Читаем без скачивания Королёв - Максим Чертанов

— От стенки отойди, а?

Почему-то К. не послушался. Человек в форме широко зевнул, прикрыв рот ладонью.

— Ладно, — сказал он, — стой где стоишь… (К. со стоном опустился на корточки.) — Ну, ты совсем обнаглел… Вам, диверсантам, палец дай — всю руку отхватите… Ну, ты это…

— Пить… — прохрипел К., — пить…

Человек в форме вздохнул.

— Дайте воды напиться, — пробормотал он, — а то так есть хочется, что переночевать негде… — Он подошел к высокому шкафу и, приподнявшись на цыпочки (он был маленького роста), снял оттуда графин с водой и налил ее в стакан — полный стакан, до самых краев полный! — На, пей, зараза… Смотри не подавись…

И тогда я во второй раз увидел в глазах К. прозрачные капли воды — слезы. Прежде я считал, что люди плачут, когда им делают что-то плохое, а К. не плакал, когда его избивали резиновой трубкой с металлом внутри, не плакал, когда в его тело вонзались стальные шильца — тогда он стонал от боли, но не плакал, так почему же теперь?

Он выпил воду, и человек в форме налил ему еще. Он отдал К. почти всю воду, что оставалась в графине, лишь малую ее толику плеснув в горшок с увядшей геранью.

Оказывается, люди плачут от тех же самых чувств, что и мы.

— День добрый, — сказал светловолосый, входя в кабинет. (За несколько секунд до этого, услышав приближающиеся по коридору шаги, человек в форме сурово приказал К. встать и отойти от стены, и на сей раз К. подчинился.) — Что тут у нас?

— Порядок, товарищ младший лейтенант.

(Если это — младший, то каковы ж у них старшие? Об этом я боялся даже подумать.)

— Это хорошо, что порядок… Можете идти… Эй, а водичка куда девалась?

— Виноват, товарищ младший лейтенант. Цветок полил. Засыхает совсем цветочек-то.

— Выкинуть бы эту дрянь… — проворчал светловолосый.

Я был в отчаянии: другого убежища, внутри которого моя душа могла вытерпеть достаточно долгое время, в кабинете не имелось. Но светловолосый не отдал приказания уничтожить герань, он, кажется, тут же и позабыл о ней. Отпустив человека в форме, он ключом отпер металлический шкаф, достал папку, которую спрятал туда его товарищ (цели этих постоянных исчезновений и появлений папки я так никогда и не смог понять), и на время углубился в изучение содержащихся в ней листов бумаги.

— Отлично, — сказал он наконец. — превосходно… (Все-таки роль доброго следователя была светловолосому привычней или, быть может, больше соответствовала его природному характеру.) Связь с Тухачевским, стало быть, не отрицаете… Будем надеяться, что и дальше у нас все хорошо пойдет… Вы уж постарайтесь не огорчать нас сегодня — у Б. (он назвал своего коллегу по имени, а имена их были — Б. и Ш.) и без вас неприятности, дочку в больницу свезли, как бы не пневмония, а то и похуже что — температурит, бредит… У вашей-то дочурки, кажется, все слава богу… А? Вы что-то сказали? Нет? Слава богу, говорю, что Наташа ваша здорова… Конечно, домашний уход… В детдомах-то… нет, у нас в детдомах, конечно, все самое лучшее, все, но… все-таки материнская забота… а вот если у кого и отец и мать в лагерях… ну, и бабушка тоже — тогда, конечно…

Ничего этого я толком не понял. Что такое «детдом»? Что такое «лагеря»? Эти явления не были мне известны. В мозгу К. при этих словах светловолосого замельтешили какие-то хаотические картинки, но я на сумел их как следует разобрать, видел только: много, много, очень много людей; много, много, много маленьких людей (детенышей)… Что все это значило?

— Я… я встречался с Тухачевским, — сказал К., хотя светловолосый его ни о чем сейчас не спрашивал; мучительный страх, терзавший его в эту минуту, расходился по комнате такими мощными волнами, что я изумлялся, как светловолосый этого не чувствует.

— Да я понял, понял, что встречались! — расхохотался светловолосый. — Послушайте, Сергей Палыч… Да вы присядьте… Ну же, ну! Можете сесть на стул. (К. не двинулся с места.) Не бойтесь, не бойтесь… Я же вижу, что вы устали.

