Читаем без скачивания Иду над океаном - Павел Халов

Гнибеда направился было в сторону, но резко остановился.

— Кулик, я тебе стекло обещал. Возьми — у меня в кабинете возле сейфа на полу стоит. Я его газетой закрыл. Замени — минутное дело. Помоги ему, Толич.

Толич даже присвистнул.

— Чем ты его взял? Поди водитель-экстра?

— Нет, — сказал Кулик. — Обыкновенно, третий класс.

— Не понимаю, чем же? — Толич еще ни разу до этого не посмотрел в лицо Кулику, а тут глянул. Задержал взгляд и отвел. Посмотрел на «Колхиду», которая в сутолоке других машин была заметна своей свежей краской, снова присвистнул и пошел к ней, не вынимая рук из карманов куртки. Кулик пошел следом.

— Да, — сказал Толич возле машины. — Ладно. Этим его можно брать. Он ведь на этом чокнутый. Этим его можно взять.

— Я не его брать приехал, я приехал работать, — сказал Кулик. И перехватил быстрый взгляд Толича.

— Ладно, — сказал Толич. — Сейчас я пришлю тебе специалиста. Иди за стеклом.

Специалистом оказался молоденький веснушчатый паренек, почти мальчишка, наверное, еще ни разу не брившийся, и нос у него был еще по-детски припухший, и рот был детский еще. И принимая во внимание все, что узнал сегодня об этой «тяжелой бригаде», весь предыдущий разговор Гнибеды с Толичем, Кулик никак не мог предположить, что мальчишка — его звали Андрей — тоже водитель из этой бригады и водит новенький ЗИЛ-стотридцатый с прицепом.

Кулик принес стекло. Андрей спросил:

— Вставлял когда-нибудь?

— Вставлял, — хмуро ответил Кулик. — Шнурок есть?

— Значит, вставлял! — радостно отозвался Андрей. — И шнурок есть.

Он достал из кармана моток бечевки. Надо было выковырять осколки из резиновой прокладки. Заложить в паз бечевку, сделать узелок на конце. И узелок этот нужно вывести внутрь кабины, затем, верхним краем вставить стекло в лунку так, чтобы прижать бечевку, а потом, надавливая на стекло, тащить бечевку на себя, она сама выведет край резины. И все станет на место. Работы минут на пятнадцать. И Кулик не однажды делал это. Только, может быть, ему не приходилось вставлять такое огромное стекло, как у «Колхиды», но разница была только в размерах. Да и к тому же он чувствовал, что незнакомая еще «тяжелая бригада» пытливо глядит ему в спину. И он с помощью Андрея, который почему-то начал ему нравиться, вставил стекло и спросил:

— А что, Андрей, у вас все на автобазе такие недоверчивые, как ты?

— Нет, — весело ответил мальчишка. — Только в нашей бригаде. А так — нет.

Теперь уже Кулик присвистнул. И с любопытством, скрывая усмешку, посмотрел на Андрея.

— Так и ты…

— И я, а что?

— Ничего, — сказал Кулик, — просто «тяжелая бригада» и вдруг — девятиклассник. Ты от школы практику проходишь?

— От школы? — Мальчишка даже не обиделся, настолько был уверен в себе. — Пойдешь в рейс — увидишь.

Толич так и не познакомил Кулика с бригадой. Сначала, когда машины одна за другой выходили за ворота автобазы, Кулик подумал, что у того просто времени не хватило. Потом он понял почему — Толич еще не принял его. Ни душой, ни умом.

Толич подъехал к машине Кулика, высунулся из кабины.

— Пойдешь за мной. Не отставай. Сначала на заправку.

— Я заправился.

Толич секунду глядел на него. Потом сказал:

— Тогда жди на развилке.

На развилке, чуть дальше перекрестка, Кулик остановился. Ждать пришлось около получаса. Одна за другой пролетали машины. И первую особенность трассы Кулик понял: то ли из-за горного воздуха, то ли оттого, что дорога хоть и шла по перевалам, справа и слева вздымались еще более высокие хребты, но звук двигателя был слышен задолго до того, как становилась видной машина — значительно дальше, чем на равнинных дорогах.

И Кулик еще не привык к машинам бригады: он чуть не прозевал Толича. Тот сам издали мигнул ему фарами, зажег их и выключил. Пока Кулик запускал двигатель, трогался с места, пока набирал скорость, Толич ушел за километр, не меньше. На вершине перевала на мгновение возникла корма его машины и исчезла.

Сколько бы ты в жизни своей ни провел времени за рулем, встреча с новой машиной трудна. Все просто, пока юлишь по городу, пока раскатываешь по гаражному двору — все ясно, и все так, как на предыдущей машине, только разве чуть иначе расположены приборы, чуть больший или чуть меньший свободный ход педали сцепления, чуть иначе работают тормоза, несколько иная маневренность и на скорости тридцать — пятьдесят километров на повороте не вписываешься в радиус.

