Читаем без скачивания Славяно-русские древности в «Слове о полке Игореве» и «небесное» государство Платона - Леонид Гурченко

О социальном положении Бояна можно судить по составу свидетелей сделки: все они священнослужители. Этот признак является безупречным, и по нему с несомненностью можно заключить, что Боян был из среды духовенства, так как при сделке между светскими людьми такое не практиковалось, – свидетелями были также светские люди (Марасинова, 1966). Причем Боян принадлежал к высшей церковной иерархии: среди свидетелей находятся священнослужители высокого ранга. Так, например, один из них, Иван Янчин, надежно отождествляется со священником Андреевского-Янчина монастыря, основанного в Киеве Всеволодом-Андреем Ярославичем в 1086 г. для своей дочери Янки, который стали называть Янчиным монастырем. Отметим, что ошибочно считать, что земля перешла к другой вдове и другого Всеволода еще и потому, что «другой Всеволод» – это Всеволод О́льгович, который скончался в 1147 г., когда митрополитом Киевским был уже не Михаил, а Климент Смолятич. Помимо этого, «во второй четверти XII в.» игуменом Янчина монастыря был не Иван, а Григорий, он упомянут в начале этой «второй четверти», в 1128 г. (Макарий, 1995. С. 172, 609. № 68; С. 663). Автор записи о Бояновой земле не упомянул при именах свидетелей ни одной должности, занимаемой этими лицами, что, по сведениям М. Д. Приселкова, означает в таких случаях громкую известность данных лиц в Киеве во время записи (Приселков, 1940. С. 25, 27, 31). Подтверждением высокого социального положения Бояна служат размер и качество его земли, а следовательно, и ее стоимость – 700 гривен. Расположение надписей в этом соборе обусловлено социальной принадлежностью носителей имен, упоминаемых в надписях, значением изображений, на которых они выполнены, и значением архитектурных частей храма – его внутренних помещений, где эти надписи находятся. Таким образом, каждой надписи свойственно значение как единице языка храмовых граффито, – существует семантика самих надписей.

Запись о Бояновой земле находится в Апостольском приделе. В центре текста записи нацарапан голубь с оливковой ветвью в клюве. Выполнена запись 30 января, в день священномученика Ипполита. Но в этот день Церковь отмечает Собор вселенских учителей и святителей Василия Великого, Григория Богослова и Иоанна Златоустого. Видимо значение этих фактов определяется тем, что Боян был выдающимся русским богословом и его дарования позволяли соотносить его с апостолами, а также и с тремя вселенскими учителями и святителями. Обращает на себя внимание и тот факт, что передача земли во владение княгине Всеволода произошла перед Святою Софиею и в присутствии большого числа свидетелей из священства, а также огромная цена Бояновой земли. Вся эта дополнительная информация связана, таким образом, с именем Бояна.

Есть еще одна особенность в этой записи. Сторонами сделки выступают не Боян и вдова князя Всеволода, «Всеволожая», а сама митрополичья церковь, Святая София, в лице какого-то представителя священства, и вдова князя – с другой стороны. Следовательно, самого Бояна уже нет в живых. Это подтверждает и изображение в центре надписи голубя с оливковой ветвью в клюве. Согласно древнехристианской символике, подобное изображение означало слова «душа твоя в мире» (Высоцкий, 1966. С. 116; Фрикен. С. 58). Такое утверждение автора надписи ведет непосредственно к представлению о харизме, или благодати как особой божественной силе, ниспосылаемой человеку свыше не только с целью преодоления внутренне присущей ему греховности, но и для достижения спасения в загробном мире. Но чтобы сказать о Бояне, что «душа его в мире», что он спасен, он должен был обладать не только особой божественной силой, не только быть «вещим» (мудрым), но и совершить какие-то христианские подвиги. Только при этом условии можно было решиться сказать, что он спасен.

Итак, мы пришли к выводу, что Боян надписи и «Слова о полку Игореве» принадлежал к высшей церковной иерархии, являлся крупным землевладельцем, мог быть любимцем Ярослава, был выдающимся богословом и высоко одаренным писателем, русский по рождению – «Велесов внук», его «струны» сами славу рокотали князьям, кому хотели. Автор «Задонщины» дает на этот счет информацию – кому: Боян воздавал похвалу первым русским князьям – Игорю Рюриковичу, Владимиру Святославичу и Ярославу Владимировичу (ПЛДР, 1981. XIV – сер. XV в. С. 99). Остается ответить на вопрос: обладает ли каким-либо информационным содержанием наше утверждение, что в Древней Руси лица духовного звания владели землей? – При современном запасе исторических сведений у нас нет никакой причины настаивать, что знаем достаточно много об этом. Однако ценнейшим документом по истории земельных отношений в Древней Руси является вкладная Варлаама Хутынского, составленная около 1211 г. Основатель Хутынского монастыря Варлаам, в миру Алекса Михалевич, принадлежал к богатому роду. Будучи игуменом Хутынского монастыря, он являлся одновременно крупным землевладельцем и только после смерти завещал передать свои земли монастырю. Антоний, сверстник Варлаама, впоследствии Новгородский владыка, в миру Добрыня Ядрейкович, был сыном воеводы. Прокша Малышевич, в иночестве Порфирий, тоже был новгородцем знатного рода. Это цвет тогдашнего новгородского общества и землевладельцы. Антоний в своем описании путешествия в Царьград «не без удивления замечает о монастыре Иоанна Предтечи в Царьграде: «А сел не держат, но Божиею благодатию и пощением и молитвами Иоанна питаеми суть» (Подвигина, 1976. С. 46). Сходное положение дел следует предполагать и в Киеве, как и в Новгороде: постригались представители знатных родов, землевладельцы. Сведения об этом имеются в Киево-Печерском Патерике. Монастыри села держали. Также священно– и церковнослужители – члены причта – владели участками земли, им принадлежащими.