Неверными, мелкими шажками, будто ноги его были скованы железом, К. приблизился к стулу, дрожащие руки его ухватились за спинку. Он попытался сесть, но не смог, упал. Нет, светловолосый ничего ему не сделал. Просто координация движений изменила ему. Он лежал на полу, скорчившись, подтянув колени к подбородку — так, я знал, в утробе матери покоится детеныш. Светловолосый встал и очень медленно пошел к нему. К. даже не прикрыл руками лицо, он всякий раз это делал, когда к нему приближались, но сейчас, по-видимому, у него даже на это движенье не осталось сил. Некоторое время светловолосый, широко расставив свои крепкие, здоровые ноги, покачиваясь, заложив руки в карманы, сверху вниз смотрел на него. Потом добродушно усмехнулся.

— Ну, полежите, — сказал он, — полежите, ежели вам так больше нравится… (Воистину сегодня у К. был счастливый день.) Что вы можете сказать о Туxaчевском?

— Не знаю, — прошептал К. — Я общался с ним очень мало, только непосредственно по службе…

— Это естественно, — сказал светловолосый, — раз, будучи замом наркома, он курировал авиацию и новые разработки… А портсигар он вам за что подарил? Серебряный портсигарчик, а? За преданную и верную службу?

— Это было постановление Осоавиахима… За оборонную работу…

— Портсигар?!

— Да нет же — знак почетный… К нему — именной портсигар…

— Хороший подарок, — сказал светловолосый. — Кстати, закурить не хотите? — Глаза К. расширились от удивления, и я лишь сейчас ощутил, как — не столь мучительно, как жажда, но очень остро — его все эти часы и дни терзало еще какое-то, абсолютно непонятное мне, физиологическое желание. — Пожалуйста…

К., собравшись с силами, смог взгромоздить свое непослушное тело на стул; светловолосый протянул ему зажженную, приятно пахнущую палочку — сигарету. К. жадно затянулся дымом. О да, сегодня все точно сговорились ласкать и баловать его — отчего же страх его никак не проходил? Много, много, много детей в одной комнате — что в этом так его пугало?

— Да, щедрый был человек, — сказал светловолосый, — к друзьям своим щедрый и сам пожить любил… Одевался щеголем, к вещичкам красивым был неравнодушен… Маникюр, говорят, сам себе делал — все с пилочкой, с пилочкой… Ужасно. правда?

— Что?

— Ужасно, говорю, что на такой высокий пост смог проникнуть изменник и шпион. Вы со мной не согласны?

— Согласен, — сказал К.

Я наверняка знал, что К. лжет; почуял это и светловолосый — иногда люди бывают почти так же восприимчивы к тайным мыслям друг друга, как и мы.

— А я думаю, — сказал светловолосый, — что вы придерживаетесь иного мнения… Тухачевский был вашим главным покровителем, институт целый под вас создал… И взгляды на обороноспособность страны у вас были одинаковые: навредить, как можно больше навредить. Конница — вот что решит исход будущей войны! А вы с вашими техническими фокусами сознательно гробили народные деньги… Ладно, товарищ Ворошилов вовремя с гадюшником вашим разобрался. Конница, доблестная конница товарища Буденного… Степь, эх, ветер, гривы развеваются… Шашки — наголо… Вот бы мне туда сейчас — а не с вами лясы разводить…

А вот теперь мне показалось, что светловолосый, восхваляя доблестную конницу, несколько иронизирует, ерничает даже (занятия, не вовсе чуждые и нам, марсианам); возможно, если б К. мог это понять, ему стало бы чуть легче. Но он едва слушал, что следователь говорит ему. Он совсем о другом думал: маленькая девочка, что спит в ванне, водруженной на два ступа (кроватку купили не сразу — некуда было поставить); пожилая женщина; молодая женщина с золотою косой… И — вина, острое чувство вины, но не перед следователем, как должно было бы быть, а перед этими тремя… «Ксана, у меня ничего с ней не было». — «Сергей, ты не умеешь врать». — «Она для меня ничего не значит, клянусь». — «Черт, за что ты меня так мучаешь?» — «Ксюша, хватит. Сколько можно об этой чепухе. Наташка ревет, поди посмотри…»

— Так какие шпионские задания вы получали от Тухачевского?

— Никаких я от него заданий не получал…

— Все в благородство играете — глупо, глупо! Он — негодяй, черная душонка — всех ваших друзей и вас втянул в преступление — а вы…

Пожалуй, это уже было кое-что. И, заранее обжигаясь ненавистью, я захотел узнать о человеке, чье имя услыхал сегодня впервые (ибо, не являясь ученым, он не входил в сферу наших интересов), чуть побольше — хотя бы какой-нибудь поймать обрывок, что позволит мне судить о цвете его души…

— …Подождите, Михаил Николаевич! Постойте! (Это — рыжий Ц., адресуясь к красивому статному человеку, которого все, кроме Ц., называют «товарищ маршал».) Мы ж вам еще не показали двадцать четвертую… Видите ли, весь фокус в том, что там есть одна такая любопытная шту…