Читаем без скачивания Жизнь и судьба Федора Соймонова - Анатолий Николаевич Томилин

Иногда, читая старинные проекты, диву даешься: как давно и как хорошо знают люди те беды, от которых страдает их социальное устройство, и как трудно от бед оных им, людям, освободиться...

Предусматривалось и наведение порядка с регулярной выплатой жалованья, а также и с тем, чтобы повышение в чинах производилось «по заслугам и достоинству, а не по страстям и не по мздоимству».

В общем, это был прекрасный для своего времени проект, в котором шляхетству было обещано практически все, о чем оно толковало между собой, писало в челобитных и представляло в «проэктах». К сожалению, никто об этом ничего не знал. Опубликование своих предложений «верховники» отложили до приезда государыни.

А вот от предложений Голицына по поводу купечества осталось немногое: «В торгах иметь им волю и никому в одни руки никаких товаров не давать и податьми должно их облегчить». Здесь высказывалось решительное неодобрение монополиям, злоупотребление которыми в конце царствования Петра фактически придушило российскую торговлю.

Вообще аппарат торговли довольно тонкий, а в России, к сожалению, правительство слишком часто уподобляло его кувалде. Если присмотреться внимательно, то среди российских министров никогда и не было знатоков торгового дела.

В самом конце проекта было как-то глухо обещано: «Крестьянам податьми сколько можно облехчить, а излишние расходы государственные разсмотреть».

Когда писался этот проект, сказать трудно. Но в нем нашли отражение все главные пункты, изложенные в других проектах, поданных в феврале 1730 года различными группами шляхетства в Верховный тайный совет. И можно лишь пожалеть о том, что он так и остался неоглашенным. Как мы увидим в дальнейшем, на это «верховникам» уже не хватило просто времени.

Но здесь мы забегаем несколько вперед. Пока, по окончательном изготовлении кондиций, в Митаву должны отправляться делегаты. Инструкция им не сохранилась, но примерные пункты ее по документам и воспоминаниям приблизительно восстановлены и заключаются в следующем:

1). Вручить Анне Иоанновне кондиции совершенно наедине, без присутствия посторонних.

2). Следить строго за тем, чтобы ей не было сообщено каких-либо вестей из Москвы помимо депутатов.

3). Объяснить, что кондиции заключают в себе волю и желание всего русского народа.

4). Убедив ее принять кондиции, потребовать от нее удостоверения в их исполнении.

5). По подписании кондиций прислать их немедленно в Москву с одним из депутатов.

6). Стараться о том, чтобы она не брала с собою в Москву своего камер-юнкера Бирона и вообще никого из придворных курляндцев.

7). Поторопить Анну Иоанновну приездом в Москву, до чего не будет объявлено в народ о кончине Петра Второго и о ее избрании.

8). О всех действиях депутатов в Митаве, о времени отъезда из Митавы царевны Анны Иоанновны и о следовании ее от Митавы до Москвы с каждой станции доносить Верховному тайному совету, для чего князю Василию Лукичу выдать «цифирную азбуку»...

9). Анну Иоанновну отнюдь не допускать ехать одну, а сопровождать ее депутатам.

10). Озаботиться, чтобы как о поездке депутатов, так и о переговорах с Анной Иоанновной не могли дойти слухи до Петербурга и за границу.

В подкрепление сей инструкции вызван был бригадир Полибин, заведовавший почтами, и ему был выдан приказ:

1). Оцепить всю Москву заставами, поставив по всем трактам на расстоянии в 30-ти верстах от города по унтер-офицеру с несколькими человеками солдат, которые обязаны пропускать едущих из Москвы только с паспортами, выданными от Верховного совета.

2). Из ямского приказа, заведовавшего почтами, никому не выдавать ни подвод, ни подорожных и никуда не посылать эстафет.

3). Вольнонаемным извозчикам наниматься запретить.

4). Проведывать, не проехал ли кто, по каким подорожным и куда из Москвы 18 января, и буде кто проехал, то записывать, по чьим подорожным.

Глава одиннадцатая

1

Так уж, наверное, устроен человек, что по торжественным дням не отвязаться ему от воспоминаний. По сей причине и возвращался, знать, вице-адмирал Соймонов мыслями к событиям десятилетней давности. Круги волнений, вызванных бурными событиями, доходили и до заснеженных обывательских домов, пробивались и к нему в жарко натопленную горницу, где под негасимыми лампадами он то метался в лихорадочном бреду, то лежал обессиленный, пил квас да глядел в сумрак. Слухи, один противоречивее другого, собирали шляхетство в кружки, сколачивали наскоро партии и тут же разрушали их. Никто толком ничего не знал, все было зыбко, ненадежно. Единственное, в чем все оказывались солидарны, так это в общем негодовании против «верховников».

Не имея опыта в политической борьбе, дворянство группировалось по родству или вокруг персон, известных своим видным положением при дворе, — в России традиционно «место красит человека», несмотря на народную мудрость, уверяющую в неправильности такого взгляда. Большинство таких собраний поначалу носило характер стихийный и недоуменный.

Для Федора в эти дни главными поставщиками известий были его камердинер Семен и жена Дарья. И они старались вовсю.

— А что, батюшко, Федор Иванович, — начинал Семен, воротившись из очередного похода в город, — правду ли бают, что, как его величество государь дух-то испустил, так князь Иван Долгорукий-де, мол, с саблей наголо к народу выбег да и вскричал, мол: «Виват государыне императрице Екатерине!» — это как бы, значитца, сестрице евонной....

Федор плевался, кашлял, махал рукой и хрипел, что не было того и что врут люди. Он-де сам при кончине императора в лефортовском дворце обретался и все видел...

Семен глядел на барина недоверчиво, качая головою, говорил «ну-ну», «конешно, оно вам виднее», но уходил из опочивальни не убежденный.

2

Прибавление. ЗАГОВОР

Сегодня, когда многочисленные тайные в свое время документы и свидетельства, за давностью, обнародованы, прояснились и невидимые пружины, двигавшие интригу заговора 1730 года. Причем одним из деятельнейших сторонников самодержавной монархии без всяких ограничений, то есть фактически противником «затейки верховников» был не кто иной, как ближайший их товарищ по Верховному совету Андрей Иванович Остерман.

Осторожный и умный, он сразу понял, что в случае принятия кондиций, ограничивающих единодержавную власть, в олигархическом правительстве старой русской аристократии места ему не найдется. Кто он, Генрих Иоганн Остерман, безродный вестфалец, возведенный покойным императором всего-навсего в баронское достоинство? Это за его-то великие труды!..

Кроме того, в отличие от русских, Андрей Иванович никогда не забывал уроков, которые давала