Но стоит на новой машине выйти в большой серьезный рейс, как эти и другие, более весомые особенности выходят наружу. Оказывается вдруг, что порожний прицеп ведет себя опасно и устойчивость машины — иная. И когда все это сложится вместе, то первый рейс оставляет впечатление, будто не ты ехал на машине, а она ехала на тебе — потеют ладони, устают плечи и ноги, утомляются глаза. И когда Кулик догнал Толича настолько, что мог различить номер на заднем борту кузова, он ощутимо устал. С десяток километров они прошли «нога в ногу». Потом Толич свернул налево. Здесь, уже в сотне метров от основной трассы, началась иная дорога — так называемое улучшенное шоссе с глубоко продавленной лесовозами колеей. Толич лишь немного сбавил скорость, но шел и шел. И Кулику было видно, как бросает его машину. «Колхиду» швыряло сильнее. Может быть, это ему казалось лишь, но скорее всего так оно и было. Толич знал дорогу «назубок», что называется, — знал выбоины и промоины буквально до метра. Кулик шел вслепую, замирая, когда дорога подбрасывала его вместе с машиной там, где он не ожидал.

На лесосклад под погрузку он подал машину уже мокрый и разбитый. И он с тоской подумал, что из шестисот восьмидесяти километров пройдено всего лишь пятьдесят. И все только еще начинается.

Грузились пока две машины. Кулик видел, как Толич достал из машины термос, отвинтил крышку, налил в нее чего-то горячего. «Кофе», — понял Кулик.

Никакого личного отношения на этой земле у него еще не было ни к кому, кроме Гнибеды и Андрея. И к Толичу у него не было еще ничего в душе. Но Кулик не вышел из машины, пока Толич не спрятал свой термос. У него самого ничего не было. И все пожитки умещались в небольшом чемоданчике здесь же, за спиной сиденья. А у Толича были, видимо, дом, жена. У него, наверное, есть и дети. И вообще — эта земля его. И он, вероятно, вправе быть таким, каков он есть, и так вот вести себя. Но Кулик усмехнулся — зато он, Кулик, независим. И может послать всех сразу и по отдельности к чертовой матери. А Толич — не может. Эта мысль словно придала ему силы. И он еще подумал, что напрасно чувствовал себя школьником, держащим экзамен. Пусть бы Толич пер себе. Но что сделано — сделано. Испытал себя и машину. И это даже хорошо.

Толич курил, облокотясь на крыло. И смотрел вроде бы и на Кулика, вроде бы и мимо него своими светлыми, пожилыми, что ли, глазами. Кулик обошел машину, все было в порядке. И тогда он, махнув рукой Толичу, легко перепрыгнул через канаву, залитую темной водой, в которой плавали кора, опилки, ветки, древесная труха, и пошел в лесок, растущий на широком пологом склоне.

Лесок был редкий. Жиденькие березки, едва ли не новорожденные лиственнички с молодой шелковистой еще хвоей росли здесь, словно после пожара, но на самом деле пожара здесь не было. Просто прошли здесь лесорубы, трелевочные тракторы, оставив после себя синие пни, колеи, заросшие уже травой и залитые дождями и туманами.

Когда Кулик оглядывался, он видел и состав с лесом, и два погрузочных крана, и дощатые домишки лесопункта, и машины. Лесок не загораживал видимости.

И вдруг он не то чтобы подумал, а спокойно и уверенно понял — Толич не прав по отношению к нему. И не к Толичу он нанимался на работу, не должен был Толич так вести машину и так держаться сейчас. «А, черт с ним», — подумал Кулик. И снова привычное чувство свободы и независимости наполнило его грудь холодом. Он почувствовал и запах леса — палой листвы и сырой земли, и увидел, как далеко впереди над самой вершиной подъема ползут, зримо ползут зернистые, тяжелые от влаги облака, едва не задевая за щетину леса.

Потом он напился — так же как и из ручья на косе — пригоршней, и вода, ему показалось, отдавала брусникой. Когда он вернулся, машины были загружены. Толич, сидя в кабине, гонял мотор на разных режимах.

Кулик подошел к нему.

— Ты вот что, водитель, если очень спешишь, жми, — сказал Кулик. — Я до порта доберусь.

И отошел, не поглядев на Толича. Тот еще несколько мгновений сидел неподвижно, потом рванул машину с места.

Кулик подождал, когда он исчезнет за поворотом, внизу. Проверил крепление, принял у кого-то, в брезентовом плаще и шапке, накладную. И не спеша тронулся с места…

Рейс прошел нормально. И больше того — с грузом «Колхида» шла лучше ЗИЛа Толича. И через два-три часа Кулик начал того догонять. И столкнулись они в дверях кафе «Сосенки» — на вершине перевала, в большом и почему-то невероятно пыльном селе Сосновка. Толич уже поел и выходил из кафе, а Кулик только что подъехал. Они не сказали друг другу ни слова. Встретились взглядами и разошлись. И Кулик, выбирая себе еду у стойки, услышал, как взревел двигатель бригадирской машины. Но Кулик не испытывал к Толичу ни вражды, ни неприязни. Даже обиды не было. А было одно лишь спокойствие и убеждение, что так вести себя человек, мужчина, не должен.