Читаем без скачивания Прохоровское побоище. Штрафбат против эсэсовцев (сборник) - Роман Кожухаров

Несколько взрывов взметнулись в немецких порядках, обозначая стрельбу батареи. Осколочно-фугасные снаряды «сорокапяток» легли в «междурядье», накрыв осколками бегущих автоматчиков.

Наткнувшись на волну артиллерийского и тут же последовавшего за ним залпа штрафников, немецкая атака замедлилась. Пехотинцы сбились в группы, спасаясь за корпусом танков, многие залегли, пытаясь укрыться от пуль разом открывших огонь переменников.

Старший лейтенант Коптюк хорошо знал эту горячку первых секунд, когда долго-долго удерживаемая сжатой пружина наконец распрямляется и никакие приказы и команды не способны ее утихомирить. Несмотря на бесконечные предупреждения и напоминания о том, что патроны нужно беречь, в эти секунды большинство бойцов открывало беспорядочную и бесконтрольную стрельбу.

Насчет этих минут Федор особо наставлял своих замов и командиров отделений. Следить за тем, чтобы переменники, в особенности же новички, не транжирили боезапас в самом начале. В первые минуты, когда только пошла в траншеи команда «Огонь!» или условный сигнал открытия огня, боец выплескивал через свое оружие все накопившиеся страхи и эмоции. Он жал до отказа спусковой курок, не вполне осознавая, что с ним происходит.

Вот так, не отдавая отчета в собственных действиях, многие необстрелянные, из бывших интендантов и прочих снабженцев, в пять-десять минут могли запросто отправить в «молоко» три-четыре обоймы винтовочных патронов, а то и диск к ППШ или «дегтяреву». А немец за это время еще и на две сотни не подошел, и получается, весь драгоценный, наперечет сосчитанный и выданный Дерюжным боекомплект профукан на ветер.

А бой-то только начинается и может затянуться и на полчаса, и на час, и на три часа… И вот болтается потом этот никчемный доблестный воин в окопе, как кое-что в проруби, и только мешает остальным делать за него его же работу.

— Патро-оны! Беречь патроны!!! — в обе стороны от наблюдательной ячейки, во всю неслабую силу своих голосовых связок скомандовал старший лейтенант.

Слова взводного тут же подхватили, передавая от одного к другому. Коптюк позвал Степанкова и отослал его на правый фланг, к Пилипчуку, где разместился второй расчет ПТР. Ординарец должен был передать командиру первого отделения, в составе которого остался один из двух расчетов противотанковых ружей, твердое требование — не открывать огонь, пока цель не подойдет на убойные сто — сто пятьдесят метров.

На взвод выделили всего несколько обойм патронов — на три расчета по три обоймы, и две запасных остались у Дерюжного. Один расчет пэтээровцев, из второго отделения старший лейтенант отправил вместе с их командиром отделения Потаповым на выручку группе Гвоздева.

Уж очень взволнованным был сбивчивый рассказ Рябчикова о вражеских «пантерах», которые хозяйничали под самым боком штрафного батальона. Может, не стоило заваривать всю эту кашу с хождением к Телятьеву и сколачиванием группы поддержки? Сейчас, когда на позиции взвода накатывали танки, ощетиненные пулеметным и орудийным огнем, мысль о еще одном пэтээровском расчете не давала Федору покоя.

С левого фланга доносились обрывки глухой, но плотной канонады, а в бинокль, за зеленой полосой леса по направлению к колхозу, хорошо просматривались столбами подымавшиеся вверх густые клубы дыма. Большой пожар запалили гвоздевские.

Судя по скудной информации, которую удалось выудить из Рябчикова, столкнулись с разведгруппой или дозорной заставой врага. Оставить своих людей «пантерам» на растерзание Коптюк не мог.

Да, за их спинами есть артиллеристы, и по большому счету танки — их головная боль. Главная задача штрафников — не пропустить пехоту. Такую установку давал бойцам перед боем Коптюк, об этом уши прожужжал командирам отделений и исполняющим их обязанности.

По сталинградскому опыту Федор знал: надеяться на приданные в подмогу подразделения надо, а перекладывать на них свою работу нельзя. Мало-мальский урон, и чем больше, тем лучше, нужно было кровь из носу нанести немчуре уже сейчас, на подступах к траншеям переднего края.

Если танки ворвутся на позиции невредимыми, в полном составе, на их «плечах» пехотинцы будут напирать в сотни раз наглее и самоувереннее. Вот, мол, какие мы, без сучка без задоринки, нипочем нас не остановить! Потому и сучок и задоринка нужны здесь и сейчас!..

Что ж, первый сучок в катки вражеской своре орудийный расчет лейтенанта Денисова, похоже, засунул. Т-3, в который угодил первый выпущенный ЗИСом Денисова снаряд, остановился, потом снова тронулся с места, но поехал как-то странно, дергано, зигзагообразно двигая корпусом.

«Пантера», находившаяся на левом фланге, а потом и остальные машины замедлили ход, продолжая двигаться на малых оборотах. Только вторая «пантера» — та, что была в центре, — шла с прежней скоростью. Все находящиеся в боевых порядках фашистские машины почти одновременно усилили пулеметный огонь.

Шквал перекрещивающихся дымными трассерами, перехлестывающихся очередей накрыл передовую, заставив штрафников укрыться в окопах. Танковые пулеметчики работали очень грамотно, деля между собой цели и сектора обстрела. Коптюк спустя секунды сообразил, что большая часть раскаленного металла, свистя, идет значительно выше бруствера.

Львиная доля пулеметного огня приходилась на артиллерийские орудия, которые обнаружили себя после первых нескольких залпов. Их буквально поливали огнем спаренные пулеметы, словно указывая для наведения цель стволам танковых орудий.

Разрыв между вражескими пехотинцами и головной «пантерой», двигавшейся на стыке флангов первого и второго взводов, еще больше увеличился. Она уже достигла едва заметного подъема, которым обозначались подступы к траншеям переменников.

Расчет ПТР из отделения Пилипчука находился практически на линии огня немецкого танка, метров на пятнадцать левее вражеского экипажа. Сквозь какофонию стрельбы прорвался хлопок сработавшего противотанкового ружья. Бойцы явно не совладали с нервами и волнением.

До машины оставалось еще не меньше ста пятидесяти метров. Можно было не светиться раньше времени и подпустить машину значительно ближе, выстрелив в более уязвимый бок, а не в морду танка. В расчетах ПТР у старшего лейтенанта в первых номерах все были опытные люди, знавшие толк в вопросах противотанковой борьбы. Не одно учебное занятие с ними провели.

Вот в пилипчуковском отделении и первый, и второй номер не вчера оружие в руки взяли. Ткаченко, первый номер, бывший командир противотанковой батареи, служил в кавалерийской дивизии, не один рейд прошел. Коледин — ему под стать, инженер-сапер, грамотный и дотошный во всем, что касается матчасти своего ПТРД, тоже пороху понюхал. С выдержкой у обоих вроде все в порядке, и уязвимые места немецкой «пантеры» наизусть зазубрены, не раз и не два повторены.

А все же, не дождавшись самой выгодной, единственно верной точки, всадили бронебойный патрон в наклонную бронеплиту, защищавшую фронтальную часть корпуса. А ведь прекрасно знали — это самая защищенная часть вражеской махины. Сюда вот только из денисовского ЗИСа можно попробовать, да и то — подкалиберным.

Вот что значит бой. Когда накатывает на тебя огневой вал вражеского огня, то он, как громадное японское цунами, начисто вымывает из тебя и уносит все, даже самые распрекрасные знания. Остается только то, что вошло в твою плоть и кровь вместе с бесконечно повторенной, до автоматизма доведенной практикой. Коптюк невольно вспомнил, как доводили их до состояния изнурения командиры в пехотном училище и как роптали курсанты, жалуясь и плачась друг дружке на муштру и строгость преподавателей.

А ведь не одну жизнь спасла эта «муштра» и требовательность. Это Федор успел узнать сполна за то время, что довелось ему быть на передовой. Потому и сам он суровость и взыскательность всегда брал за принцип в деле боевой и прочей подготовки своих подчиненных. Но вот теперь воспитывать было уже поздно.

Вражеский танк, получив вмятину себе на морду, решительно изменил курс и двигался прямо на Ткаченко с Колединым, окучивая бруствер их огневой точки очередями курсового и спаренного пулеметов.

Из штрафных окопов теперь стрельба велась не так интенсивно. Схлынула горячка первых минут, и бойцы стали осознавать, что патронов действительно остается слишком мало, а бой только начинается. К тому же пулеметный огонь, который вели экипажи фашистских танков, становился все гуще, настолько плотным, что нельзя было высунуть голову из траншеи.

Штрафники вынуждены были отсиживаться в глубине окопов, внутренне и вслух благодаря самих себя за то, что всю ночь рыли эти чертовы ячейки и ходы сообщения, а вот теперь они спасают от вражеских пуль и осколков. Над головами бойцов разорванный в клочья воздух был наполнен неистовым грохотом, свистом и гулом. В вышине ревели мины, которые враг продолжал закидывать куда-то за реку. Позиции штрафников немецкие минометчики теперь оставили в покое. Слишком близко подошли к переднему краю обороны штрафбата немецкие танки.