланнику советского посольства.

(В это время тегеранское радио уже передало сообщение, что сегодня советнику-посланнику советского посольства был передан текст заявления иранского правительства.)

Островенко спросил Масуми, что это такое, что за бумага, от чьего имени, почему передается не послу и т. д. Тот ничего ответить не мог, говорил просто – не знаю, не ведаю.

Бумага, которая была вручена Островенко столь необычным образом, оказалась действительно ответом иранского правительства на наши два заявления в связи с налетом и погромом, учиненным в советском посольстве. Бумага любопытна – в ней смесь всего.

В ней говорилось и о том, что якобы иранское правительство в связи с инцидентом 27 декабря с советским посольством уже дало необходимые разъяснения, выразило сожаление, заявило о готовности после рассмотрения компенсировать ущерб и считало вопрос закрытым (? – интересное «закрытие», нигде не оформленное ни одним документом, с искажением действительного положения вещей в публичных выступлениях). Далее почему-то приплетается борьба Ирана «в одиночку» с США и империализмом. Выражается сквозь зубы благодарность за то, что «в нескольких случаях» Советский Союз оказывал помощь Ирану, и Иран хочет развивать отношения со своим северным соседом. В заключение еще раз выражается «сожаление» об инциденте, не одобряются «грубые действия», хотя и выражается поддержка «свободы выражения мнений». Указывается (с какой-то поспешностью), что иранское правительство в состоянии обеспечить безопасность иностранных дипломатических представительств, в том числе советского посольства и его персонала.

Наша последовательная и твердая позиция сыграла свою роль. Заявление иранского правительства было явно вынужденным. Его содержание передавалось по радио, однако не было напечатано ни одной газетой.

5 февраля я сообщил и.о. министра иностранных дел Хадапанахи ответ Советского правительства на это заявление иранского правительства. В нем говорилось, что Советское правительство изложило свою позицию относительно нападения на советское посольство в Тегеране и не считает необходимым возвращаться к ней и повторять ее. Принимается к сведению, что иранское правительство выразило сожаление и готовность компенсировать ущерб, а также заявление о том, что оно в состоянии обеспечить безопасность посольства СССР и его граждан. Отмечается заявление иранского правительства о готовности развивать отношения с Советским Союзом. Советское правительство также готово развивать отношения на основе невмешательства, добрососедства и взаимной выгоды.

Это наше заявление как бы завершало инцидент. Надолго ли?

Пришел апрель 1981 г. И опять стало известно о создании, на этот раз контрреволюционной афганской эмиграцией, «штаба» по проведению скоординированных действий 27 апреля против советских и афганских учреждений в Иране – в годовщину афганской революции.

Мы настойчиво ставили перед властями вопрос о принятии конкретной меры – недопущения так называемых «демонстрантов» к стенам посольства. Одних словесных обещаний о том, что «все будет в порядке», «охрана будет усилена» и т. д., было мало. Мы упорно указывали на то, что, коль скоро толпа будет допущена к стенам посольства, никакие «силы безопасности», как показывает опыт, не смогут предотвратить нападение, коль оно задумано, даже если применить оружие, а мы – против применения оружия. Поэтому самое лучшее – это перекрытие улиц на подступах к посольству. Такого рода разговоры мы вели с канцелярией президента, секретариатами премьер-министра, министра внутренних дел, председателя парламента и, разумеется, МИДом Ирана. В целом мы встретили понимание постановки нами вопроса, только в МИДе пытались утверждать, что нельзя предотвращать демонстрации у стен посольства, иначе это будет нарушением свободы, а охрана посольства – другое дело, это будет обеспечено. Веры в такие заявлении, конечно, не было, и поэтому мы настойчиво добивались недопущения «демонстрации» к стенам посольства как наиболее эффективной меры для его защиты от нападения, которое, как мы знали, готовилось на этот раз с применением огнестрельного оружия.

Предупредили нашего генерального консула в Исфахане Погребного о необходимости принятия мер безопасности.