Читаем без скачивания Никогда не знаешь, что ждать от женщины - Джеймс Чейз

— Вы скажете, что сделали с пудреницей, или это придется выколачивать из вас?

— Я рассмотрел все, как следует. Пудреница превратилась всего лишь в щепотку пыли.

Я попытался освободить руки, но узлы были завязаны на совесть.

Толстые пальцы сжали мою шею.

— Вам лучше сказать правду, мистер Джексон, — шепнул он мне на ухо. — Где пудреница?

Я бросил взгляд на Паркера, стоявшего возле камина. Он наблюдал за развитием событий со злорадной улыбкой на лице.

— Мне нечего сказать тебе, старина, — повторил я, ожидая, когда же он сдавит мою многострадальную шею. Ждать долго не пришлось. В висках билась кровь, в ушах звенело, а перед глазами поплыли разноцветные круги.

— Так где же пудреница, мистер Джексон? — откуда-то издалека донесся голос Германа.

Я ничего не ответил, и он еще сильнее сжал мою шею. Нет ничего хуже, когда вас душат. Наступил полный провал сознания…

Я очнулся от того, что в лицо вновь брызгали водой. В глазах прояснилось. Рядышком стоял Герман и тяжело дышал.

— Вы глупы, мистер Джексон, очень, очень глупы. Скажете где пудреница, я отдам вам деньги и вы сможете спокойно уехать. Где пудреница?

Я дернулся, пытаясь вырваться из его рук, но толстые пальцы цепко сжимали мое горло. После нескольких секунд безуспешного сопротивления, я вновь потерял сознание.

Когда я снова открыл глаза, часы над камином показывали тридцать пять минут первого. В комнате было тихо и спокойно. От настольной лампы лился мягкий, расслабляющий свет. Не поворачивая головы, я осмотрел комнату.

Под лампой с толстой сигарой во рту сидел Паркер, читая книгу. К моему большому удивлению, оказывается, он умел читать. На столе, возле его локтя, лежала кожаная дубинка с набалдашником. Германа в комнате не было. Я ничем не выдал, что пришел в себя. У меня сложилось впечатление, что, обнаружив это, теперь уже Паркер примется обрабатывать меня. Шея моя болела, словно на нее обрушился небоскреб. Кровь все еще шла у меня из носа. Я чувствовал себя свежим и бодрым, как десятидневный труп. Услышав, как скрипнула дверь, я притворился мертвым и, закрыв глаза, застыл, как манекен в витрине.

Я узнал ее запах, когда она прошла мимо меня. Веда подошла к Паркеру.

— Тебе здесь нечего делать, — резко бросил он. — Что тебе нужно? Давным-давно пора спать.

— Он что-нибудь сказал?

— Еще нет, но скажет. Будь уверена!

Он утверждал это слишком уверенно. Слишком!

— Он до сих пор без сознания?

— Не знаю, да это меня и не интересует. Иди спать.

Опять ее шаги направились в мою сторону. Она переодела белое платье и снова была в желтых брюках. Я взглянул на нее: она была бледна, а глаза лихорадочно блестели. На мгновение наши взгляды встретились, и она тут же отвернулась.

— Он все еще без сознания, — соврала она Паркеру. — И выглядит неважно.

— Он еще и на половину не выглядит так, как будет выглядеть, когда вернется Корнелиус. Убирайся! Тебе здесь не место!

— Где Герман?

— Поехал к дому Бретта, чтобы узнать, не обнаружилось ли что-нибудь.

— Но что там может обнаружиться? Ведь там полно полиции.

— Это не мое дело! Иди спать. — Голос Паркера звучал раздраженно. — Я не хочу тебя видеть здесь.

— Ты не сердишься на меня, Доминик?

Я очень медленно повернул голову, чтобы видеть ее. Она стояла перед ним, касаясь рукой дубинки, и не сводила с него глаз. У меня заболели глаза.

— Нет, не сержусь, — ответил он. — Иди спать. Тебе здесь нечего делать.

— Ты думаешь, он спрятал ее?

Паркер сжал кулаки.

— В том-то и дело, что не знаю! Вот тут у него преимущество. Все пропало, рухнули все планы и мы так ничего и не узнаем, — он в отчаянии постучал кулаком по столу. — Напрасно Корнелиус доверился этому негодяю.

— Да, — теперь она держала дубинку в руках. — Но Корнелиус может и не попасть в дом Бретта, не так ли? Не понимаю, зачем он уехал?

— Я ему говорил об этом. Но он и слушать ничего не желает. Если он ничего не выяснит, то убьет Джексона. Я не сомневаюсь в этом.

Она отступила на шаг назад и посмотрела на ноги Паркера.

— А это что такое?

Это был обычный спокойный вопрос. Он одурачил Паркера и почти одурачил меня. Паркер наклонился, чтобы посмотреть. Его затылок был отличной мишенью. Она ударила изо всех сил, и Паркер повалился на пол, даже не охнув.

