Читаем без скачивания За свободу - Роберт Швейхель

Вдруг надвинулась черная туча, но это еще не были главные силы врага. Не получив от Трухзеса добавочной платы за Кёнигсгофенское сражение, ландскнехты взбунтовались и отказались идти в бой. Приближавшийся к вагенбургу отряд состоял из военачальников, знаменосцев, фельдфебелей и получавших двойное жалованье ландскнехтов. Всех их, общим числом около восьмисот, Трухзес сумел посулами отколоть от их товарищей. Их вел он сам. Между тем его конница была стянута к деревне Моос, чтобы отрезать крестьянам возможное отступление через Гуттенбергский лес. Но и этим отборным войскам крестьяне не дали спуску. Большой урон наносил им огонь артиллерии, особенно же каменные ядра бомбард Черной рати. Эти ядра прорывали широкие борозды в рядах оголтелых молодчиков, которые бросались в атаку в изодранных копьями камзолах и штанах и в лихо заломленных набекрень беретах. Любо-дорого было смотреть, как разлетались в клочья их пестрые перья! Многим рабам божьим пришлось здесь распрощаться с жизнью. «За дело! За дело!» — только и слышался боевой клич. Но у отборных ландскнехтов не было копий, а крестьянских стрелков прикрывал вагенбург. Вдруг земля задрожала от гула и грохота, от топота бесчисленных копыт. То приближалась неприятельская конница и пушки.

Когда в тылу у вагенбурга образовалась брешь, защитники хлынули через нее и в паническом ужасе бросились бежать. Впереди всех мчался сам командующий — Якоб Кель. Но «иоргова смерть» настигла беглецов. Несколько часов железные рейтары преследовали убегающих, на скаку врезывались в толпу, кололи, рубили, давили направо и налево всех, безо всякой пощады. Как рассказывал впоследствии Генрих Трухзес, маршал епископа Конрада, это было зрелище почище кабаньей травли. Но кабан еще показал охотнику свои клыки. Грегор из Бургбернгейма не пожелал спасаться бегством. С кучкой своих храбрецов он стойко держался до конца, пока не пал смертью героя. Шестьдесят крестьян, которых всадники взяли в плен, польстившись на обещанный выкуп, были тут же, у вагенбурга, перебиты по приказанию Трухзеса. Ему донесли, что перед сражением крестьяне клялись не оставлять никого в живых.

Из-за вагенбурга, который уже больше не мог держаться, вышла небольшая, тесно сплоченная группа войск и направилась назад, к деревне Ингольштадт. Это были «черные» Флориана Гейера и пятьдесят вюрцбургских молодцов под предводительством Большого Лингарта. Несколько раз налетали на них железные всадники, но небольшой отряд ощетинивался во все стороны «ежом», перед иглами которого лошади шарахались назад. Защищенные таким образом своими длинными копьями, стрелки поражали неприятеля смертоносным огнем. Черная рать благополучно достигла деревни. Но колючая щетина представляла собой плохую защиту, поэтому отряд разделился: Симон Нейфер с двумя сотнями крестьян занял обнесенное каменной стеной кладбище, а Флориан Гейер с остальными четырьмя сотнями устремился в прежнюю цитадель рыцаря-разбойника фон Эльма, куда вела из деревни полуразрушенная арка ворот. Внешняя стена, вдоль которой тянулся болотистый ров, еще довольно хорошо сохранилась, а угловая башня была цела. Во дворе, среди развалин этого разбойничьего гнезда, разрушенного ротенбуржцами, приютились бездомные. Теперь от их жалких лачуг осталось сплошное пожарище. Их сжег летучий крестьянский отряд, тот самый, который разрушил замок Флориана Гейера.

Гейер приказал завалить ворота камнями и поднялся на башню, чтобы следить за ходом сражения в деревне, откуда доносились отчаянные крики и непрерывная пальба.

Несмотря на упорное сопротивление, Симон Нейфер со своим отрядом под натиском превосходящих сил отборного неприятельского войска очистил кладбище и отступил в церковь. Флориан Гейер больше не мог следить за боем. Со стороны вагенбурга к замку мчался пфальцграф с тяжелыми пушками, а за ним следом — Георг Трухзес со своими графами, рыцарями и баронами спешил на кровавую тризну. Разрушив часть стены, неприятельские пушки образовали в ней брешь шириной в двадцать четыре фута. Три крестьянина выбежали из замка и упали на колени, моля о пощаде. Но их прикончили на месте. Теперь осажденные могли воочию убедиться, какая милость их ждет, если они сдадутся.

Наступающим уже казалось, что они могут взять замок шутя и играя. Все спешились, и рыцари, графы, бароны, чтобы показать пример рейтарам, побрели в своих тяжелых доспехах через вязкую тину рва. Они шли с криками «За дело! За дело!» под звуки рожков, но были встречены градом пуль и грозным лесом копий и алебард. Смерть пожинала богатую жатву. Разъяренному неудачей Трухзесу пришлось трубить отступление. Атакующие были отброшены, и более сотни из них, в том числе много знатных господ, остались в болотистом рву. Уцелевшие были обессилены и нуждались в передышке. Теперь им было не до шуток. Они отстегнули тяжелые шлемы и шишаки, чтобы охладить разгоряченные головы. Снова загрохотали пушки, расширяя брешь. Обрушившаяся стена уже не могла служить защитой для «черных», но их мужество было несокрушимо, и, забывая в пылу сражения об опасности и жажде, ратники осыпали насмешками господ, ковылявших назад через ров, как хромые журавли. К Каспару вернулся его прежний юмор.

Вдруг пушки смолкли. Господа бросились на второй приступ — на этот раз не с шутками, а с затаенным бешенством. Не встретив сопротивления, они пересекли ров и подошли к бреши. У «черных» уже не оставалось ни пороху, ни ядер. Атакующие разразились ликующими криками. Они решили, что препятствия уже преодолены. Но что это? Перед ними оказалась еще одна стена, высотой с копье, с небольшой амбразурой и узкой дверью, преграждавшая им путь. На стене развевалось знамя Черной рати. Дверь была заложена изнутри камнями. На стене стояли бесстрашные воины Флориана Гейера и пятьдесят молодцов Лингарта. Они осыпали атакующих камнями и отгоняли пиками, и лишь крепкие шлемы и латы спасали атакующих от смерти. Зато многие убрались назад с тяжкими ушибами, с раздробленными или вывихнутыми ногами и руками. А вслед им неслась популярная в то время, сложенная в насмешку над дворянами песенка. Ее пел своим громовым басом Большой Лингарт, безбожно фальшивя:

Ах ты, бедный Иуда,Что ты натворил?Расскажу я людям,Станет свет не мил.Ах ты, бедный Иуда,Что ты натворил?

Неожиданно взрыв смеха сменился возгласами ужаса: «Смотрите, смотрите на церковь!» Каспар показал Гейеру на деревню. Расстреляв все заряды, Симон Нейфер и его молодцы продолжали яростно сопротивляться. Они сбрасывали с крыши церкви и с колокольни черепицу и камни на головы атакующих и многих уложили на месте. Но вдруг церковь запылала, и колокольня, как гигантский факел, взвилась к небесам, уготовив Симону и его храбрецам пылающую могилу.

Осада крепости. С гравюры XVI в.

Засевшие в замке в глубоком молчании смотрели на бушующее пламя. Флориан Гейер обнажил голову, другие последовали его примеру.

— Они пали смертью героев, — сказал он, — так последуем же их примеру, дорогие братья, если так суждено. Победа или смерть! Иного выхода у нас нет!

— Победа или смерть! — громко подхватили все его возглас.

— А теперь, друзья, — продолжал Гейер, — передохните и соберитесь с силами. Они не заставят нас долго ждать.

Каждый устроился как придется, кто стоя, кто лежа. Большинство застыло в немом напряженном ожидании, но были такие, что смеялись и перебрасывались шутками. Большой Лингарт и Каспар, сидя рядом на каменной глыбе, с глубокой печалью глядели на объятую пламенем церковь, то ярко вспыхивающую, то окутанную клубами дыма. Великан положил свою ручищу Каспару на плечо. Он, видно, хотел что-то сказать, но не мог. Его лицо хищной птицы как-то странно подергивалось. Каспар взглянул на него и, хитро улыбнувшись, проговорил:

— Да, я знаю, что ты хочешь сказать.

Глубокий вздох вырвался у бывшего ландскнехта:

— Черт меня совсем побери, если Симон не был храбрейшим из храбрых!

Его совиные глаза замигали, и на ус скатилась слеза. Каспар сидел, молча понурив голову. К ним подошел Флориан Гейер и сказал, обращаясь к Лингарту:

— Дай руку, старый товарищ. Кто знает, может, потом нам уже будет не до этого. Прими мою благодарность. Ты был верен нашему делу до конца.

— Эх, капитан, — отозвался Лингарт, отвечая на его пожатие, — если свободе пришел конец, то пусть идет к чертям вся эта кутерьма. Что толку цепляться за жизнь? А вот его, Эчлиха, мне от души жаль. У него дома есть зазнобушка.

Каспар покраснел до ушей. Флориан Гейер, протягивая ему руку, с улыбкой сказал:

— Ну что же… передай от меня привет твоей зазнобе, если выберешься отсюда. А ты должен выбраться. Мне кажется, ты и смерти нос утрешь.

— Опять началось! — крикнул, вскочив с места, Большой Лингарт и тихо прибавил: — Ах, если бы не эта проклятая жажда!