Теперь мы можем легко установить значение наших выводов: они гарантируют, что Боян – это киевский митрополит Иларион, христианский идеолог, автор знаменитого «Слова о законе и благодати», в котором его «живые струны» сами славу рокотали Игорю, Святославу, Владимиру, Ярославу. Вот «гусленные буйные словесы» Бояна:

Похвалим же и мы, по силе нашей,малыми похвалами, великое и дивное сотворившего,нашего учителя и наставника,великого царя нашей земли Володимера,внука старого Игоря, сына же славного Святослава,которые, в свои лета владычествующе,мужеством же и храборством прослыли в странах многих.И победами и могуществомпоминаются ныне и слывут.Ибо не в худой и неведомой земле владычествовали,но в Русской, которая ведома и слышимавсеми четырьмя концами земли.Сей славный от славных родившийся,благородный от благородных, царь наш Влодимер,и возрос и окрепнул в ранней молодости,больше же возмужав, крепостью и силой совершенствуясь,мужеством же и знанием преуспевая.И самодержцем был земли своей,покорил под себя окрестные страны:иные миром, а непокорные мечом.И так ему, в дни свои живущемуи землю свою пасущемуправдою, мужеством же и знанием,пришло на него посещение Вышнего,призрело на него всемилостивое око Благого Бога,и воссиял разум в сердце его,чтобы разуметь суету идольской лжи,взыскать Единого Бога,сотворившего всю тварь, видимую и невидимую…

Далее, за похвалой Владимиру, – похвала его сыну Ярославу-Георгию (Молдован, 1984. Стб. 184б, 185а, 185б, 191б, 192а, 195а).

По данным некоторых исследователей, Иларион был родом из Тмуторокани* (Ляшевский, 1968. С. 204; Карташев, 1993. С. 170). В «Повести временных лет» специально выделено, что он «русин». «Он был старшим священником (пресвитером-старейшиною) при церкви святых Апостолов в любимом селе великого князя (Ярослава) Берестове и отличался необыкновенным просвещением и благочестием между современниками… не ограничиваясь исполнением обыкновенных своих обязанностей, стремился к высшим духовным подвигам, часто удалялся из села Берестова на соседственную гору, где ныне Киево-Печерский монастырь, покрытую тогда великим лесом, ископал себе там небольшую пещеру в две сажени и предавался в ней уединенной молитве и богомыслию» (Макарий, 1995. С. 130), «пел там церковные часы» (ПВЛ). Иларион происходил из богатого, знатного рода, пользовался большим уважением великого князя Ярослава (Богословский словарь, 1992. Стб. 932). В 1051 г., минуя волю Константинопольского Патриарха, Иларион, по настоянию Ярослава, был избран русскими епископами митрополитом Киевским, первым из русских – до него были греки. Иларион в свою очередь поставил русского епископа в Тмуторокани (Пашуто, 1968. С. 80), на своей родине, в «земле Трояна» – так называет Приазовские земли автор «Слова о полку Игореве».

В записи о настоловании его митрополитом, сохранившейся в копии на рукописи «Слова о законе и благодати», в сборнике второй половины XV в., Иларион называет себя монахом и пресвитером (Молдован, 1984. С. 4, 20. Рис. 2). Этот факт представляется важным для отождествления Илариона с другим историческим лицом, поэтому мы вынуждены обратить на него внимание. Митрополит Иларион, по-видимому, был инициатором замены греческой системы права на русскую, когда он вместе с Ярославом «сложил есмь греческыи Номоканун» (Номоканон) – «отменил, отверг, отказался» (Щапов, 1971. С. 71–79), – так можно сформулировать то, что неявно заключено в слове «сложил». Его соавторство с Ярославом в составлении церковного Устава-судебника засвидетельствовал сам Ярослав во вступительной статье Устава: «Вот я, князь великий Ярослав, сын Владимира, по завещанию отца своего, обдумав теперь с митрополитом с Ларионом, сложил (отменил) греческий Номоканон» (пер. наш) (Молдован, 1984. С. 5).