Веда отступила назад, уронила дубинку и закрыла лицо руками.

— Мне нравится ваша манера отвлекать внимание.

Веда быстро повернулась и посмотрела на меня.

— Мне ведь ничего другого не оставалось, правда? Я ведь не могла больше позволить мучить тебя.

— Это очень справедливо. А что, если ты меня освободишь?

Она подошла к столику и разыскала нож.

— Моя машина ждет, — сказала Веда, сноровисто разрезая веревку. — Если бы я только знала, куда мне ехать.

— Ты хочешь сказать, что уедешь со мной?

— А что мне еще остается делать? — нетерпеливо произнесла она. — Если Корнелиус застанет меня здесь после всего того, что я здесь натворила, легко представить, что он со мной сделает.

Я отбросил последний кусок веревки и встал, пошатываясь. Шея ужасно болела, и я непроизвольно погладил ее.

— Как только я тебя увидел, сразу понял, что мы будем действовать сообща. — Я доковылял до стола и налил себе полный бокал виски. Пить было болезненно, но потом сразу полегчало. — Мы поговорим, как только выберемся отсюда. Но не могу же я уйти в таком виде. Где Паркер держит свою одежду?

— Наверху. Кстати, а с ним все будет в порядке?

— Вне всякого сомнения. Правда, поваляется еще часика два. Подожди меня, я ненадолго.

Я подошел к Паркеру, вытащил револьвер и сунул его в карман.

Переодевание заняло несколько минут. Костюм пришелся в самый раз, лишь пиджак немного жал в плечах. Я разыскал белый шелковый шарф и обмотал им шею, чтобы не было заметно кровоподтеков. Голова и шея по-прежнему болели, но чувствовал я себя гораздо лучше. Бегом я спустился по лестнице и вошел в гостиную. Она ждала меня. Я мельком взглянул на Паркера. Он не придет в себя еще несколько часов, это ясно.

— Я готов, — сказал я с улыбкой.

— Куда мы поедем?

— В Санта-Медину. Это неподалеку. Когда мы узнаем друг друга поближе, подробнее обсудим наши дела. Ты возьмешь с собой что-нибудь?

— Мой чемодан уже в машине.

— Похоже, что ты заранее приготовилась.

— Да. Как только уехал Корнелиус, я решила, что поступлю именно так.

Сердце мое забилось сильнее.

— Не знаю, что и думать. Почему это ты решила уехать со мной?

Она промолчала, не взглянув на меня.

— Тогда в путь, — сказал я, когда понял, что ответа не будет.

— Поцелуй меня, — прошептала она.

Ну, этого-то хотел и я. Когда она прильнула ко мне, я весь задрожал от возбуждения.

— Теперь двинулись, — сказала она, и мы направились к выходу. Открыв дверь, мы остановились как вкопанные. На первой ступеньке стоял Герман. Он был поражен не меньше нашего. Я выхватил оружие первым.

— Руки! — приказал я.

Герман поднял руки. Его маленькие глазки внимательно следили за мной и Ведой, но лицо было спокойным. В машине сидел Макс. Он удивленно смотрел на меня и весь трясся от страха.

— Вылезай, — скомандовал я ему. — У Германа в правом кармане пистолет. Забери его.

Макс безропотно вышел из машины, обошел толстяка и вытащил из кармана пистолет.

— Возьми оружие у Макса, — попросил я Веду.

Она подошла к Максу и взяла у него пистолет.

— Глупышка, — проговорил Герман, — ты еще пожалеешь об этом.

— Заткнись, — рявкнул он. — Она едет со мной.

— Ну что ж, удача на этот раз улыбнулась вам, мистер Джексон, — сказал он хладнокровно. — Я разыщу вас и тебя, Веда. — Он казался очень спокойным и уверенным в себе. — Я разыщу вас, можете быть в этом уверены.

— Идите и разделите компанию с Паркером. Одному ему скучно. И давайте сюда ваш перстень, в настоящий момент я нуждаюсь в наличных.

Он посмотрел на перстень, потом на меня.

— Если он вам нужен, возьмите, — и он сложил свою громадную лапу в кулак.

— Вы забыли, что на этот раз револьвер у меня. А диктует условия всегда тот, у кого оружие.

— Но не в таком положении, как вы, мистер Джексон.

— Дайте-ка мне его, старина.

Он не двигался, и я чувствовал на себе взгляд Веды. Если я оставлю бриллиант у этой обезьяны, я здорово проиграю в ее глазах. Тем более, что я отчаянно нуждался в деньгах. Но подходить к нему я не собирался. У меня не будет ни единого шанса вырваться, если его пальцы вновь сомкнутся на моем горле.

— Мне очень жаль, Герман, — тем более, что это было недалеко от истины. — Но мне ужасно нужен этот перстень. Если я его не получу, придется попортить ваши ноги. Даю вам три секунды.

Он посмотрел на меня, потом его рот искривился. Это был первый признак ярости, замеченный мной за все время. Он понял, что я не шучу.