Читаем без скачивания Повелитель Вселенной - Памела Сарджент

— Мой главный шаман хочет поговорить со мной, — сказал он. — Я собираюсь спросить его о Хасаре.

Ей послышалась неуверенность в его голосе. Наверно, он сожалеет о своей грубости по отношению к брату.

Снаружи донесся голос стража. Вошел Тэб-Тэнгри со своими шестью братьями. Бортэ насторожилась. Обычно хан быстренько усаживает шамана рядом с собой.

— Ко мне приходил мой брат Хасар и жаловался на тебя, — сказал Тэмуджин. — Он сказал мне, что ты со своими братьями насел на него. Я выгнал его за то, что он нарушил мой отдых, и теперь он дуется в своем шатре, отказываясь разговаривать со мной. Хан выслушает тебя.

Бортэ замерла. Голос Тэмуджина звучал так, будто он умолял шамана объясниться.

— Я спешил к тебе изо всех сил. — Тэб-Тэнгри сделал шаг вперед. — Я знаю, что тебе хотелось бы услышать причину моего поступка. С тех пор, как я рассказал своему отцу сон, согласно которому мы пошли за тобой, моим единственным желанием было услужить тебе, брат и хан.

Шаман оглядел шатер. Музыкантши сидели, потупив головы. Служанки и военачальники прятали глаза.

— Я не хотел обидеть тебя, побив Хасара, — добавил Тэб-Тэнгри. — Я действовал в твоих интересах.

— У меня не было причин желать, чтобы моего брата побили.

Лицо Тэб-Тэнгри приняло торжественное выражение.

— Я оказал тебе услугу, — возразил он. — Мои сны предсказали твое величие, покорные мне духи исполняли твои желания. Я верю своим снам, потому что все их пророчества сбываются. Я летал на Небо и убедился, что Тэнгри благоволит к тебе, а вот теперь мне приснился дурной сон.

Тэмуджин сжал руки в кулаки.

— Продолжай.

— Со мной говорили духи. — Шаман поднял руку. — Они сказали мне, что Тэмуджин будет править улусом. Но потом другой голос шепнул, что и Хасар будет править. Мои сны подсказывали мне, что делать, но не в моей власти понять, что случится теперь. Такой сон может означать лишь то, что Хасар злоумышляет против тебя.

— В это я не верю! — вырвалось у Бортэ.

Взгляд шамана скользнул по ней, и от холодности его к горлу подкатил комок. Она с отчаянием посмотрела на прочих, но поняла, что никто ничего не скажет.

— Но это так, — сказал Тэб-Тэнгри. — Высмеяв меня, он высмеял тебя и показал, что он думает о нас обоих. Он не первый брат хана, желающий захватить трон.

Лицо Тэмуджина побледнело.

— Наверно, это правда, — прошептал он. — Хасар пришел ко мне вместо того, чтобы отомстить тебе. Наверно, он догадался, что если бы он взялся за тебя сам, я бы тотчас разгадал его умысел. Прежде он всегда был готов защищать себя сам. Видимо, часть его умысла — вызвать ссору между нами.

Бортэ впилась ногтями в ладони. Если шаман сможет бросить тень сомнения на Хасара, в дальнейшем он не остановится и нанесет удар по ней и ее сыновьям. Она была в ужасе. Если она заговорит сейчас, Тэб-Тэнгри нашлет на нее духа и заставит замолчать.

Тэмуджин встал.

— Тебе дадут свежих лошадей, и ты вернешься в свой стан, — сказал хан. — Теперь я должен поехать к Хасару и точно выяснить, каков же его умысел.

Люди, державшие ловчих птиц, стояли, не шевелясь. Все прочие встали. Бортэ не успела сказать ни слова, как все вышли из шатра.

94

Оэлун протянула руки к очагу. Всю зиму к ней в шатер ходила шаманка, но весной боли усилились. Ее окружение знало о ее страданиях, хотя она и не жаловалась.

Поскольку она не слегла, у людей могло создаться впечатление, что злой дух вскоре покинет ее. Если она заставит себя ходить, люди не бросят ее, и никакое копье не загородит путь в ее орду.

Мунлик не придет к ней сегодня вечером. Он обычно проводил ночи в юрте ойратки или тангутки, которых ему подарили. По своему обыкновению, он извинялся, что ходит к ним, говоря, что хочет дать Оэлун отдохнуть — одной ей будет лучше спаться. Он не признается, что не хочет делить постель со старой больной женщиной.

Он не послушается ее. Она умоляла его предупредить Кокочу Всенебесного, что наглость того может переполнить чашу терпения Тэмуджина, но Мунлик боялся своего сына-шамана. Наверно, Кокочу способен исцелить ее. Хан откажется выслушать любые попреки в его адрес.

Снаружи ее окликнул караульный, а потом вошел и поклонился.

— Прибыли Хучу и Кукучу, — сказал он, — и просят разрешить поговорить с тобой немедленно.

— Я всегда рада своим сыновьям.

Она пошла к постели, твердо решив не показывать им, в каком она состоянии. Хучу и Кукучу теперь кочевали рядом с ордой Хасара. Наверно, Хасар и послал их посмотреть, как она процветает.

Не успела она сесть, как вошли приемные сыновья. Их широкие лица раскраснелись. Они повесили оружие и поспешили к ней.

— Я знаю, что говорят, — пробормотала она, — но ваша старая мать не так уж и больна, как утверждают. Выпейте со мной и оставайтесь на ночь. Можете сказать Хасару…

— Нас послал не Хасар, — сказал Хучу. — Мы принесли дурные вести, Оэлун-экэ. Мы были у Хасара, когда приехал со своей охраной Тэмуджин, крича, что Хасар что-то замышляет против него. Хасар отказывался, но Тэмуджин твердил, будто Тэб-Тэнгри узнал об умысле из сна.

Оэлун похолодела.

— Хасар злился на Тэмуджина последнее время, — сказал Кукучу, — но никакого умысла против хана у него не было. Недавно Хасар поссорился с Тэб-Тэнгри, сказав, что шаман подстрекает некоторых из людей Хасара к уходу в его стан. Он был пьян и шутил, что заклинания, которые Тэб-Тэнгри использует, чтобы соблазнить их, пусть он засунет себе в задницу. Шаман с братьями побили Хасара и прогнали его. Хасар отправился к Тэмуджину и потребовал справедливо рассудить их, но Тэмуджин тоже его выгнал.

— С тех пор Хасар расстроен, — добавил Хучу, — но когда он услышал, что к нему едет Тэмуджин, он проникся уверенностью, что все разрешится по справедливости. А хан назвал его изменником и потребовал, чтобы он во всем признался. Нам удалось улизнуть.

Ее неуверенность была сожжена гневом.

— Я сказала мужу, что его сын заходит слишком далеко, — прошептала она, — но я никогда не думала, что он осмелится стать между Тэмуджином и Хасаром.

— Хан может послушаться тебя, — сказал Гучу. — Говори свое послание, и мы доставим его хану.

Оэлун встала.

— Я поеду к Тэмуджину сама.

Гучу нахмурился.

— Мама, а ты достаточно окрепла, чтобы…

— Я прекращу это, даже если потребуется отдать последние силы.

Она пошла к выходу и громко позвала охранников.

В кибитку впрягали одного из ее белых верблюдов. Оэлун сама взяла вожжи и поехала в ночь в сопровождении всего лишь нескольких человек. Она оказалась возле орды Хасара на рассвете, вылезла из кибитки и пошла к шатру. Ночные стражники хана стояли у лестницы, которая вела ко входу. Жены Хасара выглядывали из своих юрт, тянувшихся в восточном направлении.

Несколько стражей встрепенулись и поприветствовали ее.

— Мои сыновья Тэмуджин и Хасар здесь? — спросила она.

— Здесь они, благородная госпожа, — ответил один из них.

— Пропустите меня.

Стражи расступились. Она выкрикнула свое имя и вошла. В шатре было полно людей, вставших при ее появлении. Хасар стоял в глубине шатра, руки у него были связаны, а пояс и шапка лежали на полу. Тэмуджин, сидевший против постели Хасара, отпрянул, когда она подошла к нему.

— Какое мерзкое зрелище, — проворчала она. — Никогда не было братьев, более близких друг другу, и теперь ты ополчился на Хасара, не подумав, чем обязан ему.

Тэмуджин избегал ее взгляда. Она подошла к Хасару, развязала ему руки, а потом нагнулась и подняла пояс и шапку. Тэмуджин молчал, никто не помешал ей. Она всунула пояс и шапку в руки Хасару. Лицо у него было в ссадинах, а из уголка рта сочилась кровь.

— Я не сделал ничего дурного, мама, — сказал Хасар. — Меня облыжно обвинили.

— Я знаю.

— И все же Тэмуджин отказывается верить мне.

Она посмотрела на хана. Присутствовавшие тоже посмотрели на него. Лицо Тэмуджина осунулось. Она подумала о тяжкой ночи, которую он провел, шельмуя брата и сам стыдясь беспочвенных обвинений, отказываясь признать истину.

Оэлун села перед постелью, распахнула шубу, а потом рванула халат на груди.

— Посмотри на эти груди! — кричала она. — Посмотри на груди, которые вскормили тебя! — Некоторые из присутствовавших прикрыли лица. — Посмотри на мать, которая дала жизнь вам обоим! Хасар не мог сделать тебе ничего дурного, а ты губишь родную плоть!

Тэмуджин отпрянул, лицо его побледнело.

— Вот что я тебе скажу, — продолжала Оэлун. — Тэмуджин ссасывал одну грудь, другой хватало с лихвой Хачуну и Тэмугэ, а Хасар мог высосать обе груди, чем приносил мне облегчение от боли, и я могла отдохнуть. Мудрый Тэмуджин всосал с моим молоком свою мудрость, а Хасар — свое уменье стрелять из лука. Как часто его лук служил делу его брата! Его стрелы усмиряли врагов, но теперь, когда ты покончил с ними, у тебя появилось желание отделаться